Маруны — это этнографическая группа людей, чья история восходит к тому времени, когда Ямайка была еще испанской колонией. Примерное значение этого слова — «люди, живущие вдали от вех». Собственно, так оно и было. Нередко невольники, привезенные на Острова из Восточной Африки, убегали в горы, туда, где затаились уцелевшие от истребления индейцы аравакн. Позже, когда разгорелись колониальные распри между Испанией и Англией за право владеть островом, к марунам присоединились новые тысячи беглых рабов, с оружием ушедших в горы.
Так зарождалась горская вольница, существование которой стало бельмом на глазу у английской колониальной администрации Ямайки. Со временем появились целые деревни марунов, тщательно ими охранявшиеся, со своим натуральным хозяйством, с выборными вождями, которых на английский манер называли «полковниками») с собственным кодексом чести и укладом жизни. Это были воинственные храбрые люди, готовые до конца сражаться за обретенную свободу.
А попыток отобрать ее предпринималось немало. Но десятки английских карательных экспедиций так и не смогли подняться высоко в горы: маруны всякий раз останавливали их продвижение, устраивая засады, заманивания в хитроумные ловушки. Их союзниками были непроходимая дикая сельва и партизанская тактика ведения борьбы. Сами же маруны нередко нападали на плантации колонистов и армейские казармы, всякий раз напоминая англичанам о том, что лучше бы их оставить в покое...
Однако война все же вспыхнула. В 1732 году у северо-восточного побережья Ямайки, у подножия Голубых гор бросила якорь целая эскадра. Матросы, из которых многие прошли школу флибустьерства, жаждали приключений и рассчитывали на легкую прогулку в горы. Но добраться до марунов они так и не смогли. А в одном из боев карательная экспедиция, тащившая с собой даже пушки, была почти полностью перебита марунами, вооруженными лишь легкими мушкетами.
Лондонские власти вышли из себя. На покорение марунов были брошены регулярные войска с артиллерией, но и их ждало поражение: жители гор не подпустили солдат даже близко к своим деревням. Тогда-то англичане и вынуждены были пойти на невиданный по тем временам шаг: в январе 1738 года непокорным и непокоренным горцам был предложен... мирный договор. Его подписали вождь марунов легендарный Куджо и от имени английского короля губернатор Ямайки. Почти за столетие (!) до отмены рабства общины марунов Ямайки, этого центра работорговли, получили право на свободу и самостоятельность. Ежегодное празднование этого события происходит и поныне. Некоторые даже называют его «марунским рождеством».
Все это далекая история, ибо сейчас маруны — равноправные граждане независимой Ямайки, хотя и сохранившие часть завоеванных ими когда-то привилегий. О событиях прошлого я многое узнал из книг, А вот какие они, маруны, как живут сейчас — мне и предстояло узнать в этих редко рассыпанных на крутых каменистых склонах домишках, что так неожиданно появились перед глазами.
«Полковника» Мартина Лютера Райта, вождя марунов общины Аккомпонг, в поселке не оказалось. Он работал в поле, и нам посоветовали пойти к Бените Коули, вдове прежнего вождя и руководительнице местных женщин. Ее большой, приметный дом, сложенный из дикого необработанного камня, находился совсем рядом. Первое, что бросалось в глаза, деревянный желоб, спускавшийся с оцинкованной крыши к цементному резервуару: дождевая вода в этих краях — на вес золота. У двери висела огромная клетка с большим ярким попугаем, картаво переговаривавшимся о чем-то — видимо, обсуждалось наше появление — со своим вольным приятелем на соседнем перечном дереве. Хозяйка дома — немолодая симпатичная женщина — без лишних вопросов пригласила нас в дом и предложила отдохнуть с дороги.
— Поесть я сейчас приготовлю. Если не возражаете, зажарю козленка с бананами. Но могу предложить и боа... — сказала она на несколько странном английском и тут же ушла на кухню.
От змеиного мяса мы дружно отказались, по крайней мере до следующего обеда — слишком уж много экзотики для одного дня — и вышли на просторную веранду, где стояли деревянные кресла-качалки. Со всех сторон сгрудились высокие дикие горы, кое-где выжженные ровными квадратами под поля. А здесь, на склоне долины, нас окружали тенистые пальмы, эвкалипты и бананы, кофейные и хлебные деревья с неправдоподобно большими круглыми плодами. И птицы. Сотни разноцветных порхающих комочков образовали такой оглушительный оркестр, что казалось, поет и стрекочет все вокруг — и дома, и деревья, и горы, и сам воздух.
