Американцы, подумав, приняли предложение. Мы привезли из Москвы на ледник Росса свои ящики с приборами и деталями бурового устройства. И вот — успех. 13 декабря 1978 года мой коллега Юра Райковский почувствовал, что буровой снаряд уже не упирается в дно скважины во льду. Дна не было. Мы проткнули ледник, и буровой снаряд со спрятанным в середине его драгоценным ледяным керном висел уже в подледниковом море. Полученные нами около 400 метров ледяных столбиков были тщательно упакованы в специальные пеналы и отправлены в холодильниках одного из ледоколов через весь Тихий океан в США. Туда же, вдогонку за керном, вылетел по приглашению американцев и я. И вдруг такая незадача — керны в одном месте, я в другом...
Вот что я записал в дневнике в те дни:
«Теперь, когда ясно, что керн нам не пришлют, доктор Гау и руководство Института решили, что я поеду в Буффало сам, на грузовике с ящиками, полными сухого льда, заберу нужную нам часть керна и привезу его. В связи с тем, что я сам достал его чуть ли не со дна моря — вряд ли кто помешает мне взять его».
Представитель Национального научного фонда США, который находится в Вашингтоне, но курирует все исследования ледников Антарктиды, позвонил мне и сказал, что сам прилетит в Буффало и, конечно же, своей властью решит вопрос о том, чтобы я мог забрать с собой в КРРЕЛ все те кусочки льда, которые нужны мне для работы.
Оставался один деликатный вопрос: на чем мне ехать в Буффало. Ведь Институт, в котором я работаю, принадлежит армии США, и поэтому все грузовики здесь — зеленые, с белыми звездами по бокам и соответствующими надписями. Управлять ими можно, только имея специальные военные права. И вот вчера вызывают меня в «секюрити офис» — что-то вроде службы безопасности — и говорят: идти получать права на вождение армейских машин.
Ребята смеются: «Игор, ты — первый русский, который будет в одиночку гнать грузовик с надписью «Армия США» по Америке...»
Готовили меня в поездку и провожали всем институтом. Для путешествия был выбран серый большой полугрузовик-пикап «шевроле». На нем, в отличие от грузовиков, не было белых звезд на дверях. Их заменяли скромные черные надписи: «Армия США. Только для официального пользования». Вместе с доктором Гау мы поместили в кузов машины несколько больших, хорошо закрываемых ящиков из очень толстого пенопласта. Кроме них, в грузовом отделении были: газовая плитка с баллоном, кухонные принадлежности, запас консервированных продуктов и канистра с водой. Экипированный таким образом, я собирался один доехать до Буффало и жить там, пока не получу свой лед. Кроме того, по дороге в Буффало я должен был свернуть в городок Дуран, расположенный приблизительно в двадцати милях от приморского города Портсмут. Здесь помещался университет штата Нью-Гемпшир, и я давно собирался посетить его, воспользовавшись приглашением профессора-гляциолога Паула. Там я должен был прочитать лекцию и осмотреть лабораторию профессора. Я встречал Паула раньше и знал, что он собирается этим летом работать в Гималаях, а на будущий год приедет в Москву, чтобы начать обсуждение возможности совместных советско-американских сравнительных исследований в Гималаях и на Памире. Жена Паула, Сенди, преподает в этом же университете русский язык и тоже собирается в Москву со своими студентами.
Дуран расположен южнее моего Хановера, и дорога туда — это дорога на Бостон, а отсюда уже, двигаясь на запад, можно попасть в Буффало. Поэтому поездка эта давала мне возможность посмотреть и знаменитый город Бостон.
В конце дня под приветственные подбадривания друзей я покинул КРРЕЛ на своем новом автомобиле. На ночь поставил его во дворе своего дома, чтобы завтра, восьмого апреля, в четверг, примерно в пять утра, тронуться в путь...
Воскресенье. Восемь утра. Выбрал нелюдную часть дороги, кругом лес, машины идут редко, никто не беспокоит. Полчаса назад, попрощался с гостеприимными Паулом и Сенди. Сенди ухитрилась всунуть в кузов корзинку с продовольствием. Курс: Бостон — Буффало. Снова один. Кругом Америка. Сначала чуть не заблудился, пришлось даже остановиться — спросить. Мне надо быть в Буффало во вторник, в девять утра. Значит, у меня есть два дня и две ночи. Через пару часов надеюсь приехать в Бостон, хочу посмотреть этот город, музеи, если они открыты. Правда, сегодня христианский истер, то есть пасха, поэтому может быть все закрыто. Во всяком случае, всегда сумею найти площадку для отдыха на одной из лесных дорог, еды у меня много. Есть термос (правда, забыл залить его водой, но это поправимо), спальный мешок и одеяло. Кабина такая широкая, что можно вытянуться в полный рост на сиденьях. Поэтому решил ночевать в машине. Гостиницы так дороги, что все мои знакомые, даже богатые, останавливаются у друзей, если квартиру им не оплачивают на работе, а мне она не оплачивается, так как я не сдаю на время поездок свою квартиру.
