А вот еще одно суждение о тех океанских загадках, которое высказал Сорохтин. Вкратце суть его концепции, включающей в себя и объяснение ситуации в Северной Атлантике, такова.
Одновременно с образованием Земли в ее недрах началось расслоение вещества по плотности. Ядро Земли медленно росло — на его поверхности первичная смесь вещества (в основном силикатного) освобождалась частично от тяжелой фракции (окиси железа). Даже такой малой потери достаточно, чтобы возникла разность плотности веществ. г более легкое начало подниматься. А восходящий поток в верхней мантии медленно растекался в стороны, растягивая и разрывая местами литосферу, одновременно растаскивая расколотые плиты.
Массы, относительно более богатые окисью железа, опускались вниз, увлекая за собой расколотые и отяжелевшие со временем части океанской литосферы. Так непрекращающаяся плотностная циркуляция вещества — конвекция — стала движущей силой дрейфа литосферных плит и одновременно источником, питающим рост ядра Земли. Процесс продолжается и сегодня.
Северная Атлантика, по мнению Сорохтина, как раз и стала районом восходящего мантийного течения. Этим он объясняет тамошнюю приподнятость в рельефе дна.
Однако часть геофизиков указывала на серьезное противоречие: если согласиться, что под Северной Атлантикой восходящий поток действительно существует, то он будет нести более легкое по сравнению с окружающей мантией вещество. И тем самым создавать здесь поле отрицательного гравитационного отклонения. А поскольку сомневаться в реальности североатлантической положительной аномалии не приходится — факт абсолютно достоверный,— то остается усомниться в справедливости гипотезы.
Тем более что противоречие в ней не единственное.
Сомнения остаются?
Сорохтин считает подобное противоречие кажущимся. Известно, что в показаниях гравиметра отзываются не только изменения в плотности горных пород, но и глубина их залегания. А если в Северной Атлантике дно приподнято, значит, оно существенно ближе к корабельным измерительным приборам, чем, скажем, в Центральной. Отсюда и положительная аномалия.
Но это было лишь предположением. Лукашевич взялась подсчитать, как приподнятость дна в «чистом виде» может влиять на показания гравиметра. Информация о глубинах Атлантики, которую получили непосредственно с судов, позволяла построить усредненный рельеф дна всего региона — более удобный для расчетов.
Толщину и плотность ступеней литосферы Лукашевич вычислила по тем формулам Сорохтина, которые сама же уточнила.
И вот закончена главная часть работы — выяснена «доля» литосферы в тех аномальных 40 миллигалах, что показывал гравиметр в Северной Атлантике. Теперь оставалось решить — как потом говорила Лукашевич — простейшую задачу на вычитание — отнять «долю» литосферы от общего показателя положительной гравитационной аномалии.
И тогда последняя получилась... отрицательной! Каковой ей и полагалось быть над восходящим течением мантийного вещества. («Доля» литосферы оказалась больше 40 миллигал.)
Однако с сорохтинской гипотезой «спорила» еще одна аномалия.
В самом деле, отчего различен состав изверженных базальтов в Северной и Центральной Атлантике?
Сорохтин и здесь не видел ничего загадочного. Причина заключалась опять-таки в мантийных течениях.
Под Северной Атлантикой восходящий поток не может свободно растекаться во все стороны. Под обрамляющими ее континентами пластичный слой выклинивается, и вязкость верхней мантии увеличивается раз в десять. Фундаменты Евразии, Африки, Северной Америки и Гренландии становятся непреодолимым препятствием. Материки, по словам Сорохтина, подобны сидящим на мели гигантским айсбергам.
Мантийный поток вынужден отклоняться на юго-запад. Он направляется вдоль оси срединного хребта — по пути наименьшего сопротивления.
Центр восходящего течения находится примерно в районе Исландии. А так как там хребет наиболее приподнят, то в астеносфере между Северной и Центральной Атлантикой создается перепад уровней в два с половиной километра. На суше подобное порождает бурные горные реки и даже грозные сели. В мантии катастроф не случается — вещество для стремительных потоков слишком вязко.
