Бронкс, расположенный к северо-востоку от Манхэттена, в три раза меньше Куинса, но население его значительно больше. Общеизвестно характерное приветствие обитателей Бронкса — громкое пощелкивание языком.
Здесь хватает места и грубости, и злу, и грязи.
В Южном Бронксе — вотчине продавцов наркотиков — есть обширные районы брошенных домов и выгоревших ночлежек. Нередко квартиросъемщики сами поджигают свои жалкие жилища, чтобы получить льготное право на муниципальное жилье. Случается, пожарники находят брошенные поджигателями банки с бензином и ванны, набитые кирпичом,— чтобы перекрытия рухнули наверняка...
В Бронксе нередки расовые волнения. Здесь быстро растет пуэрториканское население, пытающееся отвоевать себе место под солнцем. Ничто не может остановить расползания бедности, насилия и предотвратить массовый выезд граждан среднего достатка. Власти принимают все меры, чтобы остановить рост трущоб, удушить наркобизнес и связанную с ним ужасающую преступность, удержать жителей Бронкса в родном районе. Полицейские сирены завывают тут особенно часто...
Близость острова Статен к Нью-Джерси и связь с этим штатом через многочисленные мосты рождают впечатление, что остров далек от Манхэттена, с которым он связан лишь старомодной паромной переправой.
Поездка на пароме, вероятно, самое приятное из городских развлечений. На палубе довольно прохладно, несмотря на тридцатиградусную жару. Над головой то и дело стремительно проносятся полицейские вертолеты. Издалека открывается Статуя Свободы, неспешно проплывает остров Эллис, называвшийся некогда «вратами эмигрантов». Здесь в 1892—1943 годах располагался иммиграционный центр США, где иммигранты пережидали карантин, прежде чем въехать на территорию Штатов.
Паром сейчас буквально изнемогает под натиском растущего населения Статена. Когда-то самый малонаселенный район, остров быстро заселяется, пустыри застраиваются.
Такие разные и неповторимые, все районы тесно связаны тоннелями, мостами, железной дорогой, метро. Связать их политически гораздо труднее. Каждый район претендует на главенствующую роль.
В 60-е годы ропот протеста против центральной власти перешел попросту в рев. Отцы города совершенно не интересовались нуждами своих подопечных. Улицы пришли в упадок, мусор не убирался, росли насилие и грабежи. Только местные общественные комиссии пытались что-то сделать с ужасными трущобами Браунсвилла в Бруклине, усилить полицию хотя бы в тех районах, где беззаконие переросло все мыслимые границы, перевооружить пожарную охрану города...
Сейчас местные органы с успехом продолжают командовать на местах. Бывает, всплески гипертрофированного самолюбия перехлестывают через край. У общины размером с квартал может быть свой собственный журнал, своя униформа для вооруженной охраны, собственные политики, общественные и культурные деятели. Собрания комитетов и кварталов занимаются проблемами безопасности и чистоты улиц. Попробуйте обругать в газетной статье манхэттенских тараканов — и вас обвинят чуть ли не в предательстве. И такое бывает...
Ниже тротуара
На углу Шестой авеню и Сорок Пятой улицы я заметил яркие щиты с надписью «Волмер ассошиэйтс» и открытые люки. Представительный мужчина — ирландец, как потом выяснилось,— нимало не смутившись, помог мне забраться в люк и посмотреть, что там, внизу, делается. Так я ненадолго оказался под манхэттенскими мостовыми.
В той самой точке работали Дейв Корниш и Эд Молони — специалисты по подземному хозяйству Манхэттена, знатоки хитросплетений ходов, магистралей, тоннелей, каналов и кабелей, извивающихся под улицами. Их задача — поддерживать все это хозяйство в рабочем состоянии. Они отлично знают подземный этаж города, где постоянно кто-то что-то копает и строит, и умеют ходить по лабиринтам, зачастую превосходящим по запутанности те, что наверху...
Спустившись по металлической лесенке, я оказался в начале длинного извилистого коридора, по стенам которого шли сотни, нет, тысячи всевозможных цветных проводов разной толщины. Под ногами ничего не хлюпало.
— Что за знак начертан на стене? — первым делом спросил я Дейва.
— «Копать — наш долг»? Это девиз фирмы «Консолидейтед Эдисон», наших коллег. Мы вместе следим за подземными коммуникациями, обслуживаем водопровод, канализацию, метрополитен. Самая привычная для нас работа — искать место для еще одного телефонного канала, газо- или паропровода. Работать приходится, как ни странно, часто вслепую. В документах указывается электропроводка или канализационный сток, но не даются точные координаты ни по горизонтали, ни по вертикали.
