Хотя он и не понял объяснений, но с типичной для пигмеев практичностью воспринял горы такими, как они есть, повернулся к ним спиной и поглядел вокруг. Сорвал пучок травы, попробовал ее на вкус, понюхал. Он сказал, что трава плохая, что грязь — плохая грязь. Принюхался к воздуху и сказал, что воздух плохой. В общем, как он говорил и раньше, страна эта очень плохая. Проводник показал ему слонов, думая, что это вернет его к привычной обстановке. Слоны не произвели впечатления на Кенге — какой в них толк, если не разрешено охотиться. Анри показал антилоп, которые подошли еще ближе и с любопытством смотрели на нас. Кенге ударил в ладоши, заявив, что их мяса хватило бы на много месяцев. А затем он заметил пасшихся внизу, в нескольких километрах от нас, буйволов. Он обратился ко мне:
— А что это за букашки ползают там?
Сначала я не понял, что он имеет в виду, но потом сообразил, что в лесу поле зрения человека ограничено и, рассуждая о величине предмета, нет нужды делать прикидку на расстояние.
Когда я объяснил Кенге, что «букашки» — это буйволы, он рассмеялся и сказал, чтобы я не болтал чепухи.
Дорога шла вниз по холму, мы приближались к стаду; «букашки» становились все больше. Кенге сидел теперь с. краю у опущенного стекла и категорически отказывался закрыть его. Я так и не понял, что происходит в его голове — кажется ли ему, что «букашки» превращаются в буйволов, или это миниатюрные буйволы, которые растут, просто растут на глазах. Он только заявил: это не настоящие буйволы; он не выйдет больше из машины, пока мы не уедем из заповедника.
Утром Кенге впервые с одобрением отозвался о здешних местах. Может быть, он почувствовал себя увереннее, когда далеко к югу в дымке показалась цепь вулканов Киву и теперь был виден дальний конец озера.
Внезапно мне показалось, что я опять внизу, в лесу, и когда заговорил Кенге, я понял почему. Как хотелось бы мне передать тембр его голоса — мягкого, и музыкального, и очень тихого. В лесу я не раз слышал, как говорят его обитатели, когда что-то глубоко переживают. Движением губ, глазами и жестикуляцией он иллюстрировал свои слова. Словно напевая под нос, он говорил:
— Я был не прав, это хорошее место, хотя оно мне и не нравится. Оно должно быть хорошим, ведь здесь так много животных. Оно хорошее, потому что небо чистое и земля чистая. Оно хорошее, потому что я чувствую себя хорошо. Я чувствую себя так, будто я и весь мир спим и видим сон. Почему люди всегда так сильно шумят?
И с бесконечной тоской в голосе добавил:
— Если бы только побольше деревьев...
Реформатор и фасоль
Обратный путь превратился в триумф Кенге. Чем глубже мы въезжали в лес, тем громче он пел. Последняя остановка была около Момбасы, в селении, где местный администратор из самых добрых побуждений, но не задумываясь о последствиях, освобождал пигмеев от «ига крестьян». Он вырубал лес вдоль дороги и строил для пигмеев деревни, чтобы они могли создать плантации, а вырастив урожаи овощей и фруктов, продавали бы их государству и на рынке. Кенге заливался смехом при словах о своем «освобождении» и говорил, что пигмеи все равно будут ходить в деревни. Зачем трудиться на своих плантациях, если можно украсть у крестьян?
Администратор, толстый и жизнерадостный человек, весьма дружелюбно относился к пигмеям. Но его нельзя было убедить, что подобные реформы не принесли ничего хорошего. Он собирал группы пигмеев к местам порубок и объяснял, что правительство снабдит их всеми необходимыми орудиями для обработки почвы и даст семена. Впоследствии в каждой деревне пигмеев будет дом для собраний, как в деревнях банту, школа, а в поселках покрупнее — амбулатории. Затем он по всем правилам демократии опросил пигмеев: готовы ли они селиться здесь и принять его план? Все закричали «да», и администратор с торжествующей улыбкой поглядел на меня. Затем он приказал крестьянам, которых привел с собой, выдать каждому пигмею фасоль и объяснить, где и как ее сажать. Пигмеи стали в очередь. Получив свою долю столь редкого для них лакомства, они снова становились в конец очереди. Когда таких мошенников удалось обнаружить, их отвели к участку земли и заставили посадить фасоль. Они мрачно выслушали инструкции и принялись за работу.
Через полчаса половина фасоли была сварена и съедена.
