Объединяющим элементом этих фигур, женской и мужской, являлась змея.
Каково же было назначение рельефного покрытия? Вряд ли такой сложный и искусно выполненный рельеф предназначался лишь для маскировки системы труб...
Кстати, а зачем нужно было это сооружение? Связь его с печью бесспорна, впрочем, как и самого рельефа. Может быть, это музыкальный инструмент, своеобразный «орган». Акустики, во всяком случае, полагают, что из печи в трубы подавался теплый воздух, который сталкивался там с холодным. Так при определенных условиях рождались звуки. Рельеф служил резонатором, и усиленные, искаженные звуки производили, должно быть, сильное впечатление на собравшихся в храме людей и вполне могли сойти за глас божий.
Имеется и другое предположение. Что если такое сооружение являлось оригинальной «машиной ароматов»? Можно представить, что в печи подогревалась смесь из высушенных ароматических и наркотических растений. Запахи поступали в трубы, и затем из отверстий аромат распространялся в помещении, производя одурманивающее действие и вызывая разные видения. Возможно, создание подобной обстановки было нужно при жертвоприношении — здесь же в храме находился алтарь.
Но тогда стоило ли сооружать хитроумную конструкцию из труб разного диаметра и на разном уровне и покрывать все это столь искусным рельефом?
Вряд ли в скором времени можно будет ответить с полной уверенностью на все эти вопросы. Безусловно другое. Эти находки подтверждают, что культура энеолита во второй половине IV тысячелетия до нашей эры, как датирует время создания этого культового центра Анна Радунчева, достигла своей кульминации.
Рисунки, изображения, вся сложная и искусная композиция рельефа, богатство черно-красного рисунка, говорят об этом. Даже если не понимать содержания, смысла этой композиции, можно высказать догадку, что в ней заложен целый мифологический сюжет.
Кроме того, следует отдать должное уровню технических знаний людей того времени, смелости их инженерной мысли...
Кончился еще один полевой сезон. Из кургана, как из рога изобилия, хочется сказать, «высыпалось», но, конечно, с большими затратами сил и времени «вынуто» уже около пяти тысяч разнообразных находок.
...Мы с Бистрой Колевой встретились в штаб-квартире пловдивских археологов, куда экспедиция привезла сокровища Долнослава. Часть находок упакована, другие реставрируются. С благоговением, иначе не скажешь, я наблюдал, как из мелких невзрачных глиняных черепков в умелых руках реставратора возникают округлые формы сосуда — аскоса. Многие предметы из кургана уже стоят с этикетками на полках. Здесь керамические сосуды и фигурки идолов, амулеты и украшения, медные иглы и шило.
Для археологов эта коллекция — страницы увлекательнейшей и мудрой книги о жизни людей энеолита. Я не заметил, что в коллекции отсутствуют орудия труда, характерные для энеолитического обычного поселения. Например, предметы, связанные с ремеслами, сельским хозяйством или военным делом.
— Это доказывает,— замечает Бистра,— что обитатели поселения у Долнослава не занимались ни скотоводством, ни ремеслом, не заботились о своем пропитании или одежде. По-видимому, они находились на обеспечении общества, не были связаны с материальной деятельностью, то есть являлись только служителями культа. Для специалистов, занимающихся этим временем, такая обособленная прослойка — неожиданность, свидетельство о хорошо развитом обществе.
К поселению у Долнослава стекались, судя по найденным в кургане изделиям, люди из дальних земель. Что их притягивало сюда?
Ответ, пожалуй, однозначен: жреческий центр собирал поклонников своего культа. Скорее всего, культа, связанного с плодородием.
Открытие храмового поселения под Пловдивом вдвойне ценно для археологов потому, что оно является совершенно самостоятельным культовым центром. В других местах были сельскохозяйственные, экономические центры, а здесь — духовный центр того времени.
Как очень точно заметил заместитель директора Археологического института Болгарской академии наук, профессор Велизар Белков, разнообразная керамика, изделия из золота свидетельствуют о высоком мастерстве людей энеолита. А таких следов материальной культуры IV тысячелетия до нашей эры за последние двадцать лет болгарскими учеными обнаружено немало. Теперь вот археологам удалось найти под Пловдивом большое количество глиняных фигурок идолов, что вместе с другими интересными находками подтверждает открытие крупного культового центра, характеризующего уровень культуры людей энеолита.
