Да?
Пока по сторонам не смотрят и увлечены только мной. Тимур стоит в дверях, Рома у кровати.
— Может, свечи зажжем? — тихо спрашиваю я, а лицо моих гостей вытягиваются от удивления.
— Даже так? — Тимур приподнимает бровь.
— Спички на кухне в верхнем ящике у холодильника, — стараюсь улыбаться ему томно, а не испуганно и натужно, а затем перевожу взгляд на Рому, — свечи в тумбе у вешалки в прихожей.
— Ты опять тянешь время? — самодовольно хмыкает Тимур.
О, знал бы ты причину, почему я хитрю, то рассмеялся бы. Я очень ревностно отношусь к особым трусам и никто не должен их видеть. Никто. Даже если сейчас сюда ввалятся полицейские, я кинусь их прятать и буду драться.
—Свечи так свечи, — Тимур выходит, пожав плечами.
— А ты за спичками, — взираю на Рому, который закусывает нижнюю губу.
— Романтики захотелось?
— А куда же без нее? — тихо и томно отвечаю я. — Я имею право на каприз?
— Имеешь, — обнажает зубы в улыбке и следует за Тимуром, а я торопливо перекатываюсь к краю кровати.
Сажусь и встаю. Ногу почти не тянет. Хватаю особые трусы и запихиваю их в верхний ящик тумбочки.
— Я не могу найти свечи, — доносится недовольный голос Тимура.
— А я передумала, — задвигаю ящик и падаю на кровать, — не нужны мне свечи.
Широко раскидываю ноги на матрасе, чтобы при возвращении мои гости поняли, что я тут не намерена с ними больше тянуть. Пусть берут свой трофей.
— Тим! Я их нашел, — громко отвечает Рома. — Целый пакет.
— Где?! — охаю я.
Откуда у нас свечи? Или это соседка постаралась.
— В ящике под столом.
— Анечка, ты меня обманула? — Тимур смеется. — А то я кроме шнурков, крема для обуви и дубликата ключей не нашел.
В комнату возвращается Рома. Реально с пакетом свечек. Плоскими такими в плотной в тонкой металлической оболочке.
— Откуда… — прикусываю язык и улыбаюсь, позабыв, что я лежу, широко раздвинув ноги.
Рома скользит взглядом от груди, к животу, а затем останавливает взор на моей промежности.
— Красиво лежишь, Анюта, — с ухмылкой достает несколько свечей из пакета.
— Поддерживаю, — к косяку приваливается Тимур. — Глаз не отвести.
Я не поддамся смущению, не побоюсь немигающих похотливых взглядов и устою под голодными улыбками. Пусть смотрят. Они за это заплатили.
— У тебя очень аккуратная и красивая киска, — говорит Тимур, склонив голову набок, и Рома согласно кивает, расставляя на комоде свечи.
От его комплимента я готова себе язык откусить и захлебнуться кровью, но я лишь улыбаюсь. Рома чиркает спичкой, поджигает фитили, но Тимур не торопится выключать свет. Смотрит и смотрит, как оголодавший кот на мышь. И даже сглатывает.
— Свет, мальчики, — со лживым спокойствием говорю я, и Рома щелкает выключателем.
Расставляет свечи на подоконнике, тумбочке, небольшом рабочем столе:
— У тебя уютно.
— Очень по-девичьи, — Тимур закрывает дверь.
Встают с двух сторон кровати и в бликах свечей походят на демонов, которым принесли в жертву глупую девственницу. Перевожу взгляд с Тимура на Рому и шепчу:
— Начинайте, мальчики.
— Начинайте? — со смехом переспрашивает Тимур.
— Да, — я лежу себе и в потолок пялюсь. — Начинайте.
Рома тоже смеется. Мне, конечно, неловко, но вида не подаю. Да, совсем нет интимной томности, пусть и свечи горят, и тени танцуют на стенах и потолке.
— Анечка, как всегда, в своем репертуаре, — Тимур медленно стягивает футболку.
Кошу взгляд на его напряженный пресс, грудные мышцы и крепкие руки. Улыбается, а я сглатываю и перевожу взгляд на Рому, который скидывает пиджак и расстегивает рубашку. Пуговица за пуговицей.
Ладони потеют, и от макушки до пальцев ног прокатывается волна жара, когда он отбрасывает рубашку, небрежно поигрывая мышцами. Выразительный рельеф его торса будит во мне смущение. Когда он расстегивает ремень, тихо клацнув пряжкой, я медленно выдыхаю через нос.
Мне бы закрыть глаза, абстрагироваться и уйти в своим мысли, но не могу. Нагое мужское тело завораживает четкими линиями мышц, темными сосками и аккуратным пупком и я ловлю себя на мысли, что хочу прикоснуться к Роме и Тимуру, чтобы почувствовать их кожу и тепло.
— Ты права, — Рома расстегивает ширинку и неторопливо стягивает брюки, явив моему взору вздыбленную плоть в переплетении вздутых вен, — свечи настраивают на нужный лад.
— Знает толк в соблазнении, — Тимур перешагивает через сброшенные джинсы.
Рома с улыбкой укладывается рядом, а у меня дыхание обрывается сиплым выдохом и сердце подпрыгивает к горлу. Обнимает горячими руками, привлекает к себе, вынуждая перевернуться на бок к нему лицом и пробегает пальцами по скуле, вглядываясь в глаза, а затем целует. Его член прижимается к лобку и низу живота.
Меня пьянит его жадный рот и язык, и я тону под волнами дрожи. Его ладонь скользит по талии к бедру. Скрип матраса и сзади прижимается Тимур, покрывая шею и плечо поцелуями. Разум плавится воском и растекается лужей.
Рома подхватывает мою ногу под коленом и накидывает ее на себя. Проводит головкой члена по клитору и набухшим и влажным складкам, и я мычу в его губы, вздрогнув под искрой слабой и сладкой конвульсии.
— Мне остановиться? — шепчет в мой приоткрытый рот, а губы Тимура обжигают плечо поцелуями.
Вместо ответа я глухо постанываю под ласками. Резкий и решительный толчок, и Рома затыкает мой вскрикнувший рот жадным языком.
— Тише, Анечка, — хрипло шепчет Тимур, прижимаясь ко мне всем телом и его ладонь скользит по бедру.
Мне не вырваться. Я зажата с двух сторон. На выдохе Рома медленной фрикцией проникает глубже. Легкая боль отступает под его поцелуем и поглаживаниями Тимура, чье естество я чувствую поясницей. Мне нечем дышать, между ног пульсирует и горит желанием, что переплелось со стыдом и тянущим дискомфортом.
Толчки Ромы ускоряются. Он врывается в меня все глубже и напористее, стиснув мое бедро стальными пальцами. Тимур прижимается сзади и прикусывает резцами мочку, шумно выдыхая в ухо.
Комната и кровать покачиваются в стонах, вибрирует и растягивается под вспышкой оргазма. Истерзанное лоно обхватывает спазмами плоть Ромы, который с рыком вторгается в меня и
