Да, я слышал об этом, знал и мнение специалистов о ближайших перспективах — они считают, что тоннаж торгового флота страны в течение пяти лет сократится на 15-—20 процентов. Известно мне было также, что в Дании с ее пятимиллионным населением сейчас 200 тысяч безработных, а больше трети из них — молодые люди в возрасте до 25 лет,
— В университет не пытался поступить? — задаю я еще один вопрос.
— Зачем? Какой смысл? Перебиваться на ссудах несколько лет, а потом выплачивать их с ростовщическим процентом до седых волос? Да еще и отдавать-то, гляди, не с чего будет с дипломом высшей школы работу найти даже труднее, чем без него.
Мне вспомнилась демонстрация безработных врачей, которую незадолго до этого я видел в центре Копенгагена. Все недавние выпускники. В белых халатах (при нулевой температуре!), со стетоскопами на груди, они расставляли на улице стенды, наглядно показывающие их бедственное положение: 1200 безработных врачей, сотни молодых специалистов покинули страну в поисках работы...
Кроме нас, в кафе сидели пожилая пара да еще одинокий мужчина лет сорока. Старички скромно, аккуратно одеты, сухощавы и подтянуты — типичные скандинавские пенсионеры. Они пьют кофе. Мужчина — полная им противоположность. У него солидный животик, добродушное румяное лицо с двойным подбородком. Я заметил, что он пришел позже нас, но успел уже опорожнить кружек пять пива. Такими, как он, любят, подтрунивая, изображать датчан их соседи-скандинавы — шведы и норвежцы. Однако на самом деле в большинстве своем датчане весьма умеренны в еде. Пиво, правда, любят почти все, но «пивные бочки» среди них встречаются нечасто, хотя те же соседи утверждают обратное, и даже Вилли Брайнхольст, известный датский юморист, бескомпромиссно описал своих соотечественников так: «Датчанин голубоглаз, невысок и кругл — он круглее всех».
Я спрашиваю моего собеседника, на какие средства он существует. Отвечает Йенс с явной неохотой, видно, что вопрос попал в больное место.
Я получаю муниципальное пособие по безработице — так называемую «социальную помощь». Профсоюзного пособия не имею — я же еще нигде не работал. Пока на шее у родителей. Живу вместе с ними — свой угол снять не на что. Отец мой — автомеханик, мать — продавщица с неполным рабочим днем. И еще, кроме меня, двое детей — младшие брат и сестра, оба школьники.
Немного помолчав, Йенс добавляет:
— У меня есть девушка, но жениться пока не могу: она учится на воспитательницу в детском саду, стипендия очень мала, да и неизвестно, как у нее потом будет с работой. Ее родители тоже не миллионеры, кормить нас не смогут.
— Ты слышал о «коллективах»? — спрашивает вдруг Хансен.
Конечно я, слышал о них, но мне хочется послушать Йенса, поэтому пожимаю плечами.
— Это когда объединяются молодые люди, у которых нет средств для самостоятельного существования. Как правило, в «коллективе» несколько пар, иногда к ним присоединяются одинокие. Все живут в снятом на общие деньги домике или квартире и доходы складывают в общий котел. Так, конечно, жить дешевле, чем одному, но зато полно других проблем — психологического плана. Как-то я прибился к одному «коллективу» — торчал там месяца три. Неизбежно возникают разногласия, взаимные упреки, свары. Да и потом... во многих «коллективах» пьянство, «свободная любовь», наркотики... Правда, бывают и удачные «коллективы», особенно когда людей связывают общие духовные интересы или идейные убеждения. В сущности, проблемы примерно те же, что в Кристиании, только в меньших масштабах. (Кристиания, о которой говорит Иене, это район Копенгагена, где несколько лет назад в заброшенных казармах стали селиться бродяги, люди без определенных занятий (1 Подробнее о Кристианни см. в очерке В. Недорезова «Кто разрубит гордиев узел?» («Вокруг света», № 6, 1978 г.).).)
Мне повезло: я имел возможность наблюдать за жизнью датской молодежи с разных сторон и беседовать с различными ее представителями. И сейчас я вспомнил встречу с молодыми датчанами. Состоялась она летом 1978 года на берегах теплого Карибского моря. На XI Всемирном фестивале молодежи и студентов в Гаване я очень обрадовался, когда в группе датской делегации различил знакомые лица моих старых друзей из Коммунистического союза молодежи Дании.
