подушки под спину, устроила себе некое подобие кресла и теперь полулежала поперёк кровати, лениво пролистывая веб-страницы в своём айфоне. Разутые ноги её покоились на тумбочке.
— Может, каша перловая. Понятия не имею. А поговорить помешали. Совершенно некстати явился какой-то блондин в шерстяных носках. Назвался Георгием. Оказался тем самым прохожим, которого ты подвезти хотела. Пришлось с разговором повременить.
— Блондины в шерстяных носках не в моём вкусе, — задумчиво сказала Ольга. — Но любопытно посмотреть на этого загадочного пешехода.
— И что же в нём такого загадочного? — спросил Крупский.
— Не знаю. Наверное, то, что он шёл как призрак в сумраке… И пришёл именно сюда. В общем, забей.
В молчании спустились в столовую. Хозяин и Георгий уже были там. Уселись они друг против друга за длинным дубовым столом, привезённым, должно быть, в эту глухомань из какого-нибудь средневекового замка. Мужчины к ужину не приступали, ждали.
Крупский с удивлением обнаружил, что у мест, оставленных ему и Ольге, стояло именно то, что они обычно заказывали в ресторанчике «На набережной». Отличалась только посуда: ресторанная была просто белой, а здесь угольно-чёрная снаружи и белоснежная внутри. Ольга тоже обратила на это внимание и, кажется, осталась под впечатлением.
— За милых дам! — едва уселись, произнёс тост Георгий, и тут же в старомодной дворянской манере представился Ольге.
«Шут гороховый», — подумал Крупский, но бокал поднял и выпил со всеми, оценив содержимое, как очень неплохой виски.
Какое-то время тишину разбавляло лишь позвякивание столовых приборов. Георгий с большим аппетитом налегал на бифштекс. Видимо, хождение по горам давало о себе знать.
Ольга, как обычно, больше ковырялась вилкой в салате, нежели ела.
Хозяин тоже голодным не выглядел. Похоже, он устроил себе развлечение: выпиливал зубастым столовым ножом кубики из бифштекса, сравнивал, отправлял отбракованные в рот и тщательно их пережёвывал.
Крупский, по обыкновению, не ел, а закусывал: часто и много. Тарелка и графинчик с виски пустели одновременно.
— А что это мы молчим? — наевшись, утерев рот салфеткой, спросил Георгий.
— А ты вот сам и расскажи что-нибудь, — не отвлекаясь от выпиливания кубиков, сказал хозяин. — Ты же геолог! Историй всяких у тебя должно быть не меньше, чем в моей библиотеке. Да хотя бы о Земле, о шпатах всяких, о халцедонах своих или что там ещё у вашего брата, геолога…
— А и расскажу. Только не о камнях, а о людях. Сначала об одной женщине, если позволите.
— Давай, валяй о женщине, — согласился хозяин.
— Историю эту я начну с момента, когда хорошенькая девочка, назовём её условно Эллой, к исходу пятнадцатого своего года поняла, что обладает особым обаянием, продержалось которое, впрочем, всего около двух лет. Профиль, губки, шелковистые волосы, осанка: всё очаровательно было в ней. Но, увы, ничего из этого так и не получилось. Прошло как сон, оставив за собой калейдоскоп воспоминаний о цветах, о прогулках то с этим, то с другим, о неумелых поцелуях. Трудно сказать, что именно помешало больше — мать, завуч школы, в которой училась Элла или молодой учитель физики, послуживший для неё эталоном мужчины. В студенческие годы история почти повторилась, но уже без метафизики неизъяснимого и уже утерянного обаяния. Место матери теперь занял отец — профессор, а эталонным мужчиной стал грузноватый лаборант: женатый и выпить не дурак. К этим годам у Эллочки набралось довольно много гламурных знакомых, в пальчиках появилась тонкая сигаретка, завёлся лексикон, собралась коллекция особых жестов, ужимок и мимики. Эллочка полюбила танцевать в клубе, поднимать с подружками шампанское в высоком хрустальном бокале за тайное здоровье третьего лица, и вообще обсуждать чужие амурные дела. В неё саму никто не влюблялся, но облапить или хлопнуть по аппетитной попке желающих хватало. Случалось, подпаивали и пользовались ею. Было хорошо и весело, но явился вдруг зловредный вирус. Первой умерла мать. Отец ушёл в запой и довольно скоро отправился вслед за супругой. Жизнь посерела, Эллу признали носителем. Она перестала посещать клубы, волосы потеряли лоск, руки с неряшливыми ногтями покрылись жилками, а состояние колготок… это боль и мрак. Когда подкладка сумочки истрепалась до дыр, случилось маленькое чудо: под ней нашлось немного беглых денег. Но хватило их лишь на восторг и колечко копчёной колбасы. Университетский диплом Элла получить успела, но в баре теперь не сидела, а работала за стойкой. Скромные доходы не позволяли не думать о подошве зимней обуви. На рабочем месте её и подобрал будущий муж, год спустя завывший в назначенный час…
Ольга, до этого момента удивлённо и внимательно слушавшая Георгия, вдруг побледнела. Вилка в её руке стала заметно трястись, потому вынуждена она была её отложить, а руки спрятать под стол.
— Вам плохо? — прервав рассказ, спросил Георгий. — Если это из-за истории Эллочки, я больше слова о ней не скажу.
— Всё в порядке, — дрожащим голосом сказала Ольга. — Не обращайте на меня внимания, продолжайте.
— Нет уж, довольно, — сказал Георгий. — Я лучше о мужчине расскажу. И начну, пожалуй, с момента, когда один умный юноша, назовём его Антоном, сообразил, что имеет профессию по факту своего рождения. Впрочем, как минимум, все те предки, с которыми Антон был знаком лично, получили от этой профессии всё, что имели, и даже чуточку больше. Фамилию мальчика тоже обозначим условно — Шмидт. Прадед Антона успешно работал сыном Шмидта. Дед — внуком одного и сыном другого Шмидта. Отец продолжил династию. Стоит отметить, что все разнообразные Шмидты, какую бы в действительности фамилию они не носили, ходили в одни и те же учебные заведения. Как правило, не столько ради знаний, сколько для того, чтобы познакомиться и сдружиться с коллегами по профессии, условными родственниками: для успешной карьеры это очень полезно. Но на счастье или на беду Антона — смотря, с какой стороны это оценивать — времена пришли сложные, способные поставить крест на династических традициях. Потому юноша решил учиться прилежно и свой красный диплом он заслужил. На правах потомка Шмидта Антон получил хорошую должность. Жизнь удалась. Если он когда-нибудь и воровал гусей, то исключительно в товарных масштабах…
— Достаточно! — раздражённо сказал Крупский, осознав, что история условного Антона Шмидта сильно напоминает его собственную биографию. И если сейчас же не остановить рассказчика, то из шкафов начнут вываливаться не самого пристойного вида скелеты. — Я знаю оригинальную версию из первоисточника. Вряд ли у вас получится превзойти. Хватит чернухи, Георгий, расскажите лучше о чём-нибудь добром, жизнеутверждающем.
— Действительно, хватит уже чернухи, — поддакнул хозяин.
— Ладно, расскажу вам добрую историю, — примирительно выставив руки, согласился Георгий. — Начну с метеоритного дождя…
— Вот, вот, а я сразу
