духу, а у меня дел было по самую развилку…
Бишоп тупо уставился на желтый конверт. Горло сдавило тисками, и он шумно прокашлялся.
— От Пит? — просипел он.
— Да и не только это… — Векел почесал в затылке. — Она много чего успела провернуть перед тем, как исчезнуть. Связалась со знакомым кузнецом из Ривервуда, что занимается зеркалами, и переписала на тебя свою долю. Пока никто не знал, где ты, золото с зеркал было велено присылать в гильдию. Только не думай ничего такого: все ее — то есть твои — деньги в сохранности. Мы своих даже после смерти не бросаем…
— Понятно, — хмыкнул рейнджер, вспомнив, как дова по-пьяни пытала кузнеца. Алвора, кажется?
— …Противопохмельное ее, опять же… — продолжал Векел. — Бриньольф теперь у нас с Мавен партнеры. Он на ее медоварне наладил производство этого антипохмелина и доходы с него знатные идут. Пит была с Бриньольфом в доле — ее ж рецепт — и оставила эту долю тебе…
— Угу, — ничего не выражающим тоном ответил Бишоп.
— И еще одно…
Векел поднялся со стула. Отошел в дальний угол комнаты и, нажав на потайную панель, сдвинул шкаф. Бишоп успел заметить лишь темное пустое пространство в стене, а в следующее мгновение шкаф вернулся на место, а на стол с глухим звоном упал увесистый кошель.
— Золото с ее пьянок, выигрыши, доля за время, которое Пит была в гильдии… Тоже твое.
Бишоп молча смотрел на кошель, не ощущая ничего. Ни радости от обладания кучей золота, ни привычной подозрительности или раздражения. Ни-че-го. Как и все последние три месяца…
После того, как Хермеус Мора исчез, Бишоп обрел, наконец, свободу и метка на груди затянулась. Он мог идти куда хотел, мог делать, что хотел. Апокриф лишь иногда являлся ему в кошмарах, но когда рейнджер просыпался, рядом всегда был Карнвир и никаких щупалец. Бишоп был свободен. Абсолютно свободен. Разве не этого он добивался всю жизнь? Этого. Впервые ни боги, ни демоны, ни герои, ни бабы — никто от него ничего не требовали. Так почему на душе так погано?
Рейнджер покосился на лежащее перед ним письмо. Осторожно одним пальцем придвинул к себе, прислушиваясь к ощущениям. Всю жизнь боялся привязанностей, считая их слабостями, а чувства — помехой, но теперь… Когда получил абсолютную свободу, когда не осталось ничего, он больше всего на свете хотел почувствовать снова. Хоть что-то…
Этим Бишоп и занимался все последние три месяца: испытывал себя разными способами, пытался разбудить хоть к чему-то интерес. Он перебрал едва ли не каждую шлюху в Солитьюде; спускался наемником в подземелья к фалмерам и отстреливал их, как зайцев, не чувствуя ни азарта, ни страха, ни малейшего волнения.
Однажды он был на охоте и просто упал в осеннюю листву, не понимая зачем ему вставать и куда-то идти. Карнвир скулил, тащил за руку, рычал, наконец сдался и ушел на охоту один. А Бишоп лежал, не чувствуя, как начал накрапывать дождь, как вечер сменился ночью, а звери, не чуя человеческого запаха, безбоязненно приближались к нему и рылись рядом в поисках пищи. Бишоп так бы и замерз, если бы Карнвир не вернулся и не устроил истерику. Схватил рейнджера за сапог и тащил того до самого тракта. Бишопу пришлось подняться, когда Карнвир вдруг решил его пометить, чтобы застолбить своего человека прежде, чем снова уйти охотиться. Выйдя на тракт Бишоп с удивлением обнаружил себя неподалеку от Рифтена, и ноги сами понесли его в Буйную Флягу…
— Сколько? — рейнджер с трудом вынырнул из мрачных мыслей.
— Что «сколько»? — переспросил Векел.
— Сколько всего золота у меня теперь?
Трактирщик на минуту задумался, бормоча и загибая пальцы, наконец озвучил:
— Пес его знает. Может, тысяч пятьдесят-семьдесят. Каждый месяц ведь новые деньжата капают. Твое золотишко можешь забрать в любой момент из Хранилища. С тебя даже процент за сохранность не возьмут — Бриньольф распорядился. Считай это данью уважения Пит.
— Хорошо…
Они какое-то время помолчали, отхлебывая каждый из своей бутылки.
— Ты знаешь, — первым нарушил тишину Векел, — она ведь и гильдии здорово помогла… Одно письмо было адресовано Бриньольфу. Там, помимо заклинаний перемещения и прочего, была наводка на одно двемерское подземелье, где лежали нетронутые Глаза Фалмера… Два гигантских камня, каждый с мою голову, представь себе! Гильдия расквиталась с долгами и сейчас настолько богата, что даже от жирных заказов нос воротит.
— Понятно… — Бишоп почти не слушал трактирщика, развернул конверт печатью кверху и аккуратно разгладил.
— Еще одно…
— М? — промычал Бишоп, надеясь поскорей закончить этот разговор.
— Что произошло в ту ночь?
Рейнджер поднял на Векела темный взгляд, но трактирщик не стушевался:
— Все говорят разное. Что Пит читала заклинание, потом вдруг случилось землетрясение, и из расщелины полезла живая Тьма. Делвин клялся, что место, где вы стояли, она накрыла почти сразу; затопила, как волна — все уже думали, что вам конец. Алдуин рвался в гигантский портал, вас не видно, кругом нежить и драконы, и вдруг — пуф! — и Алдуин просто исчез! Драконы, потеряв своего вожака, улетели, а потом вдруг исчезла и Тьма. Но до сих пор так и не ясно… А что стало с Пит? Ты там был, видел… В смысле, она вернулась домой?
— Я не знаю, — Бишоп допил остатки меда и поднялся, пряча конверт в броню на груди. — Если у тебя для меня больше нет писем, то и мне сказать нечего… Мне пора. Прощай, Векел…
Рейнджер тронул своего волка за холку, и, выйдя за комнаты, они тихо растворились в темноте подземных переходов. Векел долго смотрел ему вслед, наконец откинулся на стуле и покачал головой:
— А говорил «не сломался»… — трактирщик сгреб забытый кошель с золотом и припрятал его обратно в тайник. До лучших времен…
Бишоп вышел на «свежий» воздух Рифтена. Сразу пахнуло знакомой сыростью, рыбой и водорослями. Рейнджер, не глядя побрел по улицам, сам не заметил, как вышел из города и направился к озеру Хонрик, и очнулся, лишь когда неподалеку показался тот самый охотничий лагерь. Бишоп ускорил шаг.
Когда он выскочил из
