Встали, пошли чуть быстрее, чтобы согреться. Ватные брюки затвердели и безжалостно натирали ноги. Ветер и буран все плотнее. В нескольких шагах ничего не было видно. Приходилось идти, опустив голову, наклонившись вперед. Ноги проваливались в снег. Впереди по-прежнему шли Кеша и Николай. Шли, прислушиваясь к шуму реки и придерживаясь невидимого за пургой берега. Остальные ступали за ними след в след. На ходу устраивали перекличку:
— Николай! — кричит капитан.
— Я здесь!
— Боцман!
— Я здесь, товарищ капитан.
Ветер валил с ног. Все глубже становился снег, и все беспощаднее слепила пурга.
— Боцман, приготовьте конец, — сказал капитан.
Боцман достал веревку. Передал Николаю.
Остальные зажали веревку под левую руку.
— Пошли...
А тем временем Борис Дьячков передавал радиограмму начальника каравана Наянова:
«Полярная станция бухта Гавриила тчк Прошу сообщить прибыла ли часть экипажа п/х Онега в составе девяти человек зпт если прибыла как состояние здоровья зпт возможность доставки их в Анадырь тчк Прошу информировать Наянов».
Из бухты Гавриила ответили:
«Обошли всю долину между бухтами Гавриила зпт Ушакова вплоть до верховья реки Плавниковой зпт людей не обнаружили тчк Регулярно подавали сигналы ракетами тчк В горах много снега зпт в ручьях резко повысился уровень воды что возможно затрудняет передвижение людей».
Из Провидения передали радиограмму во Владивосток, на спасатель и на наш флагман.
«Экипаж парохода Онега полярную станцию бухте Гавриила не прибыл тчк Улучшением погоды направим поиски авиацию тчк»...
Девять человек шли, держась за веревку, чтобы не потерять друг друга. Замерзшие, они двигались медленно и не прошли даже трети пути. Идти вперед стало бессмысленно: все могли замерзнуть. К тому же они не имели возможности сообщить свои координаты, связаться с бухтой. Нужна рация, а она была только на оставшемся судне. В буране, в этом месиве дождя и снега, экипаж найти труднее, чем если бы он был на корабле. И хотя на судне погашена топка, это все же свой дом, пусть даже с холодными стенами... Но главное — рация. И капитан принял решение — вернуться...
Девять человек повернули назад, к морю.
От дождя и стаявшего снега, от начавшегося прибоя и ручьи, и два притока, и река Плавниковая разбухли, стали глубже. Девять человек шли, не выбирая брода, срезая путь: скорее, скорее к морю и к своему кораблю! Они шли к нему как к спасению.
Мороз и ветер не давали отдохнуть. Капитан обморозил ноги, ребята едва шли...
К морю вышли, когда сильно стемнело, правда, еще издали увидели силуэт «Онеги» напротив скалы. Но на этом еще не кончились их беды. Оставалось, последнее, но самое трудное: попасть на судно.
А между тем поиски экипажа «Онеги» продолжались. Как выяснилось позже, зимовщики прошли навстречу морякам более половины пути, так что группы разделяло — казалось бы, пустяк! — десять-двенадцать километров, но среди скал, в буран, это расстояние надо бы удесятерить. Посла безуспешных поисков зимовщики вернулись обратно. На следующее утро была снаряжена большая поисковая группа. Она обследовала весь район, подавала ракеты, вышла к устью реки Плавниковой, но людей не обнаружила. Выслали на поиски авиацию. Вертолеты забирались в самые невероятные места, опускаясь между скалами, в расщелины, где одно неверное движение или сильный порыв ветра — и вертолет бросит на камни... За жизнь экипажа «Онеги» боролись десятки людей...
Капитану труднее всех — у него плохо с ногами. Восемь человек отрыли засыпанную галькой шлюпку и подтащили ее к воде. Надо было удачно выбрать момент и, когда подойдет накатная волна, вскочить в шлюпку и с накатом уйти. По приказу капитана на шлюпке пошли пятеро. На берегу остались капитан, стармех, боцман и машинист.
Ребята с трудом подгребали к судну. Шторм не разбил его, но подтащил по гряде к берегу. Утром с начавшимся отливом судно как бы выросло из воды, и борт стал очень высоким. Подошли почти вплотную. Второй механик попытался набросить петлю на киповую планку, но не попал. Ребята, замерзшие и уставшие, ослабили гребки, и сильное течение понесло лодку к носу судна, а там подхватила уходящая от берега волна. Еще немного, и шлюпку унесло бы в открытое море. Но Николай и радист успели схватить висевшие на якоре веревки и начали притягивать шлюпку к борту. Двое работают веслами, а Кеша и Николай, стоя, осторожно перебирают ладонями вдоль борта, словно идут по карнизу, и постепенно передвигают шлюпку к корме. Наконец шлюпку подхватило течением, и, работая веслами, ребята придержали ее у борта. Механик сделал еще одну попытку — и петля опустилась на выступ киповой планки. Подтянули шлюпку вплотную к борту и налегли на весла, удерживая ее. Трое ухватились за конец, и механик крикнул двоим на веслах:
— Гребите из всех сил...
