Они многое объясняли. Дело в том, что самки — они вообще могут драться с кем бы то ни было, защищая своих детенышей. Так устроила природа. Нас, самцов, она наделила способностью превращаться в смертоносных монстров, но как без этого мы могли бы продолжить свой род? Вот природа и наложила на нас свои табу, ограничения. Самец не может убить самку, а та готова драться лишь для того, чтобы уберечь от опасности своего детеныша или чтобы раздобыть ему пропитание.
Однако природа не предусмотрела хитроумия людей. В отношении этой конкретной самки они учудили нечто особенное. Они ее буквально накачивают ненавистью к самцам. И ее детеныш… с ним они тоже затеяли забавную штуку. Но сейчас это не имело большого значения. Меня заинтересовала именно ненависть к самцам. Получалось, если приплюсовать к ней желание выиграть ради детеныша, она, моя соперница, могла меня и завалить. Может быть, даже не только выиграть схватку, но еще и убить.
Причем этим все, происходившее со мной в последние дни, объяснялось просто идеально.
Люди. Молодцы, нечего сказать. Редкие, очень редкие гаденыши. Не зря с людьми большинство галактических рас предпочитает не связываться.
Я заглянул в другие отделы памяти тренера и мимоходом убедился в том, что его улыбка не зря показалась мне такой неприятной. Штуки, которые некоторые люди проделывают, с моей точки зрения, необъяснимы. Хотя мое ли дело кого бы то ни было осуждать? Мне бы сейчас просто выжить, мне бы избежать этого поединка.
— Нет у тебя ответа? — квакнул любитель странных развлечений.
— Нет, — сказал я, чтобы он от меня отвязался.
— И ты…
— Мне все равно, — отчеканил я. — Можете делать что угодно, но с самкой драться я не буду.
— Тебе придется, — сказал он. — И никуда ты не денешься. Шоу должно продолжаться. А зрители…
— Мне плевать на них. Найдите молодого глупого самца. Может быть, он согласится… Хотя…
— Зрители требуют Зака-непобедимого, — напомнил тренер. — И они тебя получат. Они всегда получают, что хотят.
— Только не в этот раз.
Тренер пожал плечами и ушел. Он был уже у самой двери, когда я еще раз буквально на мгновение заглянул к нему в память. И увидел, что мои слова не пропали даром. В этот раз он мне, кажется, поверил, поверил окончательно.
И тогда я вздохнул с облегчением.
На следующий день мне сообщили, что у меня есть неделя. Давление на меня прекратится, все потерянные блага мне возвращаются, но в течение этой недели я имею право передумать и согласиться на бой. Если мое согласие будет получено, то мой гонорар увеличится неизмеримо.
Я подумал, что осталось подождать только неделю, а потом все вернется в свою колею. Всего лишь неделю. Похоже, неприятности и в самом деле закончились, начиналась самая обычная жизнь. Бои, тренировки, противники, умирающие под моими ударами. Как всегда, как обычно, как должно быть.
На третий день от объявленного срока мне пришло личное сообщение. Оно было от правителей планеты Крит, той самой планеты, которой я принадлежал.
4.
Кристина обещала, что Чжи-вэй больше не придет.
— Но, Дизи, тело нужно поменять, — мягко сказала она. — Новый тренер не сразу поймет, что тебе в нем нужно делать для победы. Давай оставим это тело для другого боя, не такого важного. Я тебя общелкаю со всех сторон, сделаем голограмму, и ты всегда сможешь восстановиться.
— Я сделаю этого непобедимого Зака одним крайним когтем левой ноги, — ответила я.
Это было даже обидно — объяснять мне, что для меня так уж важен бой с каким-то самцом. Мне! Самке! Я видела его в очень удачном теле накануне «Шоу титановых лап» — ну и что? Самец — он и есть самец. Даже победивший в бесчисленном количестве схваток! Ему нужны только еда, сон и теплое логово. Мне рассказывали, что он даже не хочет жить во дворце. Правда, трон ему облепили золотыми пластинками. Но что мужчины понимают в красоте?
— Я знаю, — улыбнулась Кристина. — Вся беда как раз в том, что ты сделаешь его одним крайним когтем левой ноги. И ты это сможешь на первой же минуте поединка. Но зрители включают экраны телеобъемок ради прекрасного боя. Они хотят увидеть, как ты будешь гонять его по всему рингу, они хотят увидеть новые приемы, они обязательно потребуют твою знаменитую «пляску смерти». Вот поэтому давай-ка, моя королева, займемся новой боевой плотью.
