...И вот позади год жизни в Нигерии. Остались в прошлом дни и месяцы, когда работать зачастую приходилось, не считаясь ни с погодой, ни с выходными днями, ни с временем суток — ведь материалы изысканий были нужны проектировщикам как хлеб.
И тут не могу не вспомнить трудившихся вместе с нами нигерийских коллег, окончивших советские вузы,— инженеров Метчи, Аделойе, Огунси и многих других, которые отдают много сил созданию в стране новой отрасли промышленности — черной металлургии.
Радостно сознавать, что по материалам инженерных изысканий, выполненных с участием советских специалистов, ленинградским институтом «Гипромез» уже разработан технический проект строительства завода. А там, где еще недавно стояли труднопроходимые заросли, по которым пробивались изыскатели с теодолитом, раскинулась просторная рабочая площадка, на которой развернулась подготовка к строительству первоочередных объектов будущего металлургического гиганта в африканской саванне.
П. Остапенко Фото автора
На Чукотку я прилетел в начале октября. Близился к концу полярный день, подходила к концу и навигация в Восточном секторе Арктики. Все арктическое лето 1979 года суда и ледоколы работали без отдыха, спешили доставить грузы для развивающейся на Крайнем Севере промышленности, продовольствие и снаряжение геологам, охотникам, оленеводам, полярникам. И вот сейчас, осенью, настали дни крайнего напряжения — надо было успешно завершить навигацию, а приближение арктической зимы ощущалось с каждым днем все явственнее...
В Певеке с подножия сопок, заросших рыжим мхом, отлично видна бухта. На рейде стоят суда. Воды залива покрыты грядами льдин. Дальше, в открытом море, они смыкаются, сбиваются все плотнее и плотнее. На горизонте уже сплошные белые поля, а за ними — вечные арктические льды...
В Певеке можно не спрашивать, где что находится. Поднимаются тесным строем краны — порт. Увидел мачты с антеннами, огороженную четырехугольную площадку с приборами — метеостанция. Рядом, на небольшом возвышении, стоит деревянное здание, окна верхнего этажа смотрят во все стороны, в стороны всех ветров — здесь управление гидрометслужбы, очень важная организация. С нее я и начал.
Кабинет начальника находился на верхнем этаже. Из окон открывался суровый вид на сопки — камень, мох, снег. За стеклами свистел ветер, словно в снастях корабля. Начальник управления Евгений Георгиевич Власов, несмотря на занятость, принял меня радушно. Поговорив о погоде, в буквальном смысле этого слова, ибо тема эта здесь совсем не праздная, Евгений Георгиевич пригласил начальника научно-оперативной группы.
Вошел невысокий человек. Обветренное лицо, морщинки в уголках глаз, как у всех, кому приходится много смотреть на воду, лед, навстречу резкому ветру. Ворот ковбойки под кожаной курткой расстегнут. Спокойный внимательный взгляд, немного с хитрецой.
— Ознакомь с обстановкой, — попросил Власов, кивнув на меня.
Мы спустились с Валерием Николаевичем Купецким по скрипучим ступеням, вышли на улицу. По деревянным мосткам дошли до другого здания: в нем находился штаб морских операций Восточного сектора Арктики.
Оперативное совещание началось в точно назначенное время. Проводил его начальник морских ледовых операций Восточного района Филипп Харитонович Полунин. Ледовую обстановку и ближайшие прогнозы докладывал Купецкий. Собравшиеся внимательно слушали, глядя на карту побережья Ледовитого океана. Она занимала всю стену — на ней были приколоты разноцветные картонные силуэты судов и ледоколов, на водное пространство были наложены кальки с изображением ледяного покрова. Рядом с картой висели также аэрофотоснимки и снимки со спутника.
Обстановка, как я понял, складывалась нелегкая. Льды прижимало к побережью, образовывались настоящие барьеры. Один из них был обозначен напротив Певека, он тянулся далеко на запад и восток. Ледоколы пробили в нем проход, через который и проводили караваны. Суда, закончившие работу в Арктике, пробирались проливом Лонга между материком и островом Врангеля, дальше — через Берингов пролив шли в Тихий океан, возвращались во Владивосток. В Восточном районе Арктики работали в основном суда Дальневосточного пароходства. Ледоколы же приходили как из Владивостока, так и из Мурманска. Темные пространства, которые видны были на фотографиях со спутника, означали чистую ото льда воду. Она начиналась лишь за проливом Лонга. А до него были ледяные поля различной мощности. В целом они составляли знаменитый Айонский ледяной массив. На севере, в более высоких широтах, тоже темнели пространства чистой воды. Это были части так называемой «Великой сибирской полыньи», которая образуется в Северном Ледовитом океане.
