Рядом с городским телефоном — военный полевой. Он обеспечивает связь лагеря в карьере с основным подземным местом работы. Бежит, пропадает в поблекшей траве и снова четко выделяется на выгоревшей от пожаров земле двужильный бело-синий ручеек «полевика». (В этом году небывало дождливая весна совершенно изменила поверхность каменоломен. Везде в рост человека стояли заросли донника и чертополоха . Но летняя жара быстро высушила траву, начались пожары. Наш лагерь в карьере напоминал островок среди дыма и огня. Приходилось окапывать лагерь, косить пересохшую траву и сорняки, чтобы отстоять связь, имущество, палатки.)
...К телефонному проводу подползает, извиваясь, черная прорезиненная плеть электрического кабеля. Несколько сот метров связь и свет — сначала по земле, потом под землей — текут вместе, чтобы разойтись в самом конце пути. Бело-синий «полевик» оканчивается телефоном. Кабель — «усами» и фонарями с оплеткой. Они освещают место работы.
Второй год мы ищем архив подземного гарнизона. Тот архив, который, по многочисленным воспоминаниям аджимушкайцев и некоторым документальным подтверждениям, остался в каменоломнях после обороны 1942 года (Публикации о героической обороне Аджимушкайских каменоломен были в следующих номерах журнала «Вокруг света»: № 3 за 1969 год, № 8, 11 за 1972 год, № 5 за 1973 год.) .
Работаем в основном в районе подземного колодца и восточных штолен со стороны Царского кургана. Уже осмотрены полтора десятка завалов. С помощью лебедок и автомобильных домкратов приподнимаем и сдвигаем большие каменные глыбы. Их еще никто не трогал, за ними могут быть находки.
На днях работали у завала «Всадник». (В этом месте на стене нарисован всадник с копьем.)
Позавчера — у завала «Матрос». (Здесь еще в прошлом году обнаружили останки краснофлотца, нашли полуистлевшую бескозырку и звездочку.)
Вчера и сегодня — у завала «Два смертника». (А здесь первыми находками были два черных солдатских медальона. Один принадлежал Владимиру Ивановичу Костенко, другой — Василию Семеновичу Козьмину. Костенко — известный участник обороны, человек, о котором пишет в своих воспоминаниях Николай Филиппов (1 Воспоминания Н. Филиппова опубликованы в книге «В катакомбах Аджимушкая». Симферополь, изд-во «Крым», 1970.). Но рассказ о Костенко требует отдельной страницы, и мы предполагаем это сделать в дальнейшем.)
В наших дневниках, на кроках и схемах каменоломен, как на картах с «белыми пятнами», проявляются новые условные обозначения пройденных нами участков. Названия, не сговариваясь, даем по характерным приметам или первым находкам.
...Это был один из обычных дней работы экспедиции. Группа солдат вместе с военным историком майором Всеволодом Валентиновичем Абрамовым работала у одного пока еще безымянного завала в глубине штолен. Луч фонаря высветил остатки железной кровати с фигурной короной на спинке. Эта необычная кровать в комнате-нише уже попадалась нам на глаза во время обследования штолен. Некоторые участники обороны рассказывали, что на ней отдыхал начальник подземного гарнизона полковник Павел Максимович Ягунов.
Поиск в самой комнате ничего существенного не дал. Но вот на углу штольни, ведущей к комнате-нише, под сдвинутыми глыбами рядовой Масхут Галимов обнаружил первый небольшой клочок бумаги. За ним второй, третий, (И все в одном месте!) Отставлены лом, лопата и даже маленькая саперка. Теперь мягкий слой каменной крошки-тырсы, которая осталась от распиловки камня, разгребаем руками. Время от времени попадаются листки бумаги, карандаши. Большие двухцветные командирские карандаши «Тактика». Можно прочесть и год их изготовления: 40-й, 41-й. И снова листки бумаги... (Такие карандаши «Тактика» и «Зарево» уже встречались нам. Они были верными предвестниками находок.)
Попадаются наставления и уставы. На некоторых из них ясно видны карандашные пометки и даже кое-какие записи на полях.
— Похоже, это была чья-то личная библиотечка уставов и наставлений, — говорит Всеволод Валентинович. — Но вот чья? Удастся ли нам узнать руку?..
Вот лучи нескольких фонарей скрестились в одной точке. Осторожно обкапываем синий четырехугольник тетради в сыроватой корке-обложке, перемешанной с тырсой и землей...