...У полок с редкими находками я рассматриваю необычные сосуды, похожие то на животное, то на человека. Вижу очень реалистичные фигурки людей, занятых самым обычным трудом. Гляжу на женщину, склонившуюся над чаном. С небольшого алтаря на меня пристально смотрят широко расставленные глаза чужого бога. А напротив него спокойно восседает богиня-мать, устало сложив на коленях натруженные руки.
Пловдив — София
В. Федоров, наш спец. корр.
Несостоявшаяся цивилизация?
Территория Балканского полуострова и Болгарии, в частности, является настоящей сокровищницей великолепных древних культур. Едва ли не каждый год извлекают археологи из многочисленных поселений и могильников удивительные творения людей, обитавших здесь две, три, шесть тысяч лет назад. Может быть, наиболее ярким периодом здесь был медный век, датированный V—VI тысячелетиями до нашей эры. Тогда здесь воздвигали не только те храмы, о которых идет речь в настоящей статье. Около шести тысячелетий назад большие группы древнейших в Европе горняков-профессионалов разрабатывали меднорудные жилы, добывая в урочище Аи Бунар близ Стара-Загоры десятки тысяч тонн малахита и лазурита. Из этой медной руды выплавляли тысячи тонн меди и из нее отливали огромные серии металлических тяжелых орудий и оружия.
Для этого времени нет равного в мире Варненскому кладбищу, где в ряде символических могил люди медного века захоронили более 6000 золотых изысканных украшений. Была высказана даже мысль, что культуры Балканского полуострова стояли тогда на пороге, к сожалению, несостоявшейся цивилизации письменного типа или же пытались вступить на путь, по которому спустя тысячелетие успешно будут продвигаться Месопотамия и Египет. Новые находки — свидетельства тому.
Евгений ЧЕРНЫХ, доктор исторических наук, зав. лабораторией Института археологии АН СССР
Рейс Дар-эс-Салам — Аден — Москва откладывался по техническим причинам. Пассажиры, собравшиеся было у стоек таможни, вновь растеклись по аэровокзалу. Сквозь стеклянные стены были видны усыпанные пурпурно-красными цветами кроны огненных деревьев, прозрачно-сиреневые бугенвилии, похожие на огромных ежей агавы. Я еще раз обошел ряды киосков, на витринах которых стояли причудливые скульптуры народности маконде, байховый танзанийский чай в броских упаковках, лежали сотни славящихся на весь мир пенковых трубок. Среди шумных туристов в небольшом баре я обратил внимание на африканца лет тридцати, с глубоким шрамом на правой щеке. На столике стоял запотевший стакан оранжада, но, о чем-то задумавшись, человек забыл об освежающем напитке.
— Начинается посадка на рейс Дар — Аден — Москва,— наконец объявил мелодичный баритон диктора.
Моим соседом оказался тот самый африканец со шрамом. Однако, видя, как он настороженно поглядывал вокруг, я решил, что вступать с ним в разговор неудобно.
Вскоре после вылета молоденькая аэрофлотовская стюардесса обнесла пассажиров подносами с бокалами боржоми и пепси-колы. Но меня больше обрадовала пачка свежих советских газет, которые она принесла по моей просьбе. Просматривая их, я задержался на фотографии на четвертой полосе «Известий»: белый полицейский избивает ногами лежащего на тротуаре африканского юношу.
— Простите, вы из Советского Союза? — наклонился ко мне сосед-африканец.
— Да, советский журналист,— представился я.
— А меня зовут Джек...— он замялся, потом, смущенно улыбнувшись, добавил: — Если не возражаете, пусть будет просто Джек. Это — Куинз-роуд в Дурбане,— указал он на снимок.— Интересно было бы взглянуть на нее сейчас...
— Вы давно эмигрировали из ЮАР?
— Как вам сказать,— он опять заколебался, но, взглянув на советские газеты, решился: — По заданию АНК я лечу в Брюссель, где буду выступать на конференции против апартеида...
Постепенно мы разговорились.
За время работы в Африке мне не раз приходилось встречаться с членами Африканского национального конгресса, так что я представлял, с какими трудностями и опасностями связана их подпольная борьба в ЮАР. Да и за ее пределами приходилось быть настороже. Например, незадолго до этого в прессе писали, что юаровские спецслужбы начали настоящую охоту за находящимися в эмиграции активистами АНК. Но мне и в голову не могло прийти, что мой сосед имел самое непосредственное отношение к таким тайным операциям. Узнал я об этом совершенно случайно, когда упомянул о командующем «Умконто ве сизве» («Умконто ве сизве» («Копье нации») — военная организация АНК.) Джо Модисе, у которого довелось брать интервью. Вот тут-то Джек и поведал свою историю...
