И к этому времени группой ученых, в основном Никифоровым, Смирновым, Саруханяном и Гудковичем, была сформулирована интересная научная задача. Был определен район эксперимента. Он охватывал: Норвежское и Гренландское моря, всю северную часть Тихого океана — граница здесь проходила по 30-му градусу северной широты, и Арктический бассейн. Эта водная зона эксперимента была оконтурена искусственной стеной — сетью аэрологических наземных станций, расположенных на берегах Норвегии, Гренландии, Канадского арктического архипелага, Аляски, на советском и американском побережьях Тихого океана, на берегах всего Северного Ледовитого океана... Идея заключалась в том, что если по этой границе вырезать условно «столб» в атмосфере — представляете, какой получится «столб» над океаном, — и внутри этой зоны расположить те технические средства, о которых мы говорили, включая искусственные спутники Земли, то это позволит нам определить количество тепла, приходящего в атмосферу, в океан, и теплообмен между океаном и атмосферой. В этом и заключался смысл эксперимента... До сего времени не было таких прямых наблюдений, тем более на столь больших пространствах и в течение, в общем-то, длительного времени — порядка 3—5 месяцев. Такая задача никем еще не ставилась и не решалась.
Для понимания механизмов формирования климата крайне важно знать относительные и абсолютные величины потоков тепла в океане и атмосфере. И ни для кого не секрет в наши дни, что разработка долгосрочного прогноза погоды на целый сезон, на большие сроки невозможна без оценки роли океана и его влияния на атмосферу. Особенно в высоких широтах...
Вошла секретарь.
— Алексей Федорович, пришел доктор Коучмен.
Саруханян. В период подготовки эксперимента была осуществлена большая координационная работа. Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт объединил усилия многих научных учреждений, каждое из которых должно было выполнять определенные наблюдения в конкретных районах...
Смирнов. Кроме нашего института, непосредственными участниками эксперимента были: Центральная аэрологическая и Главная геофизическая обсерватории, Дальневосточный научно-исследовательский гидрометеорологический институт, Гидрометцентр Советского Союза и Государственный океанографический институт; Мзарманское, Амдерминское, Тиксинское, Певекское, Камчатское управления гидрометслужбы и многие центры и институты по обору, обработке информации...
Саруханян. Всю экспедицию и все средства эксперимента возглавлял директор ААНИИ Алексей Федорович Трешников.
...Каждый натурный эксперимент, особенно вот такого масштаба, охватывающий северную полярную область, по всей вероятности, переживает несколько стадий. Первая — стадия планирования, когда все очень легко на бумаге: можно нарисовать этот «столб», можно распределить суда, разбросать их, очертить им квадраты наблюдений, состыковать, чтобы они работали одновременно... Потом, когда выходишь в море, начинается уже непосредственная реализация эксперимента — ежедневная кропотливая работа. Капля за каплей, крупица за крупицей собирается материал в каждой «точке» или даже в районе действия твоего корабля, и этот материал в принципе по-своему интересен, но, конечно же, сам по себе он ничего еще не решает. И только совокупность, данных, собранных кораблями, самолетами, спутниками, наземными аэрологическими станциями... позволит представить работу атмосферы и океана.
А тем не менее твоя-то жизнь все же проходит только на одном, определенном корабле... И вот здесь начинается второй этап, когда вдруг понимаешь, что не все написанное на бумаге ложится на реальность, потому что океан есть океан, он вносит свои поправки. Наверное, тут очень важно переложить замыслы и планы уже на ту непосредственную натуру, в которую ты сейчас окунулся. Потом наступает следующий этап — период отчета... Это как бы возвращение к самому началу — планированию и сопоставлению того, что задумывалось, с тем, что получилось. Ты снова абстрагируешься от пережитого в океане — все детали, треволнения остаются в стороне. А ведь тогда для тебя было важно, поставишь или не поставишь свою буйковую станцию, выполнишь наблюдения в данной «точке» или не выполнишь... А здесь, в стенах института, ты снова мыслишь категориями если не полушария, то, во всяком случае, полярной области, масштабами всего эксперимента, и уже каждая «точка» для тебя просто какой-то параметр большой работы. То есть опять это цифры и только цифры...
Смирнов. Сейчас мы находимся в таком периоде, и поэтому трудно, конечно, возвращаться к пережитому, но если попытаться все-таки мысленно вернуться в ту среду работы в океане, то опять встанут в памяти многие детали, которые, очевидно, помогут как-то эти цифры обратить в поиск, в чувства, переживания...
