...И глядя на бесчисленные экспонаты отдела ихтиологии (а сколько еще в запасниках!), пусть попробует кто-нибудь из посетителей догадаться, что все это приобретено на соседнем рынке!
В. Гладунец
По материалам зарубежной печати
В Парагвай, за броненосцами
Продолжение. Начало см. в № 6.
Отшумев, буря унеслась, и утро встретило нас безоблачным и невероятно синим небом. Местечко, куда мы прибыли, называлось Иреву-Куа, что на гуарани означает «владения грифов». Наш хозяин Неньито и его жена Долорес владели небольшим домиком в городке Росарио, но они редко бывали там с тех пор, как Неньито получил от правительства в концессию этот лесозаготовительный участок. Супруги жили здесь уже несколько сезонов. Однако домик был не очень-то благоустроен. На окнах не было противомоскитной сетки, в доме — почти никакой мебели, а возле него — ни бананов, ни папайи. Долорес готовила на костре и обходилась без холодильников. Невзгоды лесной жизни уже наложили свой отпечаток на ее красивое, с правильными чертами лицо. К тому же зубы женщины были в ужасном состоянии, длинные черные волосы не причесаны, одежда неряшлива. Поверх длинных брюк, защищавших от укусов насекомых, она носила юбку, считая, по-видимому, отсутствие этой части женского туалета верхом нескромности. Тем не менее Неньито и Долорес являли собой счастливую, жизнерадостную и чрезвычайно гостеприимную пару. Их дом, заявили они, будет и нашим столько, сколько мы пожелаем.
Лесная усадьба новых знакомых состояла из нескольких построек, соединенных крытыми верандами. В них разместились кухня, где всегда горел костер, кладовая, приютившая нас в первую ночь, и хозяйская спальня. В одном из флигелей была комната для двух юношей-индейцев, к ней примыкал курятник, служивший еще и складом для разных вещей, который позже стал нашей спальней. В небольшом огороде Неньито выращивал маниок и кукурузу. Крутая тропинка спускалась от построек к вздувшейся коричневой реке, а с противоположной стороны, за огородом, начинался лес.
Первое же утро подарило нам изумительное зрелище: на очищенной от леса площадке вокруг дома поднялась настоящая «метель»... из бабочек. Их было так много, что, взмахнув сачком, я поймал штук тридцать или сорок. Все они принадлежали роду катаграмма: великолепные создания с радужно-синими передними крылышками и пурпурными задними, украшенными снизу желтыми фосфоресцирующими «иероглифами».
Известно, что бабочки мигрируют в поразительном количестве на огромные расстояния. Знаменитый американский зоолог Биби наблюдал однажды фантастический перелет бабочек через Анды, когда за секунду мимо него пролетала по крайней мере тысяча этих насекомых, и так продолжалось без остановки несколько дней кряду. То же самое отмечали многие другие путешественники и натуралисты. Но здесь, в Иреву-Куа, бабочки никуда не летели, они просто порхали на поляне вокруг хижины. Интересно, что ни в лесу, ни ниже, по реке, не было видно ни одной бабочки. Вскоре мы обнаружили, что можем предсказывать их появление: они прилетали всегда после сильной грозы, когда небо было уже чистым, а солнце жгло так, что на камни у реки нельзя было ступить босиком.
Нигде больше мне не приходилось видеть ни такого количества, ни такого разнообразия этих насекомых, и я решил в свободные часы заняться их коллекционированием.
Самая крупная и самая осторожная из всех местных бабочек жила в лесу. Размах ее крыльев превышал десять сантиметров. Принадлежала она великолепному роду морфо и, подобно всем другим бабочкам этой группы, обладала изумительной сверкающей сине-голубой окраской.
Есть очень простой способ поймать морфо. Профессиональные охотники за бабочками ловят их на приманку, чаще всего — на смесь сахара с навозом. Здесь же этого не требовалось, так как в лесу повсюду росли дикие апельсиновые деревья и на каждом шагу попадались их горькие плоды, гниющие на земле. Бабочки, почти всегда парами, садились на них пососать забродивший сок. Тут-то их и можно было пленить, но даже в такой простейшей ситуации приходилось быть осмотрительным, подкрадываться осторожно и точно рассчитывать решающий бросок.
Однако не все бабочки были вегетарианками. Однажды, когда я гулял по лесу, до меня вдруг донесся отвратительный тлетворный запах. Поискав вокруг, я нашел разлагающийся труп крупной ящерицы, почти полностью скрытый под массой бабочек, трепещущие крылышки которых украшал волнистый рисунок черного цвета. Бабочки были так поглощены своей ужасной трапезой, что я ловил их без труда, беря за сложенные крылья двумя пальцами.
