окну, наблюдая за незнакомыми прохожими.
Положив вилку на рядом лежащую тёмно-зелёную салфетку, Гарри выдохнул и перестал измываться над своей головой. Уже тяжело искать те слова, что нельзя произнести или передать. Он всего-навсего встал со своего диванчика и пересел к ней. Продолжая держаться камнем, скалой, темноволосая сидела сжато и скованно. Мяла пальцы, заставляя кости чуть ли не трещать, лишь бы чувствовать боль, которая приведёт её в себя. В горле застрял противный ком.
— Хей, — тихо обратился к ней, голову девушка не повернула. Гарри опустил руки на её скованные между собой кисти и потянул на себя, — Иди ко мне.
Она совсем не сопротивлялась, поэтому сразу упала к нему на грудь. Будто искала в нём ту самую поддержку, вдыхала и вдыхала его аромат через тёмную толстовку. Гарри был реальным, был героем и силой для неё сейчас.
— Знаешь, — подала голос, повернув голову и положив её так, чтобы слова хоть как-то доносились до его ушей, — я не боюсь болеть чем-то страшным. Я боюсь другого.
— Чего же? — нетерпеливо спросил, переплетая пальцы их рук. Для него было так странно, что переживания Терезы сейчас важнее всего на свете. Даже если ему позвонят и скажут, что дом сгорел, что его карьера летит в бездну, что весь мир рушится, ему важно, чтобы только она не рушилась. Поэтому всё, что она сейчас скажет, он будет слушать с особым трепетом.
— Я всю жизнь винила отца в том, что случилось с мамой. Он ведь шпынял её и толкал, поэтому доктора говорили, что черепно-мозговая травма объясняет причину появления болезни. Но ведь он не бил её до моего рождения. Значит, дело не в этом. Болезнь мамы — не его вина… — прошептала грустно, вглядываясь в людей абсолютно бездумно.
— Ты поэтому его ненавидела так сильно? — догадливо спрашивает.
— Это была хорошая и веская причина его ненавидеть. Я ведь всегда прощаю людей, которые делают мне больно, но… Когда дело касалось мамы, я становилась очень агрессивной и готовой просто убить кого-нибудь. Не кого-нибудь, а его. Сейчас всё по-другому, понимаешь о чём я? — она, чтобы видеть это понимание в его глазах, подняла голову и посмотрела.
— Думаешь, ты сможешь простить папу? — голос сдал его. Гарри абсолютно не поддерживал подобный расклад. В его глазах отец Терезы — конченый подонок, который избивал беззащитную женщину и ещё более уязвимую девочку.
— Я не знаю. Я больше ничего не знаю.
Отозвалась девушка тоскливо и положила голову вновь на его грудь.
— Разве это нормально, что мир всегда будет рушиться вокруг тебя? Этот процесс, мне кажется, бесконечным.
— Он не будет рушиться постоянно. Это часть процесса взросления. Однажды ты поймёшь, как ко всему надо относиться.
— Да? — наивно спросила, продолжая, — Я буду разочаровываться и разочаровываться?
Ему не хотелось разбивать её пока что детские представление о мире, дружбе и любви. Мир таков. Нельзя подпускать к себе людей, нельзя доверять чересчур наивно. Надо быть всегда настороже.
— От этого никто не застрахован, — осторожно ответил и интуитивно прижал её к себе ближе.
Тереза тяжело выдохнула, не желая давать эмоциям выход именно сейчас, но слёзы сами покатились. Она спрятала глаза в изгибе его шеи, и он почувствовал, как горячо её лицо. Кинув мимолётный взгляд на зевак за окном в виде папарацци, мужчина лишь позволил себе перевести дыхание и делать вид, что ничего такого не происходит. Тереза просто лежит на его груди. Они обычная пара.
— Хочешь, мы можем выйти в туалет. — Аккуратно предложил.
— Всё в порядке, я пытаюсь прийти в себя.
Многое резко навалилось, что уже стало казаться, будто нет в мире ничего хорошего. Только всё вроде начинает налаживаться, все бури стихают, как приходит что-то подобное и врывается в самом уродливом обличии. Тереза почти буквально повесила нос, не желая уже ни с чем бороться. Сначала беременность. Затем конфликт первый. Следом пришёл и второй. Они с Гарри собачились жестоко и больно. Сейчас же всё должно было стать умиротворённее, но известие о наличии неизлечимой болезни порывало со всеми «умиротворёнными» укладами системы. Она боялась.
Возвращаясь к дороге, Гарри перестал думать обо всём моментально. Да, день был в целом не очень. На улице уже стемнело. Время позднее, потому что результаты анализов они ожидали очень долго. Тереза отвёрнута к окну. В руках у неё папка со всеми результатами и с заключением.
Вернувшись, Кейт распечатал сводку всех анализов и впервые на них взглянула. На всякий случай, они вместе с лаборантом прогнали по всем анализам, чтобы выявить любые другие отклонения. Длинный список названий болезней шёл нескончаемой очередью на бумажке, а напротив красовался результат. «ПОЗ» — положительный результат на тест. «НЕГ» — отрицательный. Всё просто. И среди череды «НЕГ» всё-таки нашёлся один единственный «ПОЗ». Прогрессивный паралич.
По опечаленному взгляду Гарри сразу понял, что миновать плохое не удалось. Они всё-таки столкнулись с самым страшным. Зато сама Гарднер не выглядела удивлённой или обескураженной. Для неё всё оказалось ожидаемым. Наследственность сказалась и на её генах.
— Тереза, чтобы у малыша не проявилась эта болезнь, надо пить таблетки и лечиться. У тебя первая стадия, симптомы которой можно купировать на десятки лет.
Кейт успокаивала их обоих, пока Гарднер сложила всё воедино. Перемена в настроении, резкий выхлоп эмоций, который вылился в сильный конфликт с Гарри, некая апатия ко всему — объяснимо. Это не гормоны бушуют, а болезнь проявляет себя во всей красе.
— Я буду лечиться, — уверенно произнесла, побоявшись просто-напросто навредить малышу. Он должен родиться здоровым и крепким.
Это был секундный боевой запал. Когда же они вернулись в машину под моросящий дождик, повисла тишина. Что ещё можно сказать? Гарри не мог сесть и начать её успокаивать, давая чересчур сопливые надежды. Ей нужно просто смириться с наличием болезни, принять, как случившееся, и продолжить уживаться с этим в себе.
Спустя минут десять, пока они пробирались по пробкам, Стайлс решительно взял на себя инициативу начать хоть какой-то разговор.
— Давно в Лос-Анджелесе не было такого ливня, — поглядел на тёмное небо и прислушался к барабанной дроби капель дождя, — Но я всё равно рад вернуться… — на секунду он обратил к ней взгляд, поймав непонимающие глаза на себе. Тереза явно витала где-то далеко.
— Я рада, что ты вернулся. — Она слабо улыбнулась, но попыталась вложить всё в эту улыбку.
— Как твои дела на работе? Наверняка куча коллекций на носу, — он вытаскивал её из пучины депрессии и печали. Пора прекращать этот порочный круг её постоянных слёз.
На мгновение в серых глазах взыграло удивление,
