Рассказ о плавании, которое длилось две навигации, и людях, сумевших провести речные суда через суровые моря двух океанов.
После долгой зимовки вновь раздалась команда: «Вира якоря». Мы выходим из Анадырского лимана. В прошлую навигацию наш караван сумел добраться из Архангельска до Анадыря. Здесь нас и застала непогода, зима. Здесь и встали у причалов суда, ожидая будущей навигации, чтобы продолжить плавание к нашим восточным берегам. И вот она наступила...
В порт, по-хозяйски снуют маленькие речные СТ. Год назад они совершили с нами переход и теперь работают в Анадыре — порту приписки. Перегонную команду на них сменила новая, постоянная, и, верно, эти ребята не знают, что их суда наши долгие попутчики... Но едва мы выбрали якоря, на наши прощальные гудки именно СТ, не прекращая работы, отозвались длинными, пронзительными гудками. было спокойно. Ветра не было, суда шли, радиооператоры поддерживали связь между судами. Но этот апельсиновый горизонт в полнеба! Было что-то неправдоподобное в этом цвете, что-то мистическое в кровавых и черных стремительных надрезах... К девяти часам вечера закат растворился, небо впереди почернело. Пошел дождь. Через час волна стала больше, накатистей. Караван все еще продвигался к черневшему впереди циклоническому небу. Ветра еще не было, только низкие тучи, похожие на горы, окружали караван со всех сторон. Вместе с дождем пошел мягкий снег. Тучи все больше смыкали свой круг, и было такое впечатление, что караван стоит в бухте, защищенный со всех сторон горами, и только высоко-высоко над нами чистый кусок темно-синего неба и в нем спелые, вызревшие звезды.
Выходим в открытое море. «Якоря крепить по-походному». Сколько раз мы слышали эту фразу и принимали ее как сигнал к долгому плаванию, плаванию без причалов!.. После этой команды где-то внутри тебя начинает звучать далекий камертон, от него щемит в груди и тревожное напряжение пробегает по мышцам, как бывает, когда после перерыва вновь берешься за необходимую тебе работу и становишься сосредоточенным и молчаливым. Сейчас нас ждали Тихий океан и причалы далеких пока Николаевска-на-Амуре и Находки...
Уже конец июля, а в Беринговом море еще следы прошлогодней зимы — лед.
Стае стоит за гирокомпасом, его крепкие руки словно не переставали держать штурвал. Смотрю на него и думаю, что он как-то сразу включился в работу, минуя то состояние размагниченности, которое нередко возникает после прощания с портом.
Кеша с Николаем, закрепив стальным тросом бочки у фальшборта, подгоняют деревянные распорки на стояках между бочками и выступом трюма: они знают, что такое океан.
Борис Дьячков, радист, тихо говорит мне, что идем мимо «нашей» бухты. Сейчас над бухтой яркое солнце, вода спокойная, тихая. Даже скала, выпачканная зелеными мазками, совсем другая. Она обрушилась, и видны четкие полосы породы. Тогда она была белой, нависшей над берегом.
Как будто мы были не здесь, как будто не здесь нас за год до этого трепал шторм!..
...Вечер шестого октября караван встретил тогда в Беринговом море. Закатное солнце подсветило море, корпус корабля, заглянуло в иллюминатор. Чем ниже уходило солнце за линию горизонта, тем большее зарево разливалось по небу. Густое и красное, оно словно растворялось в небе, бледнело, отдавая свой цвет. Апельсиновый горизонт резко прочертили похожие на черные молнии тучи. Судно перекладывала с борта на борт крупная зыбь, но в Тихом океане это дело обычное. Пока все
Мы смотрели на это как на чудо. Неожиданно в неположенное время пришла радиограмма: «Находитесь в центре циклона смещающегося норд-ост тчк». Но море все еще спокойно. Только волна более глубокая и накат ее продолжительней. Наше судно все глубже зарывалось носом, все выше его выносило на гребень волны... И вдруг первый неожиданный удар. Откуда подкралась эта волна — непонятно. Но это как удар из-за угла. Мощный, внезапный. Волна накрыла шлюпочную палубу, опрокинула на борт судно, вспенилась и рассыпалась. Было слышно, как что-то внутри судна не устояло и покатилось. Эта волна показалась случайной, но прошло несколько минут, и только было забыли об этом ударе, как новый мощный и снова неожиданный бросок, сильный крен и вслед за ним удар. Дверь рубки распахнулась, и всех окатило водой. Удары волн становились все чаще, чаще, началась какая-то фантастическая пляска. Все, что было не закреплено, полетело на палубу. Уже не было видно ни синего клочка неба, ни черных туч, похожих на горы. Вода вдруг вспенилась, закипела. С оглушительным ревом налетел шквальный ветер. Он ревел, как аэродинамическая труба, из которой с бешеной скоростью вырывался снег. Волн не стало. Не стало неба. Был только кипящий водоворот. Снежный заряд закрыл не только впереди идущее судно — ничего не было видно на расстоянии пяти метров. В течение пятнадцати минут шторм достиг двенадцати баллов.