...Машина неслась по новому пригородному району Гаваны Кохимар и наконец, пронзительно заверещав тормозами, остановилась у квадратного, с обширным внутренним двором, комплекса Училища дошкольных воспитателей имени Хосе Марти. Здесь жили многие западноевропейские делегации, в том числе и датская.
Невыносимый зной загнал измученных северян в центр огромного патио: здесь, посреди зеленой лужайки, стояла палатка с прохладительными напитками. Я опасался, что так просто не найду своих знакомых: большинство европейцев устремились к берегу моря, чтобы там, под защитой противоакульих заграждений, окунуться в удручающе теплую, но все же немного освежающую воду, — однако мне повезло. Первые, кого я нашел у палатки, были датчане, а среди них оказались Петер Паг, председатель датского Национального подготовительного комитета
XI фестиваля, и его товарищ по работе Анне Лунд. С Петером мне приходилось встречаться в Советском Союзе, куда он приезжал, когда был секретарем Центрального Комитета КСМД, и в Дании прошлой зимой, в горячий для него период подготовки к фестивалю. О многом мы говорили с Петером и Анне в Училище имени Хосе Марти. Например, о датской молодежи — о том, что она очень неоднородная, непростая и молодым коммунистам приходится работать в сложнейших условиях.
— Здесь очень важно вот что, — говорил Петер. — Буржуазное общество считает одним из главных путей сохранения существующего строя деидеологизацию молодежи. Любыми средствами отвлекать ее от коммунистических идей, от политики вообще — вот тактика правящего класса. И поэтому молодых постоянно толкают — именно намеренно толкают! — к уходу от действительности. А ведь сегодняшняя действительность — это в первую очередь классовая борьба, столкновение идеологий. Взамен молодежи предлагают «массовую культуру», секс, наркотики. Но, несмотря на все усилия пропагандистского аппарата, все больше юношей и девушек — я отвечаю за свои слова — отвергают эти «подарки» и занимают активную позицию в жизни.
— Возьмем, к примеру, кино, — вступила в разговор Анне Лунд. — Зрителей в кинотеатрах все меньше, и это отнюдь не результат конкуренции со стороны телевидения. По единственной программе нашего ТВ транслируются фильмы в среднем пятнадцатилетней давности: считается, что государственное телевидение не должно наносить ущерб частному кинопрокату. И даже не потому пустуют залы кинотеатров, что цена билета порой превышает 20 крон. На мой взгляд, людям здорово надоели стандартные подвиги белозубых суперменов, секс-фильмы и кровавые деяния вампиров, монстров, гигантских обезьян и акул. А вот когда появляются остросоциальные кинопроизведения, это сразу вызывает многочисленные отклики зрителей...
Я вспомнил виденный мной в Копенгагене документальный фильм «141 день», повествующий об одной из наиболее напряженных забастовок последних лет — стачке типографских рабочих крупнейшего в стране полиграфического концерна «Берлингске ус», которая длилась, как ясно из названия, 141 день. Стачечников поддержали полиграфисты всей страны, рабочие других отраслей промышленности. Операторы, снимавшие фильм, шаг за шагом запечатлели на ленте весь ход забастовки: демонстрации с красными знаменами на улицах Копенгагена, в первых рядах — коммунисты; предприниматели пытаются наладить выпуск печатной продукции при помощи штрейкбрехеров, но забастовщики блокируют ворота типографии; полиция пытается их разогнать, потом по одному запихивает в машины с решетками на окнах и увозит. Этот фильм, хотя и в сокращенном виде, был показан по датскому телевидению и произвел сенсацию.
Увы, правдивые ленты, подобные «141 дню», — явление редкое. А вот сенсации совершенно иного рода и в массовом количестве производят фильмы, которые принесли Дании скандальную известность, — те, что объединяются словом «порно». О захлестывающих экраны волнах порнографии, о «свободе нравов» и, в частности, о проституции взволнованно и гневно говорили Петер и Анне. В сущности, официально проституция в Скандинавии запрещена. Но лишь официально. К примеру, на Истедгаде можно убедиться в ее активном существовании. Истедгаде — улица в Копенгагене, на которой сосредоточено большое количество «секс-клубов», «порноцентров» и тому подобных заведений. Девицы определенного сорта слетаются к ним, как мотыльки на огонь: посетители этих мест легко становятся их клиентами. А сколько публичных домов действуют под вывесками «центров отдыха» и «институтов массажа»! И как не вспомнить тут «приватные», лишь слегка завуалированные газетные объявления об «обслуживании» на дому, которые занимают по нескольку полос в крупнейшей бульварной газете «Экстра-Бладст».