«Синяя тетрадь из района комнаты Ягунова» — так условно записываем эту находку. Но что в ней? Раскрывать ее мы пока не имеем права. Тут же, в штольне, при той же температуре воздуха, мы бережно опускаем найденную тетрадь в черный фотографический пакет. Пакет прячем в полиэтиленовый мешок. Мешок тщательно заклеиваем и оставляем в условленном месте, здесь же, в каменоломнях. Эта тетрадь, так же как и другие находки, напоминает нам тяжелобольного, которого срочно нужно класть на операционный стол. Иначе он просто погибнет и ничего не расскажет людям о тех, кто сражался здесь тридцать один год назад.
...В этот день все поисковые бригады вернулись в лагерь с находками. Группа из одесского отряда «Поиск» нашла бумажник с документами и партийный билет. Миниатюрный карманный календарик с иллюстрациями обнаружили комсомольцы-керчане...
Каждый день растет опись находок.
«Толстая, свернутая на углах тетрадь. Состояние удовлетворительное...»
«Удостоверение командира Красной Армии. Хорошо сохранился цвет на обложке. (Удостоверение не раскрывали)».
По строгому правилу, уже ставшему в экспедиции законом, мы не можем тут же, на месте, исследовать найденные документы. Их ждут экспертиза, консервация и восстановление.
И еще один волнующий рассказ прочитали мы, производя кропотливые раскопки на трехметровой глубине совсем недалеко от входов и щелей со стороны Царского кургана. И здесь, как в районе «комнаты Ягунова», сначала стали попадаться лишь маленькие клочки бумаги. Это были, судя по отдельным словам, обрывки писем. Одни письма! Почему письма? Постепенно клочков становилось все больше и больше, пока, наконец, не стали встречаться почти целые, хотя и сильно обгоревшие солдатские треугольники. На некоторых были слова: «Действующая Красная Армия». А по штемпелям можно было судить, что они прошли гражданский и военный узел связи, пришли на полевую почту и даже были прочитаны военной цензурой.
Другие, наоборот, имели только штемпель полевой почты и отметку военной цензуры.
И те и другие — письма к солдатам и письма от солдат родным и близким — сошлись в одном месте, на узле связи. Они не дошли до тех, кому были написаны. В самые тяжкие дни обороны их вместе с другими документами решили сжечь. Но они не все сгорели. И вот мы наткнулись на десятки и сотни непрочитанных писем из военного 1942 года. Это была находка! Наверно, многие из этих писем были последними письмами людей, отдавших жизнь за Родину...
Экспедиция продолжает работу.
А. Рябикин, Г. Князев (фото), наши специальные корреспонденты
В горах, где живут байнинги
Мы, наверное, не добрались бы сюда, если бы не Басуро, энергичный человек лет сорока, с которым мы познакомились в лагере Тованококо. Тованококо — лагерь геодезистов, прокладывающих трассу для будущей высоковольтной линии сквозь горы острова Новая Британия.
Мы приехали в лагерь потому, что отсюда легче всего было добраться в горы полуострова Газель — северо-восточной оконечности Новой Британии, в горы, где живут племена, может быть, самые отсталые на Земле, известные под общим названием байнингов.
Нечего было и думать о путешествии без проводников и носильщиков, и тогда один из геодезистов, наш земляк Свен Харальдсен, порекомендовал нам Басуро. Басуро не выразил особого восторга от нашего предложения идти в горы, но, поразмыслив, пришел, очевидно, к выводу, что заработок на земле не валяется, и согласился. Через два дня мы готовы были тронуться в путь с дюжиной носильщиков.
Дорогу приходилось прорубать в густом подросте дождевого леса. По счастью, Басуро наделен чутьем мгновенно отыскивать наиболее приемлемый путь. Я двигаюсь автоматически, думая о чем угодно, кроме трудности дороги, и мысли мои вертятся все время вокруг одного и того же: удастся ли нам убедить байнингов принять нас. Ведь всего несколько месяцев назад байнинги убили одиннадцать прибрежных жителей, которые пришли в горы с какими-то товарами.
Басуро и носильщики наслышаны об этом случае, но это их мало беспокоит. Пока ты уважаешь законы и обычаи горцев, говорит Басуро, ничего с тобой не случится. Он убежден, что убитые пытались что-то украсть или покушались на байнингских женщин. В любом случае наказали их по справедливости. В джунглях действуют иные законы, чем в цивилизованном мире. Объяснение звучит убедительно и до некоторой степени успокаивает меня. Басуро знает, о чем говорит: он родился и вырос на этом острове. Конечно же, он прав: чужак должен уважать обычаи здешних людей; тогда они будут настроены вполне дружески.
