каждый умирает в одиночку. Много друзей, есть дети и внуки, есть любимая женщина, есть бывшие коллеги и ученики, если всех собрать вместе — соберется немалая толпа народу, но умирает каждый — сам по себе. И, конечно, с его стороны эгоистично тут думать только о себе. Надо будет найти правильные слова для всех. И мудро распорядится оставшимся временем.
Он опустил руку в карман больничного халата и достал смартфон. Набрал номер и остановился у окна. За окном шел снег, все было белым бело. В больничном дворе, внизу — стояла машина «Скорой помощи», из нее парочка грузчиков в ватниках — вытаскивали большие, выкрашенные в зеленый цвет армейские термоса с надписями красной краской. Скоро обед. Он нажал на кнопку вызова. Поднес телефон к уху. Гудок. Щелчок.
— Да? — знакомый голос.
— Привет. — говорит он.
— Привет. — отвечает голос: — давненько я тебя не слышала. Совсем пропал. Решил все-таки позвонить?
— Да. Решил позвонить. — говорит он, глядя вниз, во двор. Грузчики перетаскали все термоса и закрыли двери в машину. Автомобиль тронулся с места и выехал с больничного двора.
— Удивительно, что ты такой молчаливый. Случилось что? — спрашивает она и он хмыкает.
— Да нет. Ничего особенного. Просто решил позвонить и сказать что я все помню. — говорит он и поворачивается спиной к окну. Делает шаг в сторону и опирается спиной на стенку, смотря вверх, на потолок. На выбеленном потолке через равные промежутки размещены плафоны освещения. На стене коридора — схема эвакуации при пожаре и пиктограмма бегущего человечка с надписью «Выход» и стрелочкой, указывающей куда-то направо.
— Конечно ты все помнишь. — раздается смешок в телефоне: — у тебя же фотографическая память. Ты помнишь наизусть все тексты что прочитал. Всегда считала, что это несправедливо, и как с такой памятью ты не стал великим ученым?
— Помнить не значит лучше понимать. — он пожимает плечами, на секунду забыв, что она — не может его видеть: — и я не об этом. Я помню каждый наш день вместе и благодарен судьбе за то, что она свела меня с тобой.
— Ну все. Я растеклась лужицей. Витька, что с тобой стало? Заигрываешь? — веселый смех в телефоне. Он вспоминает Ильфа и Петрова, как там у них — когда женщина стареет, с ней могут произойти многие неприятности: могут выпасть зубы, поседеть и поредеть волосы, развиться одышка, может нагрянуть тучность, может одолеть крайняя худоба, но голос у нее не изменится. Он останется таким же, каким был у нее гимназисткой, невестой или любовницей молодого повесы.
Что же, это правда, думает он, сколько лет, а ее голос не изменился. Голос юной и озорной девушки…
— Я хочу сказать, что мне очень жаль. — говорит он: — жаль за каждый миг, что я провел не с тобой. Подумать только мы с тобой могли бы провести всю жизнь вместе.
— Эту шарманку я слышу уже не в первый раз. — отзывается она: — а ну-ка вспомни, кто уже был женат при нашей первой встрече? Так уж сложилось, Витя. Между нами, многое было. И многое еще возможно, если тебе нравятся старушки. Кажется, это называется геронтофилия? Думаю, в этом возрасте твоя жена уже не будет ревновать, а скорее удивится. Да все удивятся. Я удивлюсь. Кстати, как у вас там дела? Как детки, внуки?
— Все отлично. Моя жена… ничего не изменилось, она по-прежнему мой верный друг и товарищ.
— Твоей жене памятник при жизни надо ставить за то, что она тебя терпела. Столько лет. Я бы с ума сошла. — уверяет его голос в трубке: — так что благодари судьбу что у нас ничего не вышло.
— За многое можно поблагодарить судьбу, но за это я точно не буду. — говорит он и улыбается. Ему вдруг становится легче. Он прожил эту жизнь так, как смог и не жалеет ни о чем. Сожаления бесполезны. Уроки, которые ты выносишь — вот что важно. Впрочем, сейчас уже никакой разницы нет. Он хотел бы верить в посмертие, однако он врач и совершенно точно знает, что основа личности — сугубо материальная. Надави сюда, прижги тут, здесь удар тока, и на выходе получится совсем другой человек. Да что там говорить, даже особенности диеты, физическое состояние, гормоны, уровень глюкозы в крови — все это может изменить человека до неузнаваемости. Никакой души нет. Есть невероятно сложный механизм человеческого тела, который до конца не изучен, но все же — познаваем. Более того, лично он — уверен в том, что однажды человечество достигнет и так называемого биологического бессмертия. Старение — всего лишь механизм, запущенный эволюцией.
Так что никаких иллюзий он не испытывает. Смерть будет окончанием существования его как личности, как индивида и как человека. Нет никакого рая, но нет и ада. Нет чистилища и реинкарнации. Есть только тишина и темнота. Как в глубоком сне, вот только проснуться уже не суждено.
— Ты всегда был упрямым. — смешок в трубке: — давай встретимся как-нибудь, раз уж ты позвонил мне. Погляжу, каким ты стал старым, совсем седой поди уже? Некоторые люди с возрастом становятся только лучше. Как хорошее вино.
— Обязательно. — обещает он: — конечно. Давай как-нибудь встретимся.
— Ну вот и хорошо. Ладно, мне пора. А то ко мне дочка с внучками скоро приедет, надо бы их свозить куда-нибудь, развлечь. Младшенькая уже разговаривает, да так, что не заткнешь. Балаболка еще та, вырастет, станет оратором. Или актрисой. А может политиком, влиять на людей она уже сейчас умеет. Так что, увидимся как-нибудь на неделе?
— Конечно. — говорит он и уже было отнимает телефон от уха, но слышит ее голос.
— И … я тоже все помню. — говорит она задумчиво: — может быть у нас будет еще один шанс. Когда мы встретимся в другой жизни.
— Другой жизни? — переспрашивает он. Раньше он бы обязательно посмеялся над этой глупой верой в то, что после смерти сохранится личность, какая-то «душа». Объяснил бы, что если стереть человеку память, то это будет уже совсем другой человек, ведь личность формируется на основании личного опыта. Но сейчас слишком важный разговор. Он больше не наберет этот номер, а она… она не перезвонит. Значит это — их последний разговор. Представители опасных профессий обычно суеверно говорят «крайний», чтобы не сглазить, но в этом конкретном случае — действительно последний. Тут уже ничего не сглазить. Как говорят китайцы — «упавший в реку дождя не боится».
— Точно! — смеется она: — мы уже старые, ждать осталось недолго. Если умрешь раньше — ты уж
