О результатах раскопок было доложено командующему. Командующий лично осмотрел находки, приказал оприходовать ордена и медали для вручения солдатам и офицерам, награжденным в боях под Севастополем. Секретная документация была направлена в Москву с донесением о находке.
Всем участникам раскопок командующий объявил благодарность и наградил ценными подарками. В числе награжденных были жители Аджимушкая — Синичкина, Чичиков, Назаренко.
Быть может, история этого, одного из первых походов-поисков в Аджимушкайские каменоломни и послужила основой для дальнейших легенд о «неизвестном», откопавшем «клад».
III. Свет слов
Мы нашли письма недалеко от входа, в боковой «низовке», под слоем каменных опилок-тырсы и пыли. Письма из мая 42-го года. Солдатские треугольнички и такие же, без марок, треугольнички к солдатам, которые не успела отправить полевая почта: фашисты окружали каменоломни. И тогда их решили сжечь вместе с секретной перепиской и штабными документами, которыми мог бы воспользоваться враг. Но в первую очередь, видимо, жгли документы, письма — потом, и они не все или не целиком сгорели.
Потом их старалось «прочитать» время, сквознячки у входов, косые капли дождей, занесенные ветром... Но все-таки некоторые письма сохранились. Другие — собрали по кусочкам и «открыли» для чтения осторожные и терпеливые руки реставраторов Тамары Николаевны Ютановой и Марии Егоровны Никифоровой. Так, от стола реставратора эти письма снова начинали свой путь к тем, кому были написаны.
Неизвестный (пока неизвестный нам) Шота пишет танкисту Васо. Пишет по-грузински, на агрономическом бланке.
«Крепко жму рабочую, честно натруженную руку и желаю, чтобы ты был всегда отважным и непобедимым во всех случаях...
Желаю тебе еще, чтобы вы своей могучей стальной машиной побольше уничтожили ненавистных гитлеровцев, которые повсюду сеют смерть. Теперь, Васо, передавай своим товарищам — боевым друзьям горячий большевистский привет от меня и скажи им: пусть не дрогнет их рука в битве с фашистами. Пусть они будут похожи на свободолюбивых борцов, о которых с такой любовью писал Шота Руставели.
Дорогой Васо!.. Никакие извинения от тебя не нужны, так как ты являешься нашей гордостью... Не беспокойся за Кэто и твоих детей — моих племянников, они все равно, что мои дети. Самый мой первый долг, чтобы твоим детям и твоей жене было хорошо... И когда ты, счастливый, вернешься домой, они тебя встретят в добром здравии.
Васо, на тебя и на Кэто в питомнике выделен лучший участок под кукурузу. Этот участок мы сообща обрабатываем. Когда ты возвратишься домой, то встретит тебя мир, будет у твоей семьи не только кукуруза, но и все. Посадили и фасоль, и тыкву, и дыни, и арбузы — не огород, а рай!
Васо! Прошлая зима была страшно суровой. В некоторых местах померзли апельсины, мандарины. Но мы постараемся быстро восстановить то, что повредили морозы. Будь здоров! Целую! Шота. 29. IV (42 г.)» (Здесь и далее в скобках то, что прочтено или предположительно, или по другим источникам, или по смыслу.).
Другое письмо, напечатанное на машинке.
«1942 г. 22 апреля. Здравствуйте, многоуважаемый муж Федор Денисович! Во-первых, крепко целую, жму руку и передаю чистосердечный привет...
...Мы готовимся к 1 Мая, но, конечно, скучновато без тебя. Володе сшила матроску — белую рубашку и синюю матроску, как у тебя у маленького была, пилотку и трусы черные... сфотографируемся на 1-е Мая...
Ждем твою фотокарточку, а вслед за ней и тебя. Я вижу во сне, что ты никак не идешь домой, где-то ходишь, а домой не приходишь, это должно быть наоборот.
...Очень скучно без тебя! Мне жить неинтересно, жду я с нетерпеньем перемен жизни и счастья, счастлива буду, если вернешься. Жду ответа.
22 апреля 1942 г. Ташкент, Чирчик. М. П. Лахно(ва)... 39...»
Это письмо мы сначала считали обрывками двух писем к одному человеку. Случайная догадка, и руки реставраторов соединили их и «открыли» текст письма.
«8 мая 1942 г. Привет из города К.
Здравствуй, дорогая женушка, Таллочка! Пишу тебе письмо на твое, написанное 12 апреля. Я чувствую себя хорошо и рад, что от тебя получил... Твое... (письмо). Женя тоже читал. Да! Таллчоночек... 12 мая будет 4 месяца, как...
Гнусный людоед Гитлер взял и свалился на нашу голову, нарушил спокойную жизнь миллионам таким, как мы с тобой.
...Таллчоночек, миленький мой, я никогда тебя не забывал (и не забуду), ты и здесь со мной все время и таких глупостей не пиши, как ты пишешь, «а может, совсем забыл».
...Вокруг меня зелень, (бой)цы и друг Женя. Обо всем мы рассказываем друг другу... Скоро, скоро настанет минута, когда мы опять будем вместе, буд(ем) счастливо работать, жить посемейному и люби(ть)... Я, когда пишу... Вижу, как ты бежишь, смеешься, плачешь, дуешься, целуешься и и(деш)ь со мной рядом.