Позавчера вечером Паул и Сенди устроили в мою честь вечеринку. Приехали их коллеги-профессора, и я понял — большинство из них были впервые в этом доме. Все живут далеко друг от друга, в одиноких домиках, окруженных лесом. До ближайшего соседа Паула — минут десять ходьбы. Живут бывшие городские жители в старых фермерских домах. За последние три-четыре десятка лет население штата Нью-Гемпшир сократилось в два раза в основном за счет фермеров, которые ушли в город или переехали южнее. Здесь слишком плохая земля. Каждый поселившийся в фермерском доме, но работающий в городе, имеет свой огород — овощи, картошку, кукурузу на всю зиму. Все стараются перейти на дровяное отопление, отказаться от каминов в пользу голландских печей или «буржуек». В каждом доме к каминной трубе приделана еще трубка от «буржуйки». Спрос рождает предложение, и в магазинах полно таких печей на ножках самых разных фасонов и размеров. Некоторые украшены литым орнаментом.
Все здесь жалуются, что американские печники умеют класть только камины, а они не греют, наоборот, даже выхолаживают дома, так как весь теплый воздух из комнат вытягивается через каминные трубы на улицу. Поэтому сейчас огромный спрос на старых восточноевропейских мастеров-печников, которые умеют класть печи с «ходами». Эти люди зарабатывают большие деньги, но их здесь очень мало.
Все то, что я говорю, может, покажется странным, но лозунг экономии энергии — «Консерв энерджи» — сейчас очень популярен в Америке. Поэтому многие, особенно в северных штатах, прикупают или арендуют участки леса и ежегодно чистят и вырубают сухостой на дрова. Даже уже выработалась норма, сколько акров надо иметь, чтобы отапливать дом в течение зимы, не покупая ничего на стороне.
Дом Паула окружен дремучим лесом из странных деревьев, похожих издали на осины, но с вечнозеленой листвой кипариса. Эти деревья называются «хемлок», и растут они только в Америке. Хозяин дома предложил взять ружья и пойти с ним в этот лес поохотиться на поркупайнов. Оказалось, что так в США называют дикобразов, они наносят большой ущерб лесам. Дикобразы залезают на верхушки хемлоков и обламывают ветви, но не едят их целиком, а съедают только основание ветки. Остальное бросают. И, пожалуй, это-то и бесит больше всего экономных хозяев.
Действительно, в лесу, куда меня привел друг, многие хемлоки оказались с ободранными верхушками. И кучи свежих зеленых веток были набросаны вокруг стволов.
— Смотри внимательно вверх, Игор. Бели поркупайн здесь, он наверняка сидит где-нибудь на развилке ветвей у вершины. Там он чувствует себя почти в безопасности.
— А зачем стрелять поркупайна?— спросил я.— Залезу на дерево и заставлю его слезть на землю или загоню так высоко на тонкие ветки, что он сам рухнет.— Я вглядывался вверх, пытаясь разглядеть среди кипарисной зелени темную массу дикобраза.
— Что ты, Игор, в Америке никто, кроме самоубийц, не полезет на дерево за ним. Он подпустит к себе очень близко, а потом хлестнет своим хвостом с иглами или вообще как бы рухнет вниз, чтобы еще и ударить. Даже если человек удержится на ветках после нападения, он будет весь покрыт ранами от острых игл этого зверя. А кончики игл настолько хрупки, что ломаются и остаются в теле, и раны от них долго болят и нарывают.
После этого рассказа у меня пропало желание лезть на дерево.
Вообще диких животных в Америке на удивление много. Даже в парки маленьких городов по ночам приходят и грузные дикобразы, и еноты, и скунсы, и сурки, не говоря уже о белках — те бегают повсюду. И люди со всем этим зверьем, по крайней мере в глухом месте, где находится мой институт, устойчиво соседствуют. Местные жители пытаются всячески уменьшить ущерб, наносимый зверями, но не всегда это удается. Пока мы возвращались домой, мой друг рассказывал, какие хитроумные запоры он делает на клетках для кур, чтобы к ним ночью не забрался енот, и как енот раз за разом разгадывает эти запоры, открывает дверь и уносит курицу. Не меньшие трудности и со скунсами, которые привыкают к дому и возвращаются даже тогда, когда хозяева ловят их и отвозят в клетках за сотню миль, выпуская в лесу.
