У Канцелярова имелся друг-приятель, некто Чемоданов, как раз обладающий всеми замечательными внешними мужскими качествами, которыми природа так несправедливо обделила самого Канцелярова. В нем, отчасти, он видел свое второе «я». В этого друга, беспечного и довольно поверхностного шалопая, влюблялись все женщины напропалую.
Канцеляров решил подставить друга этой своей любимой. Та в него, несомненно, тут же влюбится, найдя в нем свой идеал, и так далее, согласиться выйти замуж… Что дальше? Сделав свое дело, мавр должен уйти. То есть сразу после того, как между ними вспыхнет эта бешеная любовь, друг должен исчезнуть. То есть Канцеляров найдет какой-нибудь радикальный способ устранить его, имитируя его самоубийство или несчастный случай. Просто накануне свадьбы тот бесследно пропадет. Например, провалится под лед или что-нибудь в этом роде…
Странный план, мягко говоря, но, нельзя возразить, вполне логичный.
Однако Канцелярову он вовсе не казался странным. В состоянии крайнего возбуждения, он заговорил о роковой, даже демонической своей любви. Вообще о настоящей любви. Впав в раж, уверял, что ради обладания такой женщиной, готов на любое преступление, даже убийство. Причем вовсе не оттого, что он такой злодей, а оттого, что именно ужасные происшествия, из которых самое ужасное — человеческая смерть, позволяют действительно переломить судьбу, направить ее в совершенно другое русло. То есть тут была и теоретическая основа.
Таким образом, после исчезновения друга Канцеляров рассчитывал явиться к девушке в качестве ближайшего приятеля ее покойного жениха. Грубо говоря, подлезть в самый подходящий момент.
Убитая горем девушка без сомнения найдет в общении с Канцеляровым отдушину, возможность воскресить, хотя бы в воспоминаниях, потерянного любимого. Совершенно естественно, что Канцеляров при этом унаследует, в некотором смысле, ее любовь к жениху. По меньшей мере, абсолютное доверие. Она же будет бессознательно искать в друге, обаяние и прекрасные качества, свойственные жениху. То есть, сама того не замечая, перенесет неутоленную любовь на друга, который со временем превратиться для нее в двойника, обладающего всеми достоинствами исчезнувшего мужчины, и даже равноценную ему замену.
Конечно, многое в этой игре будет зависеть от избранной тактики. Так сказать общего антуража. И ради такой женщины, убежденно твердил Канцеляров, не только можно, но даже необходимо идти на любое преступление. Именно не нужно смущаться масштабами. Вот для чего потребуется гений! К тому же, тот, кто готов убить одного — легко убьет двух, семерых, сто человек. Это как раз даже самое простое средство — достигать своих целей, выйдя за границы, о которых другие, заурядные личности, и помыслить не могут. Чем серьезнее и трагичнее будет ситуация, в которую будет помещена девушка, тем сильнее будет поражена, — ведь это тоже своего рода гипноз — ужас, тем скорее и надежнее удастся ею манипулировать. По тем же самым соображениям разумно использовать также женскую склонность к суевериям, веру во все сверхъестественное, таинственное. Например, предварительно запустить какую-нибудь остроумную мистическую или магическую теорию…
«Ты хоть понимаешь, дурочка, о чем я тебе толкую?» — досадливо щипал Канцеляров Аделаиду, видя, что та напряженно морщит лоб, безуспешно стараясь осмыслить то, что он ей нагородил, — нет, опять-таки ни бельмеса не поняла.
Рассказ Аделаиды меня убил. В первый момент я вообще не мог поверить, что подобное возможно.
Однако другие «гномы» тут же вскричали, что с самого начала подозревали нечто в этом духе.
Я лишь возмущенно мотал головой: нет, не может быть! Канцеляров? Да он — мой друг! Не зная, какие доводы привести в подтверждение чистоты и наивности своего друга, я мычал что-то нечленораздельное, а затем у меня вырвался довод, показавшийся мне самым убедительным:
— Да ведь он даже подаренную мной зажигалку — поцеловал и спрятал поближе к сердцу, как драгоценный амулет!.. При этих словах Адель словно очнулась от сомнабулии. Встрепенулась и уже совершенно обычным, своим слегка тормознутым голоском сообщила:
— А зажигалочка эта, не амулет, она у него в огородном сортире на полочке лежала. Он ею, для благовония, поджигал газеты… Я ее оттуда и скрала… — виновато призналась она.
Я только руками всплеснул.
— Где же она? — пробормотал я, только чтобы что-то спросить.