Я согласилась. Мой прежний тренер по идеологии не был таким умницей, как Кристина. Он не понимал — есть вещи, о которых мне, лучшему бойцу «Шоу победоносных», нельзя напоминать. Нельзя! Нельзя мне повторять каждый день, что я сражаюсь ради самого лучшего в мире… нельзя! Достаточно, что я сама это знаю!
Логово со стенками из ласкутушки! Да я бы спала на полу из железных плиток, присыпанном опилками, как на ринге, и выходила бы на бой голодная и даже без двойного боевого гребня на хвосте, лишь бы мне отдали детеныша.
Детеныши сильно мешают жить. Хотя бы потому, что их приходится прикреплять к себе, пока они маленькие и беззащитные. Но я держу в памяти картинки — вот мы с детенышем купаемся, вот я учу его перекручивать силовой луч внутри правой или левой ноги, чтобы сбрасывать затупившиеся когти, вот я кормлю его. И все эти картинки вместе, если смотреть их одну за другой, делают меня мягкой, словно только что снесенное яйцо в голубоватой кожистой оболочке. Я понимаю, что ради этого счастья можно пройти сквозь пять или даже шесть десятков поединков.
То, что детенышей временно забирают, — правильно. Мы сражаемся за право быть с ними — мы, самки. Мы вкладываем в каждый бой свою любовь к ним, и зрители получают прекрасные поединки. Зато когда нам возвращают детенышей, мы можем растить их в прекрасных поселках на берегах больших и теплых озер. Самое лучшее время в жизни любой самки — пока она растит своего малыша.
А за что сражаются самцы — даже думать противно. Некоторые даже за генопыль. Таких на ринге видно сразу — и их ненадолго хватает. Тренер по идеологии может помочь им отрастить и закрепить тело, но когда в бою нужно срочно что-то в этом теле менять — их вялая мыслеплоть часами не твердеет!
Поэтому самцы нас боятся и не любят.
— Пойдем? — спросила Кристина.
— Пойдем, — согласилась я.
Кристина очень милая. Ей не приходится напоминать, что широкая дорожка от дверей зала к трону — только моя. Она всегда идет рядом со мной по правой или левой дорожке, которые гораздо ниже. И неудивительно — она тоже женщина.
Мы пришли в помещение, где можно работать со всеми удобствами. Там темно, сыро, однако мыслеплоть выходит не округлыми комками, а продолговатыми, и ее легче перегонять от мембраны к нужному месту. Там я легла на мягконовое ложе, оно немного прогнулось подо мной, я закрыла обе пары глаз и раскрыла память.
Кристина запела.
— Свет — потоком, луч — клубком, сила — светом по спирали, сила будит искру плоти, искра плоти расцветает…
Во мне напротив мембраны зародилось ядро будущего комка мыслеплоти. Сперва это немного болезненно — как будто в тебя тычут очень тонким и острым клыком. Потом искра обволакивается, мыслеплоть нарастает. Главное, чтобы она не стала крепнуть в тебе, иначе очень больно выталкивать ее наружу. Я боли не боюсь, я ведь снесла яйцо. Ни одна самка, которая сделала это, боли уже не боится.
— Сила обретает плоть, сила обретает плоть… — повторяла Кристина. — Ничего сильнее в мире не бывает и не будет…
Я напряглась, выгнулась и выпустила довольно большой ярко-красный ком. Перевела дух и погнала его к правому бедру — лепить шипастую пластину доспехов. Теперь в песне-настройке временно не было нужды.
— Еще правее, — подсказала Кристина, когда из пластины полез ряд шипов. — Еще. Вот тут. Умница, Дизи. Проверь длину и оставь заготовки.
Это мы с ней здорово придумали — в ряду шипов отращивать и закреплять их через один и оставлять недоросшие мягкие шипы. Когда в бою мне обломают основные, из этих заготовок я прямо на ринге могу сделать новые, а закрепить их несложно, там не так уж велика поверхность.
Кристина — замечательный тренер по мясу. Когда мы с детенышем уедем к озерам, я заплачу ей, чтобы она жила с нами.
— Я хочу, чтобы ты была моей подругой вечно, — сказала я.
— И я этого тоже хочу, — ответила Кристина. — А еще я иногда слишком боюсь за тебя. Когда кончится контракт, мы уедем вместе. Ты получишь своего детеныша, и мы будем жить у озера…
— Ага…
5.
— Значит, ты согласен?
В голосе главного тренера не чувствовалось удивления. Он просто уточнял факт. Шарить в его голове, пытаясь определить причину этого спокойствия, не хватало времени. У меня сейчас были заботы поважнее.
— Да, — подтвердил я. — Принимаю вызов.
— Вызов Дизи из «Шоу победоносных»?
— На условиях, предложенных мне три дня назад.
