— Я не знал, что сеньор ищет пеонов, — подойдя к окну с моей стороны, затараторил он. — Я бы мог продать нескольких. Возьму недорого — от 50 до 200 крузейро за голову. — Он так и сказал «за голову», словно речь шла о коровах или овцах. Так, наверное, торговали в Бразилии во времена рабства лет сто пятьдесят назад.
Я ответил, что еду в Арагасас, и обещал вернуться дня через три-четыре. Признаться, это была выдумка, другого повода отказаться от его предложения я в тот момент просто не придумал. Он ушел. Позднее я действительно выкупил еще двух пеонов. Все они оказались бесправными, забитыми людьми, давно потерявшими всякую надежду на избавление от этой ужасной жизни.
Освальдо Олеари, бразильский журналист
Перевел с португальского И. Горанский
Бронзовый век... Торговые пути пересекали Средиземное море и Европейский материк. Уральским порфиром, олонецким сланцем, янтарем из Прибалтики торговали повсюду. Переселялись народы, сливались племена, воевали, мирились, торговали, перенимали друг у друга культуру. И — это может показаться удивительным — иные из культурных традиций на века охватывали чуть ли не весь континент. Теперь спорят, как появились к концу неолита на берегах морей, омывающих Европу, общественные усыпальницы из крупных каменных плит — так называемые мегалитические гробницы; каждый ли народ придумывал их себе заново или какое-нибудь одно племя разнесло повсюду свой обычай. Но, так или иначе, они возникли, развалины их разбросаны по всей Европе.
В свое время расселились по земле и таинственные культуры, называемые ныне культурами боевых топоров. Кто-то из древних европейцев разнес по материку искусство изготовлять «колоколообразные кубки». А может, их производили умельцы где-нибудь в одном месте и торговали по Европе, обменивая на хлеб и скот. Одним словом, теперь обсуждают, как возникли, как распространились общие для многих древнеевропейских народов культурные традиции, но сам факт, что они так пространно и долговременно заполняли континент, не удивляет никого. А вот явления совершенно оригинальные вызывают у историков множество недоуменных вопросов. Откуда? Почему? Как сохранилось? И так далее.
Древнесардинские башни-крепости, нураги, могут оспаривать какое-нибудь из первых мест на право считаться загадочно-неповторимым историческим явлением.
Эти циклопические постройки сложены из больших и малых камней. Круглые у основания, с толстыми стенами, суживающиеся кверху. Шить в таких крепостях могла добрая сотня человек со скарбом и скотом.
А вокруг теснились обычные хижины, загоны, бронзолитейные мастерские, точь-в-точь как много-много позже ремесленные поселения обступали феодальный замок, постепенно образуя города. Только здесь, на Сардинии, тогда ни городов-крепостей, ни городов-государств не образовалось. Хотя могли бы. В ту эпоху, когда сардинцы строили свои оригинальные жилища, — три тысячи лет назад — существовали уже на Средиземноморье Троя, Кносс, Микены, не говоря уж о египетских городах или империи хеттов.
Почему же жители Сардинии предпочли идти совершенно самостоятельным путем? На это нет еще окончательного ответа. Историки лишь утверждают, что подобных крепостей не встречалось больше нигде. (Правда, они тут же поправляются: нураги обнаруживают удивительное сходство с... современными деревнями в Нигерии. А какая тут может быть связь — неизвестно.) Скорее всего, никакой...
Возникает естественный вопрос — может быть, какое-то время остров был в изоляции? Нет, говорит история, не было такого периода. Следы общения с другими народами находят на Сардинии в не меньшем числе, чем в иных местах. В частности, в нурагах были найдены предметы, с очевидностью связывающие их обитателей с Микенами и Критом. А египетские хроники около 1100 года до нашей эры упоминают о мореплавателях, которых египтяне называли «шардана». Шардана носили рогатые шлемы, круглые щиты и были вооружены точно такими же мечами, как бронзовые статуэтки из сардинских нураг. Прибыли ли эти воины на Сардинию, как этруски в Италию, с востока, или они были потомками, местных жителей — связь их с островом в эпоху нураг неоспорима. Мало того, археологи убедительно доказывают, что опыт, приобретенный племенем шардана на Востоке, был стимулом для развития всего западного Средиземноморья.
И все же города на Сардинии не возникли, и причины этого остаются загадочными.
