они позвонили в офис, а не мне?
София
Мне разрешили подняться к Матвею. Кто-то назовёт меня бесчувственной, что меня больше волнует не состояние коллеги, а причины аварии. Это не так. Матвей знал, что наша профессия связана с определённой долей риска, и мне нужно как можно скорее исключить этот самый риск, или убедиться, что авария всего лишь несчастный случай.
Врачи давали не более пятидесяти процентов, что Матвей выкарабкается, и я рада видеть его глаза. Живые глаза.
– Здравствуй, Матвей, – подхожу ближе. Сесть не могу, он тогда меня не увидит.
– Прости, София Егоровна, – шепчет Матвей потрескавшимися губами.
– Давай без лирики. Только факты.
Матвей отводит взгляд. И этот туда же.
– Матвей, – прошу.
– Ира сказала, что ребёнок не мой, – слышу признание коллеги, которое режет так, словно это коснулось меня. – Я ушёл из дома, но собирался вернуться. Мне нужно было время свыкнуться с этой мыслью. Ни её, ни ребёнка я бы не бросил.
– Дальше, – снова прошу, когда Матвей замолчал.
– Дальше, не помню.
– Матвей, ты пил?
– Нет. Да. Дед сидел на скамье. Нормальный дед. Обычный. Плакал. Подошёл спросить, что случилось. Жену он похоронил и не хотел возвращаться в пустой дом, предложил выпить за упокой. Я выпил с ним.
– Сколько?
– Одну стопку. И поехал к Ирине.
– Ирина родила мальчика, – говорю со вздохом. А сама думаю, что деда этого вряд ли найдёшь. Да даже если и найдёшь, то он также ничего не вспомнит.
Потёрла переносицу. Здравствуй, паранойя. И ведь верно подметили: Матвей никогда бы не прошёл мимо, а «весть», которую ему сообщила жена «заставила» согласиться на проклятую стопку. Да и не могло с одной стопки «вышибить» память.
– Но… – Матвей испуганно смотрит на меня, пытаясь прочесть ответ.
– Роды были преждевременные. И мама, и малыш в порядке.
Не хочу расстраивать его своими сомнениями – их ещё доказать нужно, а у него сейчас совсем другие проблемы.
– Скажи ей, что я их не брошу, – просит коллега.
– Это ты сам скажешь. Встанешь и скажешь. А пока нужно выпутываться из бинтов. Не идёт тебе белый.
– Полнит?
– Ужасно!
– Всегда знал, – пытается улыбнуться Матвей. – Что с делами? – спрашивает уже совершенно серьёзно.
– Я забрала. Не переживай. Мы все люди, и человеческий фактор никто не отменял. Закрою.
– Опять сама?
– Ага. Давай, поправляйся!
– София Егоровна! Я и так толстый! Мне нельзя поправляться! – возмущается Матвей.
– А надо! Ладно, тогда выздоравливай! – пошла на «уступку».
– Соня, прошу, скажи ей, что я её… их… люблю.
– Скажу, Матвей, – обещаю и чуть ли не бегом покидаю палату.
На душе скребутся кошки, царапая своими когтями незащищенное тело.
Еду в роддом к Егоровой. В палату прохожу без проблем. Ирина бросает на меня короткий взгляд и отворачивается в сторону.
– Добрый день, Ирина. Ваш муж пришёл в себя.
Егорова вздрагивает, поворачиваясь ко мне, но тут же спохватывается и снова отворачивается.
– Вы ничего не хотите сказать?
Молчание.
– Матвей просил передать, что любит вас и малыша.
Вижу, как Ирина кусает губу и сдерживает эмоции, но продолжает молчать.
– Мой номер у вас есть. Если надумаете, звоните, – говорю и выхожу из палаты, но тут же припадаю ухом к двери. И мне даже не кажется – я уверена, что слышу плач.
Вместо того чтобы покинуть роддом, иду к главному врачу. Мне нужен биоматериал сына Егоровой на проведение ДНК экспертизы. Чутьё чутьём, но его к материалам дела не прикрепишь – назначаю круглосуточную охрану Матвея, Ирины и её сына. Пусть лучше считают меня параноиком.
Просмотр записи с моего видеорегистратора ничего не даёт: выглядит, как мелкое хулиганство – не более, потому что поклонников, как предположили безопасники, среди дальнобойщиков у меня точно нет. Водитель нигде не засвечен, и уже успел уехать в рейс. Даже эту мелочь учли.
* * *
Не обращая ни на что внимания, выхожу из здания «Гарантии» и иду к своей машине. Завтра суд, и все мои мысли уже там. Заранее проигрываю в уме все возможные ходы, которые могут возникнуть, поэтому немного теряюсь, когда взгляд натыкается на мужские туфли. На траектории моего движения от крыльца до машины мужчин я не видела.
– Ты никогда не смотришь по сторонам? – Вместо приветствия спрашивает Шейн.
– Смотрю, – отвечаю. – Тебя здесь не было.
Поднимаю на него взгляд.
– И это всё?! Неужели ты по мне даже не скучала? – вопрос звучит провокационно. В глазах плещется радость, а сияющий вид говорит, что Дима рад меня видеть. Я, наверное, тоже, но пока немного не до него.
– Извини, не было времени. Но если тебя это утешит, то вспоминала. Кажется, – произношу с улыбкой. Его настроение, по-видимому, заразно. Хотя, нет. Я просто рада его видеть.
– Боже! Как я польщён! – в голосе Дмитрия слышу смех.
– Дима, прости, но мне нужно ещё заехать в одно место. У меня завтра сложный день и….
– София, у меня тоже была чертовски сложная неделя, и я выжил только благодаря тому, что ждал момента, когда увижу тебя.
– Спасибо, мне приятно, но…
– София, никаких «но»! Мало того, что ты не отвечаешь на звонки, это я могу понять – звонил не вовремя….
– Стоп! – хмурюсь. Романтика романтикой, но вот сказки рассказывать мне не надо! – У меня нет ни одного твоего пропущенного звонка.
Женская логика: «А я говорила – что-то случилось!»
Дима вместо ответа достаёт свой айфон, раскрывает список вызовов, и я вижу, что он ничего не придумал: номер мой, как и количество набранных звонков, о которых он только что говорил.
– Я уже думал, что ты занесла меня в чёрный список, – произносит Дмитрий, когда возвращаю ему телефон.
– Набери мой номер, – прошу. Не нравится мне всё это.
Дима послушно набирает, я слышу гудки в его телефоне, а мой молчит. Хмурюсь, набираю его номер. Всё с точностью до наоборот. А ведь я ему тоже звонила!
– Идём! – тяну Дмитрия в офис.
Делаю знак Сергею, что Шейн идёт со мной, и провожу Дмитрия к Вовке, нашему компьютерному гению, и прошу Вову проверить оба телефона.
