Нашей экспедиции 10 лет. Первый раз мы вышли на морской лед в 1970 году. Подошли к островам «Комсомольской правды» в море Лаптевых. В 1972 году пересекли на лыжах пролив Лонга: от Чукотского побережья до острова Врангеля. В 1976 году от этого же острова добрались по льду до советской научно-исследовательской дрейфующей станции СП-23. Несколько лет вели в Арктике историко-географические поиски. И еще была одна важная страница в подготовке к «генеральному бою» с Арктикой. В 1974 году ЦК ВЛКСМ принял постановление «О подготовке лыжного перехода к Северному полюсу». Тогда же мы провели на Новосибирских островах сборы. Именно эти острова и стали местом базовой группы всей экспедиции к полюсу. О том, как проходили эти тренировочные сборы, я и хочу рассказать. Шесть человек вышли тогда в маршрут: Д. Шпаро, Ю. Хмелевский, В. Леденев, И. Марков, С. Яценко, А. Шумилов. Впереди было 500 километров и 19 походных дней.
Мороз градусов 12, но тепло, и снег кажется теплым. Юра пошел вперед, я отстал метров на сто. Ребята идут в гору. Как все-таки красивы они в белой пустынной тундре. Хочется долго смотреть, ждать, когда фигурки станут совсем маленькими, растают в белесом тумане.
«Признаюсь в любви к торосам», — сказал я Юре. Видеть их — счастье. Сколько боли и страха доставил нам хаос льдин в проливе Лонга, а теперь они будто притягивают к себе. Синий молодой лед недалеко от берега вздымается дугообразной возвышенностью, словно мощные бульдозеры одну за другой заталкивали льдины на кручу.
У Саши Шумилова, нашего географа, на груди под анораком магнитофон. Мы пробуем «наговаривать» в микрофон свои наблюдения. Во время похода к Северному полюсу этот метод принесет пользу. Будем фиксировать высоту, направление, «сплоченность» гряд торосов, расположение трещин, разводий. Пока же на магнитной ленте появились лишь сведения о трех песцах, которых мы вспугнули.
Мы поднимались на очередной торос. Я шел впереди и вдруг увидел большую птицу. Она рванулась вверх, но снова опустилась на прежнее место. «Наверное, гнездо», — подумал я. Обернулся, приложил палец к губам. Мы растянулись в цепь — так все увидят ее. Оказалось, что в песцовый капкан попала полярная сова, ей защемило ногу. Крылья большие, белые с серыми пятнами. Голова маленькая, клюв загнут вниз, глаза совьи, сразу узнаешь. Саша заохал, запереживал, Леденев схватился за кинокамеру, я за фотоаппарат.
Сову освободили, она полетела, и мы повеселели, как-то взбодрились.
Скользим по льду залива Стахановцев Арктики. Морозит, минус 18.
Наш лагерь — чудо. На последнем переходе мы ушли со льда и попали сразу в горы. Снег нежный. Ясно видишь, что снежинки объемные, не плоские, как те, что висят на праздничных елках. Они мягко падают, не мешая друг другу. Лежат в согласии пушистым ковром.
На макушку нашей пирамидальной палатки крепится мачта антенны. Пять лыжных палок стыкуются, и вот семиметровая мачта готова. Два яруса оттяжек держат ее.
Маленькая неприятность. Стыковочные трубки сделаны из дюралюминия, они светло-желтого цвета. Их надо было покрасить в черный цвет, потому что иначе они наверняка потеряются в снегу. И вот одна трубка сразу исчезла. Обматываем теперь дюралевые трубки синей изоляционной лентой. На ошибках учимся.
Первая радиосвязь прошла отлично. Удивительной была слышимость: Лабутин словно находился с нами в палатке. Но этого мало: Лабутин на базе и Ростов на СП-21 переговаривались между собой, а мы слышали их на 5—10, как оценивают самую лучшую радиосвязь. Ростов говорил Лабутину, что сейчас снимет провод с лыжных палок и бросит на лед, и просил Лабутина включиться снова через 15 минут. Это означало, что Ростов и Тенякшев на дрейфующем льду испытывают средневолновый маяк для привода самолета.
...Первое мая. Нашу мачту венчает красный флаг. Палатка оранжевая, мачта стоит ровно, флаг полощется. Как странно все это выглядит здесь, в неглубокой ложбине среди белых холмов.
Мы любим наш оранжевый дом. В Москве часто говорим про какой-нибудь минувший поход и стараемся вспомнить все ночевки в нем. Почти всегда это удается. Вчерашний вечер и сегодняшнее утро запомнят все.
Утром нет ясных линий границ холмов, нет снежного пуха, нет вечерней голубизны склонов, нет нашей лыжни. Туман — какая-то взвесь из воды и кристалликов льда — поглотил краски и линии. Палатка присыпана снегом. Струны оттяжек прогнулись под тяжестью инея. Сейчас они точно мохнатые толстые лианы.