Погода сейчас... тепло. Хожу без шинели, сплю в землянке, свежий полевой (воз)дух. Тебя нет со мной, скучно без тебя, но я очень рад, что ты ни в чем не нуждаешься... Заканчиваю писать... тороплюсь. Передавай привет тете Дуне, Вале. Женя передает им привет. Живи мирно... моя незабудка. Люблю бесконечно...»
Дальше солдат написал десять «нулей» и, видимо, торопясь, забыл поставить «единичку».
...В этот день, 8 мая 1942 года, фашисты начали наступление, и, возможно, человек уходил в бой со своим другом Женей и другими бойцами. Кем он был, мы пока не знаем, потому что подпись можно прочитать и как «Миш(а)» и как «Миш(ин)». Адреса, куда направлялось письмо, — нет. Пусть простит нас читатель за то, что мы привели такое личное письмо, оно ведь теперь тоже — история...
А это письмо солдат писал на передовой, может быть, перед атакой в час обстрела или во время налета вражеских самолетов. Это ясно чувствуется по одной строчке. Ни адреса, ни фамилии не сохранилось на обрывке бумаги.
«10 мая 1942 г.
Здравствуй... Клава, Муза, сынок Юрик и дочурка... Здравствуй... Сегодня всю... вот пятый... электричество...
Клава, Муза... я еще жду от Вас писем... Может быть, дорогой мой друг, не знаю... Опять сейчас прожужжала сволочь... Клава, я хочу написать, что у меня из домашних вещей... Как у вас дома?.. Что я еще о себе могу сказать, кажется, все... Клава береги здоровье... Вечереет... Настя... привет им обоим... Да, обязательно напиши мне адрес Егора. Я ему напишу письмо. Привет ему, если увидит Клава. Ну, до свиданья»...
И совсем маленькие обрывки, фрагменты, клочки.
Один из таких обрывков почти полностью сгорел, но письмо было написано простым карандашом, и специалисты смогли восстановить несколько строчек: на черной сгоревшей бумаге слабо проявился грифель. Письмо было написано на армянском языке «любимому брату Айказу» от Арсена.
На многих обрывках писем сохранились только фамилии (В нашей «описи» есть фрагменты писем: «Кондрату... от Федора Петровича. 7 мая 1942 г.». «В. И. Букрину». «Юре Возник от Л. Пивачук».
«Бузевой Анне Ивановне. Адрес: Гремянский р-н Воронежской обл. Обратный адрес: Действующая армия 72 ППС О.К.Ш.».
«Письмо Райке. Обратный адрес: Действующая армия... 1470 ЛЛП Артпарк... ондреву».
«Письмо Фрузы Коле». Текст этого письма почти полностью сохранился. Но это единственное из наших писем, о котором (и через 32 года) нельзя не сказать: хорошо, что солдат не получил его перед боем!
«Гончарову Борису (Ивановичу). Обратный адрес: ОВСБ, 3-я рота. А. Ф. Лавруш(ина)». «72 ППС 19 ОДЭбл. О.К.Р. ... мяну Григ...» «Город Красно... Аэродромная... Бойко Вита(лию)». «Красноармейцу Тихону... Обратный адрес: Темиргоевская Краснодарского края, ул. Ленина, 40». Кроме адреса, на обрывке лишь строчка: «Поздравляем тебя с 1-м маем...» «Пошехоновой».
«Сыну Элико от отца». Обрывки строк, слов. «Мой, мальчик... тяжело... вижу... тебя».
«Керчь. — ПСД — капитану Гвенетадзе для передачи мл. лейтенанту Титберидзе Вахтангу Георгиевичу. Обратный адрес: Тайчуг-Титб».
«Брату Володе с приветом от кума Михаила Кузьмича из города Читы». «В. Дудакову».
И наконец... письмо с детской ручкой, обведенной карандашом. «Здравствуй пава и дядя вася». Адрес: 72 ППС О.З.А.Д... получит Пилю (х)ин Вася. Обратный адрес странный (Е.) К.Т.Р.С.К. Почтовый штемпель отправления: Краснодарский край, Темрюкский район.).
В числе других находок, сделанных нашей экспедицией прошлым летом, — карманный, со спичечный коробок, календарик за 1942 год, принадлежавший, верно, одному из участников Аджимушкайской обороны. На нем удалось прочесть две слабые карандашные записи: «Семь Колодезей» и «Карьер».
В портмоне, о находке которого мы упоминали во 2-м номере журнала, реставраторы обнаружили остатки комсомольского или партийного билета (документ плохо сохранился, видимо, из-за сырости), зеркальце и синий, аккуратно сложенный платок, вышитый крестом.
Прочитан и другой крошечный клочок бумаги с размытым текстом: «Прошу выдать 50 г. табаку, а без курева не помирать же!..» С запиской лежала иголка и курительная бумага, а рядом под слоем земли — желтовато-зеленая горка пулеметных гильз. В этом месте кругом в земле были винтовочные и пулеметные гильзы, патроны, а в стенах штольни наши саперы выявили миноискателями глубоко впившиеся в камень гранатные осколки...
