кофе, — Матвей зевает. — Целую, Ади. Не скучай. Скоро будем.
Глава 2. Пап, что случилось?
— Мы видели тетю Ию, — Лиля плюхается на стул. — Я ей покричала в окно, но она не услышала.
Лиле тринадцать. Немного неуклюжая, и прячет себя за безразмерными толстовками и широкими штанами.
— Я папу просила посигналить, но он не стал, — Лиля недовольно морщится.
Матвей наклоняется, целует меня в висок и улыбается:
— Привет.
— Мы могли бы взять ее с собой и все вместе поужинать, — Лиля голодно высматривает официанта с пиццей.
— Это была не она, — Матвей ослабляет галстук и усаживается за стол.
— Она. Это была тетя Ия, — Лиля упрямо хмурится.
Матвей не выглядит сконфуженным, встревоженным или взволнованным. Он спокоен, и я не вижу в его глазах вины или сожаления.
— Ты что-то бледная, — он вглядывается в мое лицо.
— Давление. И устала.
— Да, блин, где наша еда? — Лиля нетерпеливо похлопывает по коленям и переводит на меня голодный взгляд. — Ты же сделала заказ?
— Да.
— Все как я просила?
— Да.
— Тогда ждем, — кусает губы. — А пиццу с чем заказала?
— Как ты любишь, с копченымм колбасками.
— Круто.
— Она мне весь салон слюнями залила, — Матвей находит под столом мою руку и мягко ее сжимает.
К горлу подкатывает тошнота. Хочу его оттолкнуть, плюнуть в лицо и с криками перевернуть стол.
— Ма, смотри, — Лиля сует мне под нос телефон. — Красивые?
На фотографии — белые с розовой и толстой подошвой кроссовки.
— Симпатичные, — с трудом выдавливаю из себя.
— Купим? — в восторженном ожидании смотрит на нас и боится дышать.
— Ладно, — милостиво вздыхает Матвей. — Купим.
Лиля взвизгивает, прячет телефон в карман и расплывается в довольной улыбке:
— Круто! Клевые же!
— И стоят как крыло самолета, — Матвей откидывается назад.
— Но клевые же!
— Пошли руки мыть, модница, — Матвей выпускает мою ладонь, встает и направляется к уборным мимо столов.
Лиля вскакивает и кидается за ним. Налетает на него, виснет на его плечах и возбужденно его убеждает:
— Они клевые! Ты просто ничего не понимаешь!
Что нас ждет? Моя дочь сейчас пребывает в счастливом неведении. У нее есть папа и мама, которые любят друг друга, и будут клевые модные кроссовки. И она всего этого лишится. В таком нежном и хрупком возрасте. Это она должна сейчас бунтовать, хлопать дверьми, скандалить и совершать ошибки. Не мы.
— Вы в порядке? — спрашивает официант и ставит в центр стола горячую, аппетитную пиццу и косит на меня обеспокоенный взгляд.
Я сейчас расплачусь. Сжимаю ладони на коленях в кулаки и тихо отвечаю:
— Все в порядке.
— Сейчас остальное принесу, — неловко улыбается.
Я киваю и закрываю глаза, желая исчезнуть. Мой брак дал глубокую трещину и начинает рассыпаться. Час назад у меня было все прекрасно и безоблачно, а сейчас я тону в черной грязи отчаяния.
— Пицца!
Меня из мрачных размышлений выдергивает Лиля. Хватает кусок пиццы, кусает ее, заталкивает в рот картошку фри и запивает молочным коктейлем.
— Папа застрял, да? — бубнит она с набитым ртом. — А в женском, похоже, кому-то морду начистили.
Вопросительно приподнимаю бровь.
— Куча окровавленных салфеток, — с трудом глотает, присасывается к трубочке и шепчет, — либо кто-то вены пытался вскрыть? Хотя, — отмахивается, — вряд ли. А ты чего не ешь? — придвигает блюда с пиццей. — Ешь. Вкусненько, — хитро щурится, — или ты на диете?
— Нет.
Моя милая девочка. Как мне тебя защитить от жестокой жизни, в которой твой отец имел связь с близкой к нашей семье женщиной. Я не хочу, чтобы тебе было больно. Ты ведь так любишь отца. Он для тебя пример. Идеал. И ты всегда была папиной дочкой.
— Диеты — это полная фигня, мам, — Лиля жует пиццу. — И тебе совсем не надо худеть. Ты же красотка. И папа со мной согласен.
Матвей выходит из закутка с уборными. Останавливается у большой напольной вазы, из которой торчат сухие ветки, выкрашенные в белый цвет. В руке сжимает телефон и смотрит на меня. В глазах — черная тень.
Ия, видимо, ему позвонила. Не смогла сдержаться. Это ведь такая радость. Она беременная. У нее скоро будет милый пухлощекий малыш от моего мужа.
— Пап! — Лиля оглядывается и машет рукой. — Что ты там застрял? Сейчас все остынет!
Мое сердце сейчас качает не кровь, а черную слизь, которая забивает вены ненавистью и отвращением. Ия не лгала. Я вижу это по глазам Матвея. Он действительно спал с моей лучшей подругой.
Стук сердца вторит его шагам, и я не разрываю зрительного контакта. Мой бесконечно любимый муж, с которым я засыпала с улыбкой, меня предал. И с кем! С той, для которой двери нашего дома были всегда открыты. С той, которая стала крестной мамой для нашей дочери.
Возвращается за стол, откладывает телефон и берет вилку с ножом. Переводит взгляд со стейка на меня.
— Средней прожарки, — тихо отзываюсь я, тоскливо всматриваясь в его потемневшие глаза. — Как ты любишь.
Вздрагиваю от звука, который имитирует щелчок затвора на фотоаппарате.
— Вы такие милые, — шепчет Лиля, наведя на нас камеру смартфона. — Улыбнитесь. Ну!
Еще один щелчок, и Матвей глухо говорит:
— Лиля, хватит.
Новый щелчок, и Матвей повышает голос:
— Лиля.
Поднимает взгляд с экрана телефона. Едва заметно хмурится, уловив между мной и Матвеем напряжение.
— Пап? Что-то случилось?
Глава 3. Она лживая гадина
— Пап… Мам…
Лиля переводит взгляд с Матвея на меня и медленно прячет смартфон в карман толстовки.
— Это же всего лишь фото, — робко шепчет она. — И вы отлично вышли. Красавчики такие… ладно, — неловко улыбается и тянется за очередным куском пиццы. — Так бы и сказали, что не любите фотографироваться.
— Поехали, —
