деревом, на котором выделывал трюки Икар. Она бережно прижимала детеныша к груди, и по ее виду было ясно, что она встревожена. Я была уверена, это мать юного акробата, что подтверждалось сходством черт лица и частыми попытками Икара ее успокоить. Я окрестила самку Эффи, а прижатого к груди детеныша с блестящими глазами — Пайпер. Прошло еще полчаса, и гориллы тронулись в путь. Поскольку одним из моих основных правил было не следовать за гориллами, когда они снимаются с места, то я отправилась восвояси, хотя Икар и задержался на некоторое время в кроне дерева.
Процесс привыкания ко мне группы пять шел гладко благодаря регулярным контактам. За первый год работы в Карисоке они стали подпускать меня на расстояние пяти-шести метров. Бетховен довольно терпимо относился к остальным двум самцам в группе — Бартоку и Брамсу — очевидно потому, что рассчитывал на их помощь в охране самок и детенышей. Превосходящая всех по рангу самка Эффи с двухлетней дочерью Пайпер и сыном Икаром пяти-шести лет от роду всегда располагалась ближе всех к Бетховену. Второй по рангу самкой была Маркиза, явно опасавшаяся Эффи, хотя Пентси, полуторагодовалая дочь Маркизы, свободно играла с Пайпер и Икаром. Пентси страдала от хронической астмы, что сказывалось на ее манере издавать звуки. Зачастую глаза Пентси слезились, а из носа текли обильные выделения, но я никогда не видела, чтобы Маркиза пыталась вытереть ей лицо. Еще две самки все время прятались в зарослях. Когда они перестали меня бояться, я окрестила их Лизой и Идано.
Икар способствовал укреплению моих контактов с группой благодаря своему неутолимому любопытству и отваге, побуждавших его устраивать феерические, зачастую рискованные акробатические представления на деревьях всех размеров — от молодых саженцев до мощных старых хaгeний. Однажды, разучивая новый трюк на недостаточно прочной для его проделок ветви дерева, лопоухий пострел неожиданно для себя шмякнулся на землю с отломившейся веткой в руках. Еще не улегся шум от его падения, как воздух сотрясли негодующий рокот и крики Бетховена и Бартока. Оба самца вместе с самками кинулись на меня, как будто в падении Икара виновата была я. Они остановились как вкопанные в трех метрах, увидев, что целый и невредимый Икар полез на другое дерево, не обращая внимания на вызванный им переполох. Шалун олицетворял собой ангельское смирение, но серебристо-спинные самцы были напряжены. Казалось, сам воздух наполнялся страхом.
Я разжала взмокшие ладони и отпустила ближайший куст, увидев, как Пайпер, сестра Икара, к моему ужасу, взобралась на сломанное деревце, только что покинутое Икаром. Малютка выдала серию неуклюжих кувырков, «мельниц» и разных коленцев, а затем захлопала себя по груди. Поймав на себе взгляды горилл и приковав мое внимание, она заважничала еще больше. Еще ни одному канатоходцу не удавалось так заворожить аудиторию. Глаза серебристоспинных самцов перебегали с Пайпер на меня и обратно, как будто они ожидали, что я вот-вот брошусь вперед и схвачу Пайпер за руку. Когда наши взгляды встретились, они шумно выразили недовольство. И тут Икар внезапно разрядил нервное напряжение. Он легко вскочил на то же дерево и, затеяв с сестричкой игру в «салки», подогнал ее к группе обеспокоенных горилл.
Все три самца с облегчением начали бить себя в грудь и бегать в кустах, а потом увели группу в горы.
В один из редких солнечных дней я уловила довольное урчание, исходившее от группы пять, спрятавшейся в излюбленной гориллами густо заросшей котловине. Я тихо подкралась к краю гребня и, укрывшись в кустах, начала наблюдать в бинокль за мирным семейством. Патриарх Бетховен восседал в середине круга загорающих животных — этакая серебристая громадина, вдвое больше окружающих ее самок. По приблизительной оценке, вес его составлял около 160 килограммов, а возраст — примерно сорок лет. Серебристая шерсть покрывала его бедра, затылок и плечи.
Бетховен медленно сдвинулся в сторону, отвалился на спину, издал довольный вздох и принялся осматривать последнее прибавление в семействе — шестимесячную Пак. Малышка игриво ползала по животу мамаши Эффи, с лица которой не сходила кривоватая довольная усмешка. Бетховен нежно приподнял Пак за загривок, потряс малышкой перед собой и начал ее ласкать. Пак исчезла в массивной руке, которая в конце концов водрузила малютку обратно на живот Эффи.
Такую картину мне доводилось наблюдать не раз.