План был заранее обречен на провал по ряду причин: пигмеи не переносят прямого солнечного света; вне леса они часто болеют, так как их организм не способен сопротивляться болезням, связанным с оседлым образом жизни. У африканцев-крестьян к ним выработался иммунитет. Вода, которую пьют селяне, вызывает сильные желудочные заболевания у пигмеев, привыкших к родникам. Мухи и москиты разносят микробов, неведомых в лесу. Но самое главное: весь образ их жизни и мышления за тысячи лет приспособился к кочевьям в лесу. Заставить их жить оседло в деревне — значит вынудить сразу отказаться от него и принять совершенно новый.
...Кенге встречали как героя. Даже крестьяне из деревни пришли послушать его рассказы. Но больше всего поразили соплеменников рассказы об образцовых деревнях пигмеев, через которые мы проезжали на обратном пути.
— Что, они так и живут в этих деревнях? — спрашивали его.
И когда Кенге отвечал, что некоторые живут, ему задавали следующий вопрос:
— А если поблизости нет дичи?
Кенге мог лишь передать слова администратора: «Можете охотиться сколько угодно, только ухаживайте за посевами». Все знали, что это невозможно. Охота занимает все время, и каждый род уходит в лес на долгие месяцы. Требуется сотрудничество всех — мужчин, женщин, детей. Кто же будет ухаживать за полями?
Я разговаривал об этих планах со многими пигмеями, и когда Кенге вернулся в Епулу, он должен был рассказывать о них больше, чем обо всем ином, что он видел во время поездки. Старый Моку так подвел общий итог:
— Лес — наш дом. Если мы покинем лес или если умрет лес, мы умрем. Мы люди леса.
Колин Тэрнбул, английский этнограф Перевел с английского О. Орестов
Шестой трофей. Гр. Тёмкин
Закончив сеанс связи, Стас еще немного посидел в радиорубке, представляя себе, как жена и сын купаются в таком далеком-далеком Мексиканском заливе. В его воображении возник желтый, поросший кокосовыми пальмами язык пляжа, пестрые «грибки», скамеечки, сотни шумных, веселых людей, выбравшихся на пару дней отдохнуть в Варадеро. Хорошо... Но не в его вкусе. Завзятому рыболову нужен не такой отдых...
Стас тряхнул головой, словно отгоняя незваную мимолетную грусть, и гулко зашагал по коридору. Подошел к двери, распахнул ее и с удовольствием вздохнул полной грудью. Прекрасный воздух. Свежий, чуть влажный, пахнущий цветами и прелой травой. Ничуть не хуже, чем на Земле.
Стас уселся на верхнюю ступеньку трапа, свесив ноги, и еще раз мысленно похвалил себя, что посадил ракету именно тут, на этом холмике.
Место и впрямь было выбрано необычайно живописное. Вдоль широкой, как озеро, реки тянулась до боли в глазах пестрая пойма — сочная зелень высокой, в рост человека, травы, золотистые кляксы песчаных дюн и отмелей и цветы, повсюду цветы...
Там, где кончался луг, сплошным частоколом поднимался первобытный лес. Время от времени из туго сплетенных в одну зеленую крышу крон вырывалось что-нибудь летящее, бегущее или ползающее, бросалось в сторону реки — а может, и корабля, кто знает — и, наткнувшись на невидимую стену биозащиты, испуганно поворачивало обратно. Только похожий на муравьеда, но с рогами зверь уже два с лишним часа упрямо царапал лапами неподатливую пустоту.
Стас еще раз сфотографировал угрюмую остророгую голову и представил ее на стеллажах среди его прочих трофеев. Да, было бы эффектно. Жаль все же, что на планетах типа Д-8 охота категорически запрещена. Можно на следующий год попробовать выбраться на какую-нибудь Д-6 — поохотиться в заказнике. Хотя нет, рыбная ловля его влечет больше. Где еще добудешь такие трофеи, как на планетах земного типа? Два года пришлось ждать в Обществе рыболовов очередь на путевку...
Вечерело. С реки задул сильный, порывистый ветер. Словно испугавшись шелеста травы, закрыли свои яркие венчики цветы. Устало скулил, улегшись у границы биозащиты, рогатый муравьед. Изредка на отмели звонко всплескивали гоняющие мелочь хищники. Но по мере наступления темноты все неуютней становилось на берегу, все менее земным и все более чужим, враждебным казался этот мир. Когда солнце наполовину утонуло за горизонтом, Стас, поеживаясь, вернулся в ракету, чтобы подготовиться к завтрашней рыбалке.
«Насадкой называют естественную приманку, которая надевается на крючок. При ловле используются животные и растительные насадки»,— вспомнилось вдруг Стасу наставление из старинной книги по рыболовству. Стас рассмеялся, быстро оглядел легкий гибкий хлыст спиннингового удилища, проверил емкость батарей, контакты, пощелкал тумблерами небольшого ящичка и, удовлетворенный осмотром, полез под одеяло.
