class="p1">— Вот и живите, как привыкли. А меня не втягивайте в свою грязь, — наконец разомкнула губы психологиня. — Завтра заплатите мне деньги за услуги няни и больше я встречаться с вами не собираюсь — у вас своя жизнь, у меня своя.
— И…, - она сделал паузу и выдавила из себя: — Будет лучше, если вы найдете для сына другого психолога. Я больше не смогу с Даней работать.
Янис Славинов
— Дань… — дрогнувшим голосом проговорила Мирослава, обнимая моего зареванного сына и сама чуть не плача. — Тебе домой надо ехать, с папой. А я к себе поеду. Там моя мама без меня скучает. И на работу мне завтра нужно. Мы ведь всего на три дня договаривались…
— Я тоже без тебя скучаю, Мирослава, — Данька еще пуще зарыдал и вцепился в психологиню руками. Зарылся лицом куда-то в район ее живота и завыл. — Я хочу с тобой!
Второй час разворачивалась драма под названием «Даниил Славинов прощается с Мирославой».
Вечерело. Солнце совсем низко висело над припыленными зноем яблонями и рябинами дачных участков. Пчелы устали жужжать над цветками и попрятались, уступив место начинающим атаковать комарам.
Закончились наши с Данькой двухдневные каникулы на старой Мирославиной даче.
Нам давно пора было уезжать, поручив охране отвезти ежика домой. Ехать с нами она отказалась наотрез. Да я и не настаивал особо — представляю, что начнется, если они с моим сыном окажутся в одной машине.
Он и так все утро и день не отлипал от нее, словно что-то почувствовал. Да и не мудрено было не почувствовать — после вчерашнего разговора на меня Мирослава почти не смотрела. Все время отворачивалась.
Да и на Даньку смотрела так, словно прощалась, а он это чувствовал. Бегал за ней, как щенок, и все в глаза ей заглядывал. А она вроде и ласково с ним, но отстранённость все равно проскальзывала.
И сейчас, прощаясь у калитки, он с трудом отцепился от психологини и повернул ко мне зареванное лицо. Проорал в отчаянии:
— Папа, ты что, не предложил Мирославе пожениться на тебе?!
— Даниил! — психологиня взяла его за плечи, отодвинула от себя и сочувствующе посмотрела: — Такие вещи просто так не делаются. Чтобы пожениться, нужно любить друг друга, понимаешь?
Данька шмыгнул носом и запрокинул голову, глядя на нее несчастными глазами:
— А почему ты не любишь его? Папа ведь красивый. И умный. И еще он добрый, хотя многие думают, что нет. А он да, добрый. И ты ему нравишься, Мирослава, я знаю. И мне нравишься. Я думаю, что ты моя мама, которая потерялась.
Лицо у ежика стало совсем тоскливым. Подняла на меня взгляд, в котором плескался упрек. И тот самый вопрос, который она мне задавала уже много раз, но на который я упорно не отвечал — про мать Даньки.
Пожалуй, пора заканчивать этот «плач Ярославны» и спасаться. А то Данька своей непосредственностью ее до слез доведет, а меня до необходимости опять уворачиваться от этого вопроса.
Потому что про маму Даньки я тебе расскажу только в самом крайнем случае, маленькая святоша. Никак не раньше. И плевать мне на твои вчерашние заявления, что не будешь со мной иметь дела — будешь как миленькая.
Ну а пока надо решить локальный вопрос с сыном.
— Даниил, ты забыл, что ты мужчина? Контролируй эмоции и слова. Веди себя с достоинством, — потребовал сурово. — Наши отношения с Мирославой — взрослое дело. Я тебе уже говорил об этом. Давай, прощайся и садись в машину.
— Быстро! — не сдержался и рявкнул, когда он даже не шелохнулся.
Мирослава яростно полыхнула на меня глазами. Снова взяла Даньку за плечи и очень мягко произнесла:
— Дань, твой папа прав — это взрослое дело.
Потом наклонилась и что-то зашептала ему на ухо. Данька выслушал, отрицательно покачал головой и еле слышно, так что я с трудом разобрал, ответил:
— Я не буду жаловаться. И ты тоже ему не говори, ты обещала!
Ежик опять резанула меня злыми глазами и попросила Даньку:
— Садись в машину — уже поздно, а вам ехать далеко.
Он расстроено кивнул и красочно всхлипнул. После чего быстро обнял свою драгоценную психологиню и, загребая кроссовками гравий дорожки, поплелся к машине. Возле калитки обернулся:
— Мирослава, я в пятницу к тебе приду на вни… вне… в общем, на дополнительную консультацию, ладно?
Глядя в ее застывшее лицо икнул, затрясся в рыданиях и ринулся к машине.
Дождавшись, пока он сядет в салон и охранник захлопнет за ним дверцу, психологиня накинулась на меня:
— Это вы во всем виноваты! Зачем вы обнадежили мальчика тем, чего не будет никогда?! Лучше бы обеспечили ему общество нормальных людей у себя в доме! — зашипела мне в лицо. Даже на цыпочки привстала и сверкая глазами, принялась размахивать руками перед моим носом.
Не раздумывая, я схватил ее за руку и дернул в сторону высокого раскидистого куста возле крыльца.
Убедившись, что от машины нас не видно, ладонью обнял ее сзади за шею. Подтащил к себе и крепко-крепко стиснул, не позволяя вырваться.
— Ты что пообещала Даньке? — рявкнул со злостью. Видя, что девчонка молчит и только тяжело дышит, тряхнул ее немного и еще крепче зажал: — Обещала не рассказывать, как его оскорбили экономка и ее подружка? Решила его сообщницей стать, святоша? Только имей в виду — все, что происходит в моем доме мне прекрасно известно!
Снова тряхнул ее. Не дал вырваться, вдавил в себя, когда задергалась в моих руках. И когда она испуганно ахнула, поймал ее округлившийся рот. Впился в него, точно голодный, и на время потерялся во вкусе ее губ…
— Ты слышишь, маленькая психологиня? — позвал ее, когда кое-как заставил себя разорвать поцелуй. Мирослава стояла с ошалелым видом и туманным взглядом.
Не удержался, опять потянулся к ней. Пока она не пришла в себя, снова легко коснулся ее губ. И еще раз. Наваждение какое-то с этой Мирославой!
Она все так же смотрела на меня размытым взглядом, тяжело дышала и даже не пыталась уворачиваться.
— Если вы такой великий контролер, почему ваши служащие позволяют себе обижать ребенка? — пробормотала, с трудом фокусируя на мне взгляд.
— Никто его особо не обижает — позавчера был первый такой случай, — говорил, а сам не мог оторвать взгляд от ее губ. — Со всеми участницами уже разобрались и все понесли наказание.
— Хотя после того, как с ними побеседовала одна маленькая скромная Мирослава,
