Ольга.
В городах Зоны гостеприимством с ружьём в руках удивить сложно. Но в тихой глубинке подобная агрессия всё же оставалась редкостью, а здесь, в глуши, почти у самого кордона, стала полной неожиданностью.
— Мы «веганы», — выдавил из себя Крупский и растянул в натужной улыбке рот, показывая зубы.
— Не ври мне, парень, — сказал хозяин.
— В долине всех людей с иммунитетом называют «веганами»… или «овощами», — пояснил Крупский и тут же добавил, справедливо полагая, что глядя в ствол дробовика, напомнить о прежних контактах будет совсем не лишним:
— Я бывал в этом доме раньше. Давно. С друзьями. Потому и… Нам за кордон.
— Проходите, — сказал хозяин, то ли отреагировав на слова Крупского, то ли убедившись, что опасности гости не представляют. — Верхнее снимайте здесь. И обувь тоже. Тапки на полках. — Он указал рукой на стеллаж и ушёл в дом, оставив дверь приоткрытой.
Ольга шумно выдохнула и прошептала неразборчиво что-то вроде молитвы.
Крупский, будучи атеистом, ни в Бога, ни в чёрта не верил. Но почему-то именно сейчас, обувая тапки, вдруг вспомнил, как хохотал однажды, выслушав историю о крестящемся вместе с православными мусульманине, ставшим свидетелем знамения у христианского храма. Теперь вряд ли бы засмеялся.
Неспешно переобуваясь и прокручивая в уме ловко устроенную хозяином засаду, Крупский подумал о том, что быстро убраться из дома, случись что, в это время года в тапках не получится. И понимай после этого требование хозяина как хочешь.
То, что случилось в Зоне, не выходило за рамки материализма: эпидемия полусинтетического кю-вируса, поражающего зубы, психику и когнитивные функции. С первым неплохо справлялись стоматологи: стачивание клыков — заурядная операция. Вторым и третьим — занимались психиатры и егеря: жёстко, с «перегибами на местах», с принудительной психиатрией и лоботомией, часто со стрельбой и взрывами; но и с сомнительным результатом. День ото дня Зона становилась слишком опасным для обывателя местом. Параллельно ограничивались возможности выезда и вывода любых активов за карантинный кордон. Для Крупского не было неразрешимой задачей — купить десяток справок, без которых просто не выпустят. Проблема в том, что даже с хорошим «откатом» вывезти чемодан денег стало не реально.
«А вдруг, правда, чёрт? Не постарел же, мерзавец, совсем. Может, это просто родственник: сын, брат?», — думал Крупский, проходя в гостиную и вглядываясь в лицо хозяина, сидящего в кресле у камина.
Тот с безразличным видом листал какую-то толстую книгу, а заметив пристальный взгляд Крупского, обратился к нему:
— Гостевал уже у меня, значит. Ну, тогда шалаву свою устрой в комнате, в которой ночевал. А о делах после поговорим.
Ольга метнула злобный взгляд сначала на хозяина, после на Крупского. Тот промолчал; потупив взгляд, указал рукой на лестницу.
— Знаешь, что такое сила, девонька? — снова отвлекаясь от чтения, спросил хозяин.
Ольга, едва сдвинувшись с места, остановилась, посмотрела взглядом оскорблённой, униженной женщины.
— Неужели хамство? — язвительно спросила она.
— Почти угадала, — усмехнувшись, потрясая толковым словарём Даля, сказал хозяин. — Это единственное, что признаёт хищник. А сама она, девонька, в начале, в источнике, в неведомой причине всякого действия и понужденья. В том, что ты ещё у моего порога ощутила, да так и не поняла, а мачо твой только что осознал. И теперь вы оба знаете, что я право имею. Ступайте, располагайтесь.
Крупского злило собственное бессилие.
«Одной фразой этот скот умудрился облить помоями обоих, — думал он. — Позвонить, решить вопрос? Не дорого бы и взяли за этого халдея, попутавшего берега. Зная, что уехал, наверняка откажут. Да и услуги его теперь в цене. И рубанул же, мразь, наотмашь, точно зная, что ничего ему за это не будет».
Поднимаясь по лестнице, молчали. Вошли в комнату, не спеша осмотрелись. Всё выглядело свежо, но простенько, дёшево, как бывает в провинциальных гостиницах: две односпальные кровати у стен, две тумбочки с настольными лампами, плательный шкаф с зеркалом на дверце, плазменный телевизор.
Ольга села на край кровати и уставилась ничего не видящим взглядом в чёрную пропасть окна. Наверняка ей было, что сказать, но она молчала. Губы её слегка шевелились, будто несмело вторя тем унылым мыслям, которые теперь занимали её.
— Без этого кретина нам не выехать за кордон, — тихо, осознавая, что это слабое оправдание, сказал Крупский.
— Я всё поняла, Витя, — продолжая отрешённо смотреть на чёрное стекло, ответила Ольга.
— Я… — несмело начал Крупский, — пойду, поговорю с ним. Надеюсь, долго мы здесь не задержимся.
— Да, сходи, — почти прошептала Ольга и зачем-то добавила: — Правда.
Хозяин всё так же сидел у камина и листал толковый словарь. В соседнем кресле откуда-то взялся коротко стриженный и гладко выбритый блондин лет сорока, во френче с огромными карманами, в старомодных офицерских галифе с тонким синим лампасом, в вязаных шерстяных носках. Похоже, он только что с улицы: причёска и кожа на лбу всё ещё хранили отпечаток головного убора, а щёки пылали румянцем. Заметив спускающегося по лестнице Крупского, человек этот сразу обратился к нему:
— Это ваша машина у входа?
Говорил блондин громко, отрывисто, букв не проглатывал, словно прессом штамповал каждое слово. Из-за его простуженного, с лёгкой хрипотцой голоса, вопрос казался резким, грубоватым.
— Да, а что? — ответил Крупский, невольно готовясь к очередной неприятности.
— Хочу вас поблагодарить, — улыбнувшись, сказал блондин.
— И за что же? — удивлённо спросил Крупский.
— За то, что не обрызгали меня там, на дороге.
— Так это были вы: в шинели, в шляпе! Не за что благодарить, честное слово, — с явным облегчением, отозвался Крупский. — Удивительно быстро вы добрались!
— Серпантин обманчив. На самом деле до того места меньше километра. Будь я чуть проворнее, встретил бы вас у порога. Георгий, геолог, к вашим услугам, — наконец представился он.
— Виктор, бизнесмен. Теперь уже бывший.
— Ну что же, все в сборе, пора ужинать, — откладывая словарь, объявил хозяин. — Идёмте в столовую, господа. А ты, Виктор, спутницу свою позови.
— О, вечер обещает быть томным, — произнёс Георгий. — Ужин с дамой! Прелестно! Восхитительно! Надеюсь, Виктор, вы не станете ревновать? Не нужно ревновать к кочевнику. Хотя, как знать, как знать…
Он широко улыбнулся, поднялся с кресла, высокий, нескладный, и пошёл в этих нелепых шерстяных носках и резиновых шлёпках в столовую, с хрипотцой декламируя Блока:
Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на жёлтой заре — фонари…
— Ужинать зовут, — войдя в комнату, сказал Крупский.
— И что подают в этом доме? Макароны по-флотски или сосиску в тесте с кетчупом и майонезом? Поговорил? — отозвалась Ольга.
Она, закинув две