Т. Змиева
Всему начало — дорога
По возвращении моем после 19-летнего странствования в мое отечество мною овладело желание увидеть чужие страны, народы и нравы в такой степени, что я решился немедленно же исполнить данное мною обещание читателю в предисловии к первому путешествию совершить новое путешествие через Московию в Индию и Персию...» В своем обращении к читателям будущей книги о России художник Корнелиус де Брюин был не совсем точен. Встреча с Голландией, со своей родиной, действительно возрождала в нем каждый раз жажду путешествий. Но этому последнему решению — «совершить новое путешествие через Московию» — несомненно способствовал и успех его первой книги о Руси (переводы стали выходить один за другим) и, само собой разумеется, приглашение Петра I.
Сухопутная дорога на Восток, неудержимо манивший путешественников XVII века, лежала через Московию. И сама Московия казалась в первоначальных планах путешественника лишь пунктом на пути следования. Но открытие этой страны затянулось для де Брюина на целых два года, ибо этот «летучий голландец» не был заурядным путешественником. Подготовиться к поездке значило для него проштудировать труды всех, кто когда-либо в этой стране был, узнать все заранее, но ни в чем не полагаться на других. Правило де Брюина — «строго держаться истины и описывать только то, что он сам видел и дознал на месте». Той же цели служили и зарисовки, и специально перед поездкой в Россию приобретенное умение заспиртовать растение или животное.
...Архангельск. 3 сентября 1701 года. Де Брюин сходит с голландского военного корабля, сопровождавшего караван русских купеческих судов. Все здесь полно дыханием шведской войны — шведские корабли только что сожгли селение вблизи города, и все говорит о мирной жизни.
В огромном каменном гостином дворе — «Палате» хранятся и продаются товары русских и иностранных купцов. Иностранцев множество. Они обзавелись собственными домами и успели, подмечает де Брюин, найти свою моду. В отличие от русских, они обивают рубленые дома изнутри досками и украшают большим числом картин. На торгах полно дешевого мяса, куропаток, тетеревов, рыбы.
Но все это как бы между прочим. Главным увлечением путешественника оказываются «самоеды», коренные жители архангелогородских земель. Знакомству с ними де Брюин отдает четыре месяца. Внешний вид, характер, одежда, ремесла, конструкция детских люлек, упряжь оленей, охота на морских животных, впервые увиденные художником лыжи, описанные как обшитые кожей широкие деревянные коньки, — все для него важно.
Де Брюин успевает разобраться и в основах верований, и отметить, что за невесту дают от 2 до 4 оленей, а надоевшую жену за ту же цену перепродают или возвращают родителям. Он беседует с шаманами и с русским купцом Астафьевым, который знает все северные народы на Руси вплоть до юкагиров и чукчей. Будь хоть малейшая возможность, де Брюин отправился бы сам его путями. Но такой возможности нет, и 21 декабря де Брюин выезжает в Москву.
...Холмогоры, где местный архиепископ Афанасий — де Брюин отмечает, что он высоко образован и любитель искусств, — устраивает в честь путешественника пышный прием. Вологда, где де Брюин останавливается в доме одного из обосновавшихся здесь голландских купцов, — город с редкой красоты каменными и деревянными церквами. Де Брюин сообщает, что город служит украшением всей страны и что вологодский собор — творение итальянского зодчего, построившего один из соборов в московском Кремле.
...Еще один из «знатнейших» городов Московии — Ярославль. Наконец, подробно описанный Троицкий монастырь, будущая лавра, больше напоминавший де Брюину крепость, с пестрой россыпью его богатейшего посада. И среди самых разнохарактерных подробностей точное перечисление деревень, расстояний, самого способа езды.
Как не отметить, что в Московии для путешествия надо было иметь собственные сани, и уже к собственным саням нанимались ямщики с лошадьми.
Необычно и само устройство саней. Задняя стенка обита рогожей, все остальные — кожей или сукном от сырости и снега. Ездок укладывался в сани как в постель, под ворохом шуб и обязательной полстью из меха или подбитой сукном кожи. Езда была спокойна — не больше 5 верст в час. Лошадей меняли каждые 15 верст. И так через пятнадцать дней по выезде из Архангельска де Брюин оказался в Москве. Только что наступил Новый, 1702 год.