Саруханян. Здесь, наверное, правильнее было бы начать с того, как сама жизнь порой вносит свои коррективы. Действительно, на бумаге дело выглядит более или менее гладко, забываешь про овраги — под оврагами я имею в виду непостоянство океана, в котором ты предполагаешь за три месяца обязательно провести гидрологическую съемку всеми кораблями.
И вдруг вмешивается незапланированное — шторма, которые задерживают суда, потому что, скажем, далеко не все корабли одинаково мореходны, да и работать при 8—9-балльном шторме подчас просто невозможно. Даже самый элементарный спуск батометров — нелегкий процесс... Я имею в виду не только физическое состояние людей, но и качество наблюдений. Если судно ляжет в дрейф при сильном волнении моря, его будет кидать, валять. Для вас будет неуютно — это полбеды, но самое главное — не выйдут на заданные горизонты, в глубины океана приборы. В шторма обычно многие приходят к выводу, что надо ждать погоды. Но день, другой, третий шторм не перестает, и тут вдруг понимаешь, что природа живет не только по законам спокойной погоды, океан отдает тепло атмосфере не только в штилевом состоянии. И поэтому для нас очень важно знать, как океан работает в контакте с атмосферой в период штормов...
Смирнов. Тем более существует мнение, что именно при мощных штормах происходит наибольшее взаимодействие между океаном и атмосферой. Значит, надо работать и в шторм, хотя это в какой-то степени нарушение техники безопасности... Как-то, выполнив гидрологическую станцию, «Профессор Визе» направился к следующей «точке». Пока шли, шторм стал усиливаться, приближался к 9 баллам, вроде станцию ставить нельзя. Но когда твой корабль «привязан» к такому большому эксперименту и ты не обладаешь резервом времени, поскольку все суда ведут свои наблюдения одновременно с твоим судном, находясь в разных квадратах океана, ты не можешь ждать 3— 5 суток, пока шторм утихнет. Помню, пришло время ставить станцию, а ребята сидят в своих каютах, не выходят на палубу. Вызвал в ходовую рубку заместителя капитана по науке, гидролога Зыкова и начальника отряда гидрологов Олюнина. «Какое решение принимаем?» — опрашиваю л их. Зыков подумал и сказал: «Олюнин, ты пойдешь со мной?» Начальник отряда молча кивнул. Капитан «Профессора Визе» Эммануил Николаевич Троицкий постарался поставить судно в дрейф так, чтобы палубу не заливало волной и судно резко не валило на борт. Зыков стал на лебедке, а Олюнин — на подвеске приборов. Станцию поставили на глубину в две тысячи метров очень четко и быстро. После этого случая, когда приходило время наблюдений, вахта гидрологов в любую погоду оставалась на своих рабочих местах...
Саруханян. Обычно, когда я спрашивал у Льва Сергеевича Степанова — это все тот же начальник отряда гидрологов, с которым мы хорошо поработали в проливе Дрейка: «Ну как, будем ставить станцию?» — он неизменно отвечал: «Ставить станцию в такую погоду преступление, но мы на него пойдем, потому что знаем: иначе нельзя...»
«Профессор Зубов» вышел в северную. Атлантику в марте, вышел на рекогносцировочную работу. Ученые должны были проверить, с какими скоростями течений могут встретиться наши суда во время эксперимента. С этой целью в тяжелых штормовых условиях поставили четыре буйковые станции.
Корабль ходит по океану, снова и снова возвращается к буям и вдруг однажды теряет их из виду, вообще не может найти. И только когда по истечении нескольких суток шторм успокаивается, станции наконец обнаруживаются. Но тут вмешивается случай.
Утром люди, поднявшись на мостик, узнают, что корабль находится за пределами полигона и с большой скоростью идет к берегам Норвегии. Оказывается, ночью капитан судна Андржеевский получил известие с учебного судна «Комиссар Полухин», что у них на борту больной, семнадцатилетний курсант, с резким приступом аппендицита. Их врач не решается сделать операцию, и они просят у «Зубова» помощи. И вот, с одной стороны, надо поднять на борт только что с трудом найденные буйковые станции, ради которых судно целый месяц скиталось по океану, с другой — в опасности жизнь человека... И судно оставляет станции и уходит.