Как ни поразительно было обилие катаграмм, морфо и других бабочек на полянах и просеках, оно не шло ни в какое сравнение с теми фантастическими скоплениями, которые нам довелось увидеть по берегам водоемов. Моя первая встреча с ними произошла совершенно неожиданно. Как-то раз я вышел из влажного сумеречного леса на залитый солнцем мокрый луг с сочной травой, где росли одиночные маленькие пальмы. На лугу было несколько глубоких коричневых прудиков, которые соединялись ручейками, тихо струившимися среди мхов и осоки. Я неподвижно стоял на опушке в тени деревьев и рассматривал луг в бинокль, надеясь увидеть каких-нибудь животных. Но луг был пуст. Затем мне показалось, что ручеек на дальней стороне луга как бы курится. В первую секунду я было решил, что обнаружил горячий источник, а возможно, и серную фумаролу, вроде тех, что дымятся на склонах спящего вулкана, но тут же сообразил, что нахожусь в районе, где нет вулканической активности. Озадаченный, я направился к дымку и, только подойдя к нему метров на сорок-пятьдесят, понял, что передо мной живая завеса из бабочек. Их было невообразимое количество, я с трудом верил, что такое возможно. С каждым моим шагом земля как будто бесшумно взрывалась огромным желтым облаком. Я остановился, пораженный этим видением, и бабочки снова опустились на землю. Они плотно укрыли песчаный берег ручья трепещущим желтым ковром. А чуть поодаль несколько черных кукушек ани деловито пожирали легкую добычу. Бабочки не выказывали ни малейших признаков беспокойства, они как будто не замечали ни птиц, ни меня.
Развернув свои хоботки, скрученные подобно часовой спирали, они лихорадочно погружали их во влажный песок и без устали пили, одновременно выделяя крохотные струйки жидкости из кончика своего брюшка. Это не могло быть обычным утолением жажды, ведь воды кругом было вдосталь. Скорее всего они пропускали через себя влагу, чтобы впитать растворенные в ней минеральные соли. Желая рассмотреть их поближе, я присел и получил подтверждение своей догадке. Как только я перестал двигаться, бабочки стали садиться мне на руки, на лицо, на шею. Без сомнения, их привлекал мой пот, столь же богатый минеральными солями, как и болотная вода. Вскоре на мне уже расположилось с полсотни бабочек, а над головой, громко и сухо шурша крыльями, порхали другие. Я сидел неподвижно и чувствовал, как их тончайшие хоботки мягко ощупывают мою кожу.
В дальнейшем, даже привыкнув к этому удивительному зрелищу, мы не переставали им восхищаться.
К несчастью, бабочки были не единственными насекомыми, обитавшими в Иреву-Куа. Нас буквально изводили целые орды кровососущей нечисти, действовавшей по четко отработанной системе.
С самого раннего утра за дело принимались комары. Их было несколько видов, причем особенным садизмом отличались крупные, с хорошо различимой белой головой. Мы обычно завтракали у костра, в надежде, что едкий дым будет держать их на расстоянии, но некоторые из этих тварей шли на все, лишь бы испить нашей крови. Когда солнце поднималось над лесом и накаляло красную землю на нашей поляне так, что она превращалась в пыль, комары оставляли дом и удалялись к реке, в тень деревьев. Если мы по неосторожности забредали туда, они набрасывались на нас с такой же яростью, как и утром.
Затем наступал черед мбарагуи, крупных синих мух, укус которых можно сравнить с уколом иглы, оставляющим на коже капельку крови. Эти тоже трудились на совесть. Они безжалостно мучили нас все жаркое время дня и кончали работу с приближением сумерек, когда некоторая часть комариного войска могла возобновить свои действия. Главными же исполнителями вечерней программы были польверины. От этих крошечных, не больше пылинки, черных мушек мы страдали сильнее всего. Они атаковывали нас несметными полчищами, и хотя одним ударом можно было уничтожить с полсотни кровопийц, это не приносило ни малейшего облегчения: густое черное облако над головой не редело. Они без всяких затруднений проникали сквозь противомоскитную сетку, и остановить их могла бы только простыня. Из одной мы попытались соорудить что-то вроде палатки, но в ней было так жарко и душно, что от этой затеи пришлось отказаться. Оставалось одно — штукатурить себя цитронеллой и другими патентованными средствами от насекомых. Некоторые из этих снадобий обладали отвратительным запахом, от других горела кожа и мучительно жгло глаза и губы. Но польверины, казалось, считали эти мази пикантной приправой к своему обычному блюду и каждую ночь пировали на наших телах. На рассвете их смена кончалась и на дежурство снова заступали комары.