Флагман передал по каравану: «Идем в ближайшее укрытие» — и сообщил координаты.
Наш капитан Михаил Тимофеевич вызвал радиста Палагина. Пока Палагин настраивал ослепший локатор, капитану помогли открыть дверь рубки, и он с биноклем вышел на мостик, пытаясь разглядеть маяк. Согнувшись, прижимаясь животом к борту, он вглядывался в море. Что он там видел?
С локатором явно что-то случилось. Наконец Палагин сообразил, в чем дело: снежный заряд забил антенну, излучающая поверхность ее заледенела, покрылась толстым слоем снега, и антенна заземлялась. Надо было очистить ее. Кто?
Втроем приоткрыли дверь, и двое выбрались наружу — Палагин и Стас. Мы видели, как они пробирались вдоль борта на верхнюю палубу. Их руки скользили по обледеневшему борту. Обоих накрывало волной. Каждый из нас в рубке чувствовал, как их одежда леденеет... Добравшись до скобтрапа, Стас и Палагин оказались совсем не защищенными от ветра и снега. Палагин страховал снизу, Стас полез наверх: обхватив левой рукой скобу, правой хватался за следующую, поднимаясь на ступеньку трапа и стараясь прочно поставить ногу. Даже уткнувшись подбородком в грудь, Стас с трудом втягивал воздух. Ветер буквально отдирал его тело от мачты. Выше, выше — еще один шаг, а судно кренит с борта на борт, и Стас, приникший к мачте, раскачивается... Наконец, выбрав момент, он обхватил одной рукой мачту, скрестил ноги и, прижимаясь еще плотнее, вдавливая себя в железо, начал свободной рукой счищать снег и отдирать лед. Локатор ожил.
— Кажется, флагман бросил якорь, — проговорил Михаил Тимофеевич, согнувшись над локатором. И, словно в подтверждение, в динамике радиотелефона раздался голос Бориса Дьячкова — тогда он был радистом флагмана:
— Я — «Балтийский». По каравану... Отдали якорь. Не прошло и нескольких минут, как в радиотелефоне возникло:
— «Балтийский», я — «Стрелец». Судно выскочило на камни. Получили пробоину. В машинное отделение поступает во... — Голос оборвался на полуслове. Все переглянулись, а Палагин бросился в радиорубку. И снова в динамике возник голос Бориса Дьячкова:
— «Стрелец», «Стрелец», я — «Балтийский». «Стрелец», отвечайте...
«Стрелец» молчал; но вместо него в эфир вклинился голос радиста «Онеги».
— Я «Онега», «Онега», судно сильно трясет. Очевидно, выскочили на камни,
В рубку вбежал Палагин.
— «Стрелец» тонет, надо запеленговать его...
К тому, что «Онега» выскочила на камни, все отнеслись тогда, после сообщения о «Стрельце», спокойно. Пробоины на «Онеге» не было, а на «Стрельце», казалось, дела были плохи. И главное его не было слышно.
...Все произошло, как выяснилось потом, очень быстро. «Стрелец» бросало из стороны в сторону. В локаторе изображение ухудшилось, но он показывал, что до берега оставалось около мили. Только капитан приказал отдать якорь, как судно подхватила волна, высоко подняла и бросила на камни. Машинное отделение получило пробоину и в минуту было затоплено водой. Генератор еще несколько секунд продолжал работать, но заглох, и вся бортовая электросеть отключилась. Автоматически врубились аварийные аккумуляторы, внутри и снаружи вспыхнули огни. Радист перешел на аварийную рацию, и только тогда Борис Дьячков сумел пробиться к нему:
— Сообщите положение судна...
«Стрелец» постепенно кренился на один борт. Корма его затонула, и до вельбота на главную палубу добраться было невозможно. Волна накрывала судно, и только нос его и палуба мостика еще были наверху. Каждую минуту новой волной судно могло сбросить с камней и перевернуть. Вся команда собралась в ходовой рубке. Только один радист оставался в радиорубке. Случись тогда новая беда, он не сумел бы выскочить. Команда надела спасательные жилеты. Матросы, едва удерживаясь на ногах, вышли на верхний мостик, вскрыли контейнер и разложили резиновый плот, пытаясь надуть его...