— А люк?
— Он только покажет вам, где сама линия, но вовсе не ее направление. Приходится работать методом тыка и уповать на чутье... Фирмы, которые уже отошли от дел, выбрасывают документацию. Улицы переносили с места на место, каналы и протоки засыпали, тоннели рыли, а потом бросали. Однако некоторые наши находки отражают богатую историю города. У подземных русел находят корабли позапрошлого века. Попадаются кости индейцев, таинственные подземелья и бог еще знает что...
— Раз мы с бригадой работали в центре, тянули кабель,— рассказывает Молони,— и нашли в шурфе пучок черных волос в фут длиной. Уверен, что то был не ворс от швабры. Мы не стали смотреть, прилагался ли к волосам еще и череп... Вообще, лучше этим не интересоваться.
Огромный опыт подземной работы дал этим ребятам какое-то «шестое чувство».
— Мы будто чуем, на что наткнемся там, внизу,— говорит Молони.— Знаем, как глубоко лежат телефонные провода и как в старину искривлялись водостоки.
Знают они и то, где расположены выдолбленные стволы деревьев, которые старая водопроводная компания «Аарон Бэрр» использовала вместо труб в начале 1800-х годов, где проходят старые кирпичные канализационные канавы, забитые теперь известью, которая разлагается, едва попав на воздух. Знают, где лежат старые, покрытые асфальтом трамвайные пути, проходившие некогда по проспектам с севера на юг, и где уходят в никуда заброшенные широкие тоннели...
— Хотите короткую историю? Было это в 1870 году, за тридцать четыре года до открытия городского метрополитена. Изобретатель, юрист и издатель Альфред Эли Бич тайком прорыл тоннель диаметром девять футов под кварталом Бродвея рядом с ратушей. Люди Бича работали ночами, чтобы избежать уплаты налогов Уильяму Твиду, который распоряжался в те годы в городе, как в собственной вотчине. Когда тоннель закончили, Бич заявил об этом публично, устроив огромный прием, во время которого его единственный двадцатидвухместный вагончик ходил по тоннелю туда-сюда, движимый силой пара. Просторный зал ожидания был красив — диванчики, картины, пианино, бассейн с золотыми рыбками...
Однако план Бича расширить свою показательную линию до размеров подземки, идущей через весь Манхэттен, был раскрыт: коварный Твид пронюхал о его дерзости. Пока храбрые ньюйоркцы развлекались поездками со скоростью 50 миль в час за четверть доллара с брата, покровитель Твида, губернатор Джон Хоффман, наложил вето на билль, дававший подземке легальный статус. Вскоре Хоффмана переизбрали, а Твида посадили за взятки, но к этому времени публика и те, кто поддерживал Бича, утратили интерес к чуду. Тоннель законсервировали. Народ позабыл о нем и вспомнил, лишь когда бригада рабочих, строившая метро к ратуше, обнаружила тоннель в 1912 году. На рельсах все еще стоял округлый вагончик, покрытый пылью...
— Есть и современное продолжение той же темы — грандиозный подземный проект, тоннель на шесть путей — «южная манхэттенская магистраль». Он закупорен ныне с обоих концов. Магистраль забросили в конце 60-х годов, после того как был прорыт тоннель метрополитена на улице Кристи,— говорит Эд Молони.
— Дейв, как бы выглядел срез улицы, появись возможность такое сделать?
— Копать улицу в Манхэттене и не потревожить подземные коммуникации — тонкая работа. Сточная канализация обычно проходит на самой большой глубине. Чуть повыше сплелись водопровод, газо- и паропроводы. Ближе всего к поверхности лежат электропроводка, телефонные кабели, нередко вмурованные в бетон. Пневмотрубы, ранее использовавшиеся городской почтой, полицейские и пожарные системы тревоги, вентиляционные шахты метро, каналы — все это спуталось самым причудливым способом.
В том месте, где стоим мы, ничего такого не видно. Если пройти дальше несколько десятков метров, то оказываешься в пещере, озаренной таинственным голубым, неведомо откуда берущимся светом. Она полна незнакомых конструкций, торчащих в разные стороны. Под сводом тоннеля кружатся маленькие газопылевые смерчи, иногда доносятся миазмы канализации. Тесное рабочее пространство загромождено лесами, лестницами и агрегатами. Там, в конце коридора, десяток труб разного диаметра и кабелей исчезают в четырехметровой стене нью-йоркского «культурного слоя». Трубы с кабелями лежат вплотную — так, что и лопату не подсунешь...