Удерживать шлюпку было очень трудно. Ее то поднимало, то опускало на волне, а сильное течение сносило в сторону.
— Давай, Кеша! — закричал механик.
Кеша ухватился повыше за веревку, механик подсадил его и подставил плечо. Кеша передохнул, сделал рывок и только схватился за пленку, как шлюпку снова бросило в сторону. Механик и Николай не выпустили веревку из рук. Она натянулась вдоль борта под грудью Кеши, плотно врезалась в борт, и схватиться за нее ослабевшими пальцами не удалось. Кеша повис на руках, ухватившись за планку.
— Держись! — крикнул механик.
Ребята налегли на весла, механик и Николай на веревку, но преодолеть несколько метров против такого течения — это преодолеть пропасть.
— Держись! — заорал Николай.
Пальцы рук у Кеши онемели, ноги скользили уже по борту и вдруг почувствовали опору: ребята подтянули шлюпку, и механик подставил спину. Кеша секунду отдохнул, подтянулся, перекинул тело через борт, еще секунду полежал плашмя, вскочил и перенес петлю с планки на высокий кнехт. Теперь конец прочно держал шлюпку.
На берегу стармех собирал промерзлые прутья, кругляши — все, что выносит море. В костер идут остатки чемодана боцмана... Машинист сидит рядом с капитаном и, не переставая, тормошит его, не дает уснуть...
Восемь часов понадобилось для того, чтобы с берега перебраться на «Онегу».
Капитан сильно обморозил ноги и уже не мог подняться по трапу. Его обвязали веревкой, подняли, отнесли в камбуз. Котлы на судне погашены, холодно, но внутри судна тихо, нет ветра, нет дождя.
— Вот и дома, — вздохнул боцман так, словно только что вернулся из многолетнего похода.
В камбузную плиту налили солярку, разожгли и согрели воду. С капитана сняли одежду и растерли его.
Через некоторое время бухта Провидения, суда каравана, проходящие корабли услышали позывные «Онеги»...
Пересекаем Охотское море. Идем на больших глубинах. Впереди туман, и хотя постоянно получаем хороший прогноз, трудности прошлой навигации не забываются: Охотское море коварно. К тому же наши три судна, идущие в Николаевск, — это речные посудины, хотя внешне выглядят внушительно. Наше судно плоскодонное и очень чувствительно к волне. Капитан все время меняет курс, лавируя, ищет положение судна на волне, чтобы удар пришелся не на борт. Нас здорово трясет, перекладывает с борта на борт. Мы выбрали кратчайший путь, решив пересечь Охотское море, чтобы успеть к разгару навигации на Амуре. Суда очень ждут... Безопаснее было бы идти другим курсом, мимо Курильской гряды, через пролив Лаперуза, в Японское море и вверх по Татарскому проливу в Амур. Но это заняло бы много времени. И капитаны трех наших судов посовещались и решили в случае благоприятной погоды пересечь Охотское море. Мы где-то внутренне были спокойны и не раз говорили между собой, что наши суда уже прошли в прошлую навигацию испытания на прочность, раз выдержали двенадцатибалльный шторм в океане в самую страшную пору — осенью, когда страшен не только сам шторм, но и холод, грозящий обледенением судну. Теперь нам и сам черт не брат. Но если уж вспоминать о том, что выдержали наши речные суда, то нельзя не вспомнить, как караван пробивался сквозь тяжелые льды. Ледоколы иногда по нескольку раз обкалывали льды вокруг маленьких суденышек, и караван трудно, но пробивался вперед. Поначалу наш караван состоял из пятидесяти судов — танкеры, сухогрузные суда, толкачи-буксировщики, рефрижераторы. Все они перегонялись из Перми, Измаила, Куйбышева, Одессы, Ленинграда. В Архангельске эти речные суда сформировались в караван.
Когда-то все подобные суда, построенные в европейской части, перевозили на реки Сибири и Дальнего Востока железной дорогой, но это очень дорогая операция. В первые годы после войны моряки-энтузиасты во главе с Федором Васильевичем Наяновым предложили более дешевый, но сложный путь. Поначалу многие не верили, что это возможно: ведь речные суда не приспособлены для плавания в морях, а тем более в океане.