Бетховен, вожак группы пять, обладал исключительными правами на случку с Эффи, Маркизой, Лизой и Идано — самками, которые либо появились у него за несколько лет общения с другими группами, либо достались в наследство после естественной смерти предыдущего вожака группы. Бетховен терпимо относился к подчиненным ему самцам Бартоку и Брамсу. По сходству черт лица можно было судить о том, что все они родственники. Однако по достижении половой зрелости более молодые самцы уже не могли оставаться в группе и пустились в долгие странствия в поисках подходящей территории.
Через полгода Бетховен присоединил к своему семейству прежде не рожавшую самку из группы четыре. Мы прозвали ее Бравадо. За десять месяцев жизни Бравадо в группе пять ни разу не возникло ощущения, что она полноправный член семьи.
И вот настал день, когда Бравадо встретилась со своей бывшей родной группой. Встреча состоялась у двух гребней, отделенных друг от друга небольшой лощиной шириной около 30 метров — это была граница территорий обеих групп.
Бетховен был гораздо более опытным вожаком, чем Дядюшка Берт — серебристоспинный предводитель группы четыре, и с большой терпимостью относился к самцу помоложе, который вечно ходил с напыщенным видом, бил себя в грудь и ломал ветки деревьев. Спектакли Дядюшки Берта сопровождались длительным улюлюканьем и ударами в грудь.
В первый день Бетховен реагировал только на некоторые крики Дядюшки Берта, а взрослые самки в группе пять почти не обращали внимания на его выкрутасы. Бравадо же потянуло к родственникам, и она перешла через широкую лощину, захватив с собой Икара и Пайпер. Оказавшись на противоположной стороне, они стали беситься вместе с подростками из группы четыре на склоне горы. Хотя прошло десять месяцев с тех пор, как они расстались с Бравадо, было очевидно, что ее хорошо помнили в родной семье.
К концу дня Дядюшка Берт совершил неосмотрительный поступок — направился на противоположную сторону лощины к Бетховену в сопровождении нестройной группы сородичей, а также Бравадо, Икара и Пайпер. Столь вызывающее поведение неопытного самца не могло остаться без ответа со стороны Бетховена, с негодованием смотревшего на растянувшуюся процессию в лощине. Он намеренно важной походкой спустился к ней, оставив позади остальных членов семейства. Оба вожака приблизились друг к другу на расстояние около метра, остановились и замерли в неловких позах, отведя глаза в сторону. Животные из обеих групп тоже застыли, не произнося ни звука, и чувствовалось, что напряженное состояние вожаков передалось им.
Вдруг, не выдержав напряжения, Дядюшка Берт встал на ноги и начал бить себя в грудь и шумно продираться через кусты к Бетховену. Этого было вполне достаточно, чтобы вывести из себя старого самца, который до того был просто воплощением терпимости. Гневно зарычав, Бетховен ринулся на Дядюшку Берта, и тот, издавая истерические вопли, с позором удрал вниз вместе со своей группой. Отказавшись от преследования, Бетховен продолжал стоять на месте и презрительно глядел вслед убегавшим. Почувствовав себя в относительной безопасности, Дядюшка Берт остановился и снова стал улюлюкать и метаться из стороны в сторону. Бетховен гордо прошествовал на гребень, где его ожидало семейство. По пути он дважды останавливался и делал вид, что ест листья чертополоха, которые обрывал без спешки, чтобы не выпускать из виду Дядюшку Берта. За Бетховеном шла его юная дочь Пайпер, тогда как Икар и Бравадо со дна лощины с тоской поглядывали на группу четыре.
И тут Дядюшка Берт совершил новую ошибку, решив вернуться, чтобы забрать с собой Бравадо. Разъяренный Бетховен стремглав кинулся вниз, отогнал молодого вожака и, подталкивая, погнал Бравадо и Икара наверх, прочь от соперника. Заурчав семейство отправилось на кормежку.
На другой день, исполненная дурных предчувствий, я пошла вверх по ложбине между двумя гребнями и буквально потеряла дар речи: Бравадо направлялась к группе четыре ведя за собой Икара, Пайпер и маленькую Пентси, дочь Маркизы. Их восторженно встретила молодежь и все снова стали кувыркаться.
Дядюшка Берт продолжал усиленно бить себя в грудь, метаться и улюлюкать, но Бетховен словно не замечал его. Прошло около двух часов, когда Бетховен нехотя покинул свой сторожевой пост и молчаливо зашагал в сторону группы четыре, оставив позади своих самок и детенышей. Дядюшка Берт тут же затих. Он забегал вверх и вниз по склону. Запах, исходящий от обоих самцов, становился все более резким, а ведь я находилась на расстоянии боле двадцати пяти метров от них. Наконец они оказались лицом к лицу и застыли, широко расставив ноги и вздыбив шерсть, отчего казались еще крупнее.