Глядя на карту, на картонные силуэты кораблей и наступающие на них ледяные поля, я решил взглянуть на Арктику с воздуха и с борта корабля, чтобы до конца ощутить всю сложность завершающих дней навигации.
В холодной утренней темени мы с Валерием Николаевичем Купецким и еще двумя гидрологами мчались на «газике» к аэродрому. Дорога шла долинами между сопок: аэродром был на побережье, на открытом пространстве. Вместе с летчиками залезаем в промерзший за ночь Ил-14. Пока самолет готовили к полету, пока поднялись в воздух, показалось солнце.
— Вам повезло, — говорит мне Валерий Николаевич, — на небе ни облачка, видимость отличная. А то ведь приходится летать и при плохой видимости.
Наш маршрут лежал на восток, к острову Врангеля, цель — ледовая разведка.
Сверху ледяные поля казались тонкой скорлупой в трещинах. Но это был крепкий ледяной массив, дорогу в котором судам прокладывали мощные ледоколы. В районе разведки предстояло четырнадцать часов работы...
За кабиной пилотов располагались места для наблюдателей. Из бортов в обе стороны, словно глазные яблоки, вылезли прозрачные сферические колпаки — в них прекрасно было видно все, что делается внизу и по сторонам. Гидрологи сообщали сведения коллеге, который тут же наносил на карту обстановку. Валерий Николаевич производил общую оценку льда. Через равные промежутки времени звучали распоряжения штурмана, самолет поворачивал: он летал галсами, то есть меняющимися курсами. Работа эта требует большого внимания и напряжения, особенно для пилотов — самолет все время идет на бреющем полете. Курс и высоту держит автопилот. Летчик, сидящий за штурвалом, постоянно корректирует его работу.
Во время полета в свободные минуты Валерий Николаевич рассказывал мне о восточной Арктике, которая обладает значительно более суровым нравом, чем западная. Если на западе, в Баренцевом и в Карском морях, ветры и течения летом в основном отжимают льды в высокие широты, то здесь наоборот — прижимают к берегам. Открытые пространства воды и разводья между полями образуются летом как раз севернее. Ученые и мореплаватели долгое время не могли разгадать этой особенности восточной Арктики.
Тем временем самолет продолжал свой полет. Уже вырисовывалась карта ледовой обстановки района. Иногда гидрологи устраивали короткие совещания, собирались возле карты, делились соображениями...
Валерий Николаевич, выкроив опять несколько минут, продолжил наш разговор. Он сообщил об одном парадоксальном на первый взгляд явлении природы, которое можно наблюдать в устьях рек, впадающих в Восточно-Сибирское море. Принято считать, что уровень воды в баре (дельте) реки Колымы поднимается нагонным, северным ветром. Однако известно множество случаев, когда сначала поднимался уровень воды на баре реки, а потом уже начинал дуть нагонный ветер. Валерий Николаевич по памяти писал на листке бумаги данные за ряд лет, рисовал графики и кривые. Колебания уровня воды и возникновение ветра, как он считал, вызываются одними общими причинами, которые берут свое начало в космосе и явлениях, происходящих на Солнце.
С Купецким были не согласны многие его коллеги: не слишком ли в глобальные природные процессы пытается заглянуть исследователь, чтобы объяснить весьма конкретные и локальные явления? Однако прогнозы Купецкого оправдывались значительно чаще, чем прогнозы других, и это заставляло противников его теорий задуматься. Валерий Николаевич в своей работе придавал также большое значение поведению животных, интересовался, например, перемещением стад моржей, производил опросы местных жителей — чукчей. Свои же общие представления о природе Восточного сектора Арктики, где работал уже давно, характеризовал — в упрощенном, конечно, варианте — так: восточная Арктика в отличие от западной во многом ведет себя наоборот. Этого долго не могли понять полярные исследователи прошлого, что приводило к роковым ошибкам.
