назад. Человек поддался, но как-то вбок, сбивая напор собаки, не давая ей крепко упираться задними лапами, и совершить второй, куда более сильный рывок. Потом человек мотнул рукой сам, попытался ее притянуть к животу, собака глухо зарычала, снова рванулась, не разжимая челюстей. Они словно играли - в тишине и темноте, медленно приближаясь к кустам, где их уже никто не мог видеть. Марат старался действовать только левой рукой. Ноги и правая рука совершали только куцые, короткие движения. Ещё не хватало, чтобы зверюга выпустила обмотанную руку и вцепилась в беззащитную ногу.
Прошла минута.
Альма, по собачьим меркам, уже была стара. Ей недавно стукнуло восемь лет, и жизнь на открытом воздухе здорово потрепала ее. Но она была все еще полна сил, и мало чего боялась.
Но сейчас этой старой и опытной собаке стало страшно.
Марат старался как можно глубже засунуть обмотанную брезентом руку в пасть. Одновременно подвигая свое тело ближе и ближе, почти касаясь грудью ее плоской башки. Правая рука нырнула назад, вытаскивая Белку из захвата ремня.
Спокойно, спокойно, - сказал мальчишка. – Успокойся.
Их глаза были буквально в двадцати сантиметрах друг от друга, и в собачьих отражалась луна. Лезвие вошло беззвучно, мягко, прямо под лопатку. Марат едва не вскрикнул, когда челюсти чуть не перекусили ему руку. А потом захват ослаб.
Альма разжала зубы, попыталась вздохнуть - и осела, а потом повалилась набок, прижимая лапы к телу, как мертвый кузнечик. Марат вышел из боевого транса. Тяжело дыша, он некоторое время смотрел на поверженного зверя. На ум ему пришли многочисленные новости, в которых сообщалось, что кто-то зверски разделался с кем-то, нанеся много десятков ударов ножом. Но теперь Марат знал, что это было никакое не зверство, а банальное неумение. Для «человека умеющего» достаточно одного удара. Эти «сто пятьдесят ударов ножом» – смесь страха, паники и отсутствие какого-либо опыта.
Отдышавшись, он достал из сумки перчатки, и другой нож. Совершенно обычный, с острым нержавеющим лезвием. Как прадед – воткнул его собаке чуть пониже уха и рваными движениями вскрыл горло. От уха до уха. Он это видел десятки раз, поэтому никаких трудностей не возникло. Потом достал пилу, по дереву, но с мелкими зубьями. Пришлось потрудиться, но скоро голова Альмы лежала на земле, отдельно от тела. Озираясь, Марат завернул голову в старую драную рубашку (которую, кстати, нашел в заброшенном доме на другом конце деревни), и, ступая совершенно бесшумно – дошел до сторожки. Положил свой трофей на скамеечку перед входом, и накрыл так, чтобы тряпку можно было легко сдернуть.
Наверняка пастух Геннадий ни читал, и даже не смотрел «Крестного отца». Интересно будет посмотреть на его реакцию. Но это лишнее. И вообще по личному опыту Марат знал, что возвращаться утром, посмотреть на то, как пострадал выломанный ночью забор, который они практически снесли, чтобы добраться до яблонь и слив – это стопроцентное «палево» и огромный «косяк».
Что он чувствовал? Огромное, невыразимое облегчение. Их битва была равной. Челюсти собаки - это оружие пострашней лезвия «Белки». Весом они были равны. По скорости и реакции Альма намного его превосходила. И все-таки он победил. Все честно, без обмана, без уловок и поддавков. Глаза в глаза. Полное сумасшествие.
Марат умылся из ручья, стянул с себя одежду и прополоскал в проточной воде. Натянул мокрую прямо на тело, не чувствуя холода. Как бы не заболеть. Сейчас, когда адреналин в крови плещет литрами – все воспринимается необычно.
Перчатки собрал в комок, положил в них камень и закинул на середину пруда. Отмыл очень тщательно Белку и пилу. Один раз, второй, а потом и третий.
Вот теперь всё правильно, - сказал Марат, и поспешил домой.
Первое сентября
Сентябрь начинался замечательно. Было так тепло, как и летом не всегда бывало. Деревья стояли совершенно зеленые.
Первое сентября прошло как обычно. Линейка. Речь директора, завуча. Поздравления от старших. Стихи от второклассников для первоклассников. Три урока.
Войдя в кабинет самым последним, Марат оглядел одноклассников, в первую очередь противоположного пола. Как изменились пацаны – он оценил еще на улице.
А вот девчонки еще больше вытянулись. И заметно покруглели, особенно в районе бедер и груди. Выглядели они великолепно. Вообще Марат считал, что из всех четырех классов в его параллели - именно девчонки его класса были самые красивые.
Сел как обычно, на вторую парту первого ряда. Все своим чередом, словно и не уходили никуда. На задних партах слышатся раскаты хохота от парней. Девушки разбились на кучки по интересам, беззаботно щебечут.
Звонок что, только для меня прозвенел? – строго спросила их классная руководительница, Вера Борисовна, учительница математики, английского, и танцев в кружке по вечерам.
Все разбрелись по местам. Марат поймал взгляд Натальи Шишкиной, которая тоже сидела на второй парте, только в центральном ряду, справа от юноши.
Прекрасно. Надо улыбнуться. Он осторожно, не отпуская этого взгляда, растянул губы в спокойную улыбку, а потом едва заметно подмигнул. Наталья улыбнулась в ответ, тоже очень дружелюбно. А потом произошло следующее.
Марат, не прекращая улыбаться, очень быстро провел самым кончиком языка по верхней губе. Одновременно он взял в руки ручку в правую руку, и медленно провел пальцами левой по гладкой пластиковой поверхности. Завершалось это маленькое, хорошо отрепетированное представление легким и быстрым воздушным поцелуем.
Наташины брови взметнулись вверх. Лицо залило румянцем. Ее соседка по парте, Анна Травина – смотрела на все это широко раскрытыми глазами.
Марат покачал головой, мягко усмехнулся – и отвернулся, как будто потерял интерес. Но через двадцать секунд, четко отсчитав в голове - он снова посмотрел на соседок, и снова встретился с ними – глаза в глаза. Наталья, явно смущенная, быстро отвела взгляд.
Все это далось неожиданно легко и без всякого внутреннего трепета. Марат больше не боялся. Его вообще мало что пугало сейчас в этом мире. Напротив строки «Храбрость» в его дневнике стояла выведенная твердой рукой десятка. «Способность защитника» удостоилась жалкой четверочки, но это поправимо.
После той ночи разве что-то могло его напугать? Особенно если это просто девичий смех. А взгляд… он теперь мог выдержать и не такое.
Как ваше ничего? – спросил он Наталью на перемене. – Здесь отдыхали? Или где-нибудь на югах жарили прекрасное тельце?
Так и сказал: жарили. Именно «прекрасное тельце». Размеренным, спокойным и дружелюбным голосом, четко проговаривая каждое слово, без всякого ехидства.
Хотя, честно говоря, тельце было… так себе. Наташка красива, бесспорно. Длиннющая