Но, сползая с такой высоты, астеносферный поток несколько нагревается от трения. Тепло идет на дополнительную «плавку» части мантийного вещества. Ведь оно состоит из множества химических соединений и элементов с разной температурой плавления, однако у некоторых довольно близкой. Поэтому достаточно сравнительно небольшого «лишнего» нагрева, чтобы в астеносферном потоке расплава существенно прибавилось. Под Центральной Атлантикой его становится почти вдвое больше, чем под Северной. И здесь как раз тот случай, когда количество заметно переходит в качество. Раз больше расплава, значит, в нем появились более тугоплавкие соединения, они разбавили базальтовую магму, и в ней уменьшилась концентрация элементов легкоплавких.
Однако позвольте! Вещество астеносферы дополнительно разогревается и при этом преспокойно отправляется в район нисходящего мантийного течения? Как же так! От нагрева всякий материал становится менее плотным. С какой же стати оно станет погружаться в твердую мантию? Уж не вопреки ли законам физики?
Нет, с Лизикой здесь все в порядке. Просто налицо еще один случай кажущегося противоречия. Сорохтин постоянно подчеркивает, говоря о циркуляции вещества в твердой мантии,— имеется в виду не тепловая конвекция, а химико-плотностная. Иными словами, речь идет о перемещении вещества, которое по сравнению с окружающей его средой содержит другое количество тяжелых или легких элементов.
Небольшая разница в температуре вещества и среды не играет в таком случае особой роли. Право же, кусок чугуна не станет легче такого же куска алюминия лишь от того, что окажется чуть горячее последнего. Так и в мантии. Участки, обогащенные тяжелой окисью железа, продолжат свой медленный путь к центру Земли даже тогда, когда находящиеся рядом более легкие массы будут несколько холоднее.
В общем, перемещение вещества в недрах нашей планеты, кажется, и в самом деле наиболее правдоподобное объяснение аномалий Северной Атлантики. Но...
— Доля сомнений все же остается,— задумывается Лукашевич.— Проблема очень сложная. Атлантика не изолирована. А мантийные течения, коль они есть, глобальны. Нужно продолжать работу — изучить все районы крупных гравитационных аномалий Мирового океана.
Окончательный ответ там.
Лев Юдасин
Н очью над крымским побережьем пролетел шторм. Как отмечалось в сводках и отчетах — «ураганной силы». Он прошел с громами и молниями, дождем и колючим льдистым снегом. Короткий, всего в несколько часов, и жесткий, как напасть. Он вырывал из земли и уносил в море деревья, сносил крыши, опрокидывал столбы, во многих местах погасил свет, лишил город связи. Потоки воды с гор превратили улицы в стремительные реки. Ветер раскачивал море, оно дыбилось огромными валами, сотрясая все вокруг, заливая пляжи и перебрасываясь через высокий бетон набережных. Несколько небольших судов были выброшены на берег, даже ошвартованные катера и яхты в гавани побились о стенки пирсов... К утру шторм утих. Юрий Доля проснулся до восхода солнца от осторожного стука в дверь. Он вскочил, заглянул в соседнюю комнату. Мать сидела на кровати, испуганно глядя на входную дверь.
— Кто там? — Юрий накинул халат. Мужской голос спросил, дома ли Юрий Доля, его срочно вызывают в порт, в диспетчерскую.
— Сейчас буду.— Юра вернулся к матери, обнял ее.— Ты спала?
— Да, сынок. Немного. Крыша тарахтела всю ночь...
Руки матери дрожали. Сын понял, что ее волнение связано больше со вчерашним неожиданным сообщением: ей сказали, что видели в городе Александра Павловича Стрельцова — друга ее погибшего во время войны мужа. Юрий не знал, что Елена Дмитриевна и сама столкнулась вечером на набережной с человеком, очень похожим на Стрельцова. И Доля дважды примечал у своего дома седого пожилого человека. Но мало ли гуляющего народу в южном курортном городке...
— Не надо, ма! Не волнуйся. Я скоро вернусь.
В диспетчерской порта его ждали.
— Аксанов,— представился молодой, лет тридцати человек.— Капитан спасательного судна.
Сухого, высокого мужчину с узким строгим лицом Юра знал — это был диспетчер. Рядом с аппаратурой радиостанции сидел старший водолазный специалист Южного отряда Иван Иванович Чепран и вслушивался в голоса из динамика. Переговаривались на одной волне сразу несколько станций.
— Сегодня ночью,— диспетчер прошел к висящей на стене карте района, приглашая подойти всех,— вот здесь, у мыса, затонул сухогруз. Предполагают смещение груза. Весь экипаж подобрали пограничники. Кроме капитана...