— Нету! — сокрушенно вздохнула девушка.
— Как нету?
— Елена отобрала…
Якобы однажды Елена Белозерова специально приезжала к ней на станцию, чтобы расспросить обо мне, утопшем, а, увидев у нее мою зажигалку и узнав, как она к ней попала, отобрала. Бедняжка, даже плакала. Адель то есть. Впрочем, и другая, Елена то есть, тоже всплакнула.
Сколько мы потом не бились, больше не могли выудить у Аделаиды никаких других подробностей. Умственное напряжение и так было для нее чрезмерным. Да и пора ей было отправляться дежурить на свой перрон.
Как бы там ни было, удивительный рассказ Аделаиды поставил все точки над i. Все мгновенно связалось и стало выстраиваться в одну стройную логическую цепочку.
В частности, теперь разъяснилась предельно таинственная история с «нехорошими письмами». То есть сами по себе эти письма действительно не содержали в себе ничего фатального или злокачественного. По крайней мере, до такой степени, чтобы кого-то свести с ума, психопрограммировать, довести до самоубийства.
Впоследствии, кстати, были обнаружены неоспоримые свидетельства, что сам Канцеляров эти письма и рассылал. Причем предпринял он эту аферу с письмами именно в целях дальнейшего нагнетания мрачной мистической окраски происходящего, для еще большего запутывания ситуации и прикрытия собственных злодейств. Что ж, надо признать, до известной степени это ему отлично удалось.
Итак, теперь, словно въяве, мы увидели перед собой настоящую физиономию Канцелярова. И с этого дня повели свою контригру.
Мы решили воздействовать на злодея в духе его собственных методов, то есть погрузить его в соответствующую атмосферу мистики и подозрительности, необъяснимого ужаса, лишить уверенности, обезоружить, проучить, вытолкнуть вон из Братства.
Но это была невообразимо сложная и опасная игра.
Дело в том, что Канцеляров успел войти в большую силу. Даже видавших виды членов Братства, вроде полковника Петровича, не говоря уж про легкомысленного Аркашку Цветкова, было бы не так-то легко убедить в его преступлениях и, может быть, еще более злодейских умыслах. Да и само Братство, которое, как уже было сказано, не имело никакой формальной структуры управления и иерархии, оказалось по-своему в довольно уязвимом положении, так как Канцеляров, действуя хитроумно и напористо, как раз сумел выстроить подобие параллельной структуры и легко манипулировал большей частью Братства.
Ситуация становилась все более драматичной. Казалось, события разворачивались явно не в нашу пользу. Канцелярову с удивительной последовательностью удавалось двигаться к своей цели. Он оставался дьявольски невозмутим. Казалось, его невозможно сбить с толку никакой мистикой или суевериями, направить по ложному пути. К тому же, несмотря на нашу идеальную конспирацию, он все-таки явно начал что-то подозревать, сделался стократ осторожнее.
Не было никаких сомнений, если бы кто-то из нас допустил оплошность, повел себя неосторожно и Канцелярову удалось его вычислить, он бы, конечно, не остановился бы ни перед чем. Для разоблаченного это было равносильно смертному приговору.
Тем удивительнее и необъяснимее было то неожиданное сопротивление, на которое он вдруг наталкивался. Причем мы не имели к этому ни малейшего отношения. Как, например, та внезапная и резкая антипатия, которую он стал вызвать у того же полковника Петровича и у некоторых других. Может быть, он и впрямь не смог полностью блокировать «силовые поля и энергетические линии»?
В конце концов Канцелярову все-таки удалось организовать тот самый эпохальный форум, который в свое время, по наивности, намеревался созвать еще я. Дата форума была назначена, и отменить его не было никакой возможности. Были приглашены все самые видные члены Тайного Братства Счастливцев.
Черная цель Канцелярова была для нас очевидна. К сожалению, только для нас.
Хотя ни формальной повестки форума, ни программы вообще не существовало, но собрание действительно должно было совершить глобальный прорыв во всемирной истории, прорыв в царство вечной благодати и гармонии, — даже если это обернется великими бедствиями и Апокалипсисом для всего остального человечества.
Чтобы спровоцировать подобие цепной реакций, грозившей разнести мир вдребезги, членам Братства нужно было, во-первых, собраться в одном месте, а во-вторых, на некоторое время оказаться в полной изоляции от всего остального мира. Например, на борту подводной лодки, которая заляжет на морские глубины, или в каком-нибудь пустынном высокогорном монастыре, или в заоблачных высях на борту авиалайнера… Кстати, был избран как раз этот, последний вариант.