...Вечером солнце было за спиной, и мыс Северный впереди сиял серебряной подковой. Сегодня утром он кажется тяжелым стальным массивом. Идем споро, за переход пробегаем не менее четырех километров. Сменяя друг друга, тянем нарты. Два перехода иду «пустой», потом у меня тяжелые нарты, потом два перехода отдыхаю и снова тяну, на этот раз — «легкие».
Тащить нарты — занятие не из приятных. Вот и сейчас отстает Игорь Марков, ждем его, Юра побежал навстречу, хочет помочь, но Игорь упрямится, тянет сам.
...Могила Германа Эдуардовича Вальтера — доктора медицины, орнитолога и бактериолога экспедиции Толля на шхуне «Заря». Одинокий высокий крест. Снизу на него навиты цепи. Отсюда, с высокого мыса Вальтера, на западе видны торосы в проливе Заря, а дальше, километрах в тридцати, — остров Бельковский.
«Свежий, загорелый и радостный, как всегда, он вошел, восхищенный своей первой поездкой и ночевками в палатке... Сон в спальном мешке он находил чудесным; сновидения были чрезвычайно приятны — ему постоянно снился ток вальдшнепов. Чай показался доктору вкуснее прежнего, несмотря на попавший туда керосин».
Эти строчки Э. В. Толль записал в дневник в феврале 1901 года. И меньше чем через год: «Почему доктор не мог дожить до появления солнца? Как угнетала доктора полярная ночь, и как он тосковал по солнцу! За два дня до своей смерти он рассказывал, что точно подсчитал потребность в снаряжении и продовольствии для достижения Северного полюса с острова Беннетта».
Вспыхнули примусы. В палатке гарь, сильно загрязнились головки примусов, много пролилось бензина. Это очень опасно: палатка капроновая, и остаться без нее очень даже просто.
Растолкал Володю Леденева с криком: «Дежурный, а спишь!» Оказывается, только три часа. Извинился, ругал себя. Утром он вовсю старался, мыл посуду, перед самым выходом напоил нас горячим кофе. Это все-таки его первое в жизни дежурство. Однако грязные примусы и большой расход бензина взбесили Леденева. Договорились разжигать примусы только спиртом.
Земля Бунге! Улахан-Кумак — «страна большого песка». Одна яз загадок: единственная в мире арктическая пустыня. На карте обозначены высоты: 2 метра, 6, 11 метров. Но есть на Бунге и возвышенность — Евксюкю-Булгуннях, высоты здесь до 45 метров. По преданию, свила тут гнездо гигантская двухголовая птица Евксюкю, когти которой находили охотники (рога шерстистого носорога). Уже в наше время геолог Д. М. Колосов высказал интересную гипотезу о происхождении Земли Бунге. Возможно, она древнее дельтовое образование реки, от которой сейчас осталась Яна.
Земля Бунге — белая. Только на границе ее с Котельным мы видели серый песок.
Чувствую себя плохо. Вчера на слабость жаловался Леденев. Как много значит сон: два часа недоспишь — и чувствуешь себя разбитым.
После обеда буквально заставляю себя идти. Будто сплю на ходу. Боюсь упасть. Каждый шаг считаю. Досчитал до шестисот. Решил вспомнить стихи, которые перед отъездом разучивал сын. Ничего не получается. Чтобы избавиться от этой странной дремы, сделал несколько лихорадочных движений, но и это не помогло. Потом поднял опущенный шлем, вздохнул поглубже. Стало легче.
Давление упало. Южный ветер принес влагу. Минус 15, но кажется, что очень холодно.
Разбудил Леденев. Вставать не хочется. Первый раз за поход вылезаю из палатки не первым. Пасмурно, сильно дует.
Здесь, на Земле Бунге, никаких следов зверя и ориентиров нет. Решаем двигаться так: Шумилов уходит вперед, а я с компасом проверяю его, иду следом. Потом впереди Юра, но он сильно петляет. И снова Саша. На привале сделали стенку из снежных кирпичей, укрылись от непогоды, поели. От ветра стенка спасает, а от снега нет. Снег всюду. Сухарь, сало, галеты, шоколад, сахар — все это, прежде чем попасть в рот, покрывается снегом.
Справа появилось солнце. По времени определили угол между направлением на него и направлением движения. Солнце тусклое, на тень нет и намека. Держать угол между тенью и лыжами легко, а между лыжами и солнцем трудно. Я чувствую, что ошибаюсь, лучше получается у Юры, пропускаю его вперед.
Пожалуй, еще никогда нам не приходилось ставить палатку на таком сильном ветру. Леденев предлагает сделать стенку из снежных кирпичей. Я категорически против. Испытаем палатку. Каркас с подветренной стороны укрепили четырьмя лыжами.