Но вот возвращается хозяйка и, усевшись в кресло, чтобы скрасить ожидание обеда, начинает неторопливый рассказ:
— Вот уже шестьдесят лет живу на свете, бывала и в Кингстоне, и на самом западе острова в Лусеа, но лучше наших мест не видела. Конечно, жить было нелегко, особенно когда у тебя дети мал мала меньше и нужно с утра до вечера работать в поле. Но что поделаешь... Ведь если не полить землю потом, то ни сахарный тростник, ни бананы, ни дашин (1 Дашин — клубневые растения, похожие на картофель.), ни перец, ни кокосовые орехи сами не вырастут...
Веранда постепенно заполнялась гостями. Люди идут побеседовать с невиданным здесь гостем из далекой-далекой таинственной Советской страны, не ожидая приглашений. Похоже, такого понятия тут вообще не существует. Коротко поздоровавшись, усаживаются, где и как придется, и немедленно вступают в разговор. Впрочем, ведут себя степенно, даже немножко чопорно, говорят долго и сосредоточенно, как если бы решались мировые проблемы. Когда же хотят дополнить или поправить кого-то, этому предшествует почти парламентский набор словесных реверансов. Несколько раз на веранду выглядывает дочь Бениты, знаками показывая, что обед готов. Какое там! О нем все давно забыли. Куда важнее поведать гостю о своем житье-бытье. Пусть и у него на родине узнают о марунах. Так было в самый первый вечер, так было и в последующие дни.
...Как-то Бенита Коули вновь заговорила о своих детях — тема эта среди марунов очень популярна. Очевидно, потому, что понятие семьи здесь свято. Ревнивые, недоверчивые и гордые маруны живут довольно замкнуто, а семья в их представлении — это мир, покой, любовь... И главное в ней — дети. Причем не только свои, но и приемные, от бедных или городских марунов, от умерших родственников или из многодетных семей. Так вот, прервав рассказ Бениты, один из очередных гостей начал пространно извиняться, а затем сделал одно маленькое, но, как он считал, очень важное дополнение. Оказывается, в доме нашей хозяйки воспитывалось тридцать пять детей, из которых лишь десять были ее собственными.
— И все они вышли в люди, стали врачами, учителями, нянями, один даже служит полицейским, — с гордостью за хозяйку закончил он и обвел взглядом собравшихся, словно ожидая возражений.
...Днем поселок пустел. Дети уходили в школу — длинное одноэтажное здание барачного типа, внутри разгороженное деревянными перегородками на классы; взрослые — на свои участки. Оставались лишь совсем пожилые и полицейские. Один из них — невысокий, плотный, в белой рубашке и синих шортах тридцатилетний Эдвард Роу был моим постоянным собеседником и компаньоном в прогулках. Он закончил школу второй ступени (примерно наша десятилетка) и школу сержантов в столице, что считается у марунов довольно высоким уровнем образованности.
Мистера Роу, казалось, распирали вопросы о нашей стране. И неудивительно: кроме того, что Москва — столица СССР, ничего больше о нас мой собеседник не слышал.
Зато когда разговор переходил на жизнь его поселка, мистер Роу был на высоте: он знал всех н вся, обо всем готов был говорить часами, коротая время до вечера, когда возвращаются с полей люди и заканчивается его дежурство.
О «полковнике» Райте Эдвард Роу отозвался как о самом уважаемом человеке в общине. Избранным на этот пост может быть человек старше восемнадцати лет, примерный семьянин, образованный и независимый в материальном отношении от других членов общины, не судимый и... не жестокий. Истории о марунах сыпались из моего собеседника, как из рога изобилия. Традиций, которых они придерживаются, множество. Скажем, и по сей день маруны бесплатно помогают друг другу строить дома, а на различные сходки, праздники, суд над неправым или похороны их созывают сигналом из рога горного козла.
— Причем если даже марун нарушил закон, — важно и многозначительно говорит полицейский, — но не совершил убийства, никто не может войти в его дом и арестовать нарушителя. Сначала надо поговорить с «полковником», а уж он позовет к себе провинившегося.
Кстати, от мистера Роу я наконец узнал, почему поданная в первый вечер — где-то около полуночи — козлятина с бананами была совершенно пресная.
— Это же был праздничный ужин, — искренне удивился он моему непониманию. — А раз так, то соль в блюдо не кладут, чтобы люди не забывали о днях борьбы с англичанами, когда не было времени готовить еду в сельве и ели на ходу, что придется.
