— Это жвачка. Жуй.
Я вскинул брови, но все же бросил в рот эластичный белый прямоугольник. У Хайме всегда был лучший товар. Я чувствовал, как глаза от изумления медленно вылезают из орбит, и Хайме едва не упал от смеха со своей тележки. Сладкая, как сахар, но совсем не тает!
— Нашел сегодня кое-что интересненькое, — объявил Хайме, кивая на стену, возвышавшуюся перед нами волной, которая никогда не разбивается о берег. — Губернатор держит весь этот хлам на неохраняемой площадке, воображая, будто мы недостаточно проворны, чтобы туда проскользнуть. Тебе в жизни не вообразить, что будет дальше и почему они так упорно работают над усовершенствованием клон-рабов.
Колеса тележки застонали, когда Хайме оттянул ручку управления, подкатывая ближе.
— А я считал, что клон-рабы — это просто миф, — заметил я, пытаясь не проглотить подаренную жвачку. — Ну, знаешь, те истории, которые сочиняют люди, гадая, насколько быстро поднялась стена.
— Хотел бы я, чтобы это оказалось всего лишь враньем, — отмахнулся Хайме, глядя на крохотный индикатор на тележке. — Праздник окончен, Чапмен. Заглядывай как-нибудь в подвал, потолкуем по душам.
В воздухе что-то пульсировало. Хайме уже откатился, стремясь поскорее достигнуть убежища, пока пульсация не перетечет в тихий рокот. Губернаторские вертушки сегодня запаздывали. Обычно они появлялись сразу же после окончания прыжков. Я поспешил за Хайме.
— Так что там насчет клонов? — прокричал я, перекрывая рев лопастей. Вместо ответа он закатился на старый склад в трех кварталах от стены. Я последовал за ним, зная, что, скорее всего, пожалею об этом.
— Скажи, — начал Хайме, как только грохот затих, — что, по-твоему, случится после того, как ты заработаешь свое волшебное количество очков?
— Ты о чем? А я было вообразил, что у тебя важные новости!
— Так оно и есть. Но сначала ублажи меня: поясни, почему ты всю свою жизнь стремишься работать как клон-раб?
Я немного пожевал, пытаясь подобрать слова, чтобы лучше объяснить. Работа стала частью моей жизни, я не мог без нее.
— Нужно зарабатывать очки, чтобы перебраться по другую сторону стены. А когда окажешься там, можно жить привольной жизнью: только руку протяни, и будет тебе все, что захочешь. Прямо здесь, в твоем коконе.
Хайме засмеялся: ехидное шипение, наполнившее мой желудок чистой кислотой.
— Коконы, вот как? Это, по-твоему, тебя ждет? Воображаешь, что там уже приготовлен кокон с твоим именем? И как только заработаешь очки, можешь туда перебираться?
Я пытался разглядеть его лицо в темноте старого склада. Да, именно так я и представлял свое будущее. Всю жизнь мне об этом твердили. Только это и помогало мне пережить каждый долгий рабочий день.
— Может, когда-то так и было, — продолжал Хайме, ввинчивая указательный палец правой руки в запястье левой, словно в поисках импланта. — Но все проходит. Здесь, в Рейли, все коконы заполнены.
Я отодвинулся и описал широкий круг, обходя Хайме с его тележкой и пытаясь прогнать крадущийся по спине озноб.
— Значит, когда мы заработаем очки, придется переселиться в другой город? Лично мне все равно. Главное — перебраться по другую сторону, вместе с Лией.
Хайме долго молчал, а когда я приблизился, поднял на меня глаза. Я вздрогнул. Его глазами на меня смотрел глубокий старик.
— Сколько уже болеет твоя подружка?
— Пару месяцев, — механически ответил я. — На что ты намекаешь?
— Еще один слушок, который я подхватил сегодня. Губернатор прекращает финансирование больниц по эту сторону стены. Власти желают вкладывать все деньги и энергию в усовершенствование клон-рабов.
— Хайме пожал округлыми плечами. — Зачем тратить время и деньги на содержание здоровых людей, которые из кожи вон лезут, зарабатывая побольше очков?
Он ждал ответа, но я слишком устал, чтобы спорить. И поэтому промолчал.
Я поплелся домой, морщась от чересчур сильного сердцебиения. Оказавшись в крохотной передней, куда уже успели нанести свежего снега, я понял, что вряд ли усну этой ночью.
В большой комнате распростертая поперек матраса Лия по-прежнему кашляла и металась в холодном воздухе нашей лачуги. Я ощутил знакомую боль в спине — последствия пятнадцатичасового рабочего дня.
Лия кашлянула и потянулась ко мне.
— Где ты был? — хриплым, надорванным голосом прошептала она.
— Неужели работал допоздна?
— Нет, — покачал я головой, целуя ее в лоб. — Не работал. Во всяком случае, не сегодня.
Она уже засыпала. Я слышал клекот мокроты в ее легких при каждом вдохе. Слишком долго она болеет. Может, Хайме прав. Даже если мы попадем в больницу, смогут ли ей помочь?
Я улегся на спину. Тело молило об отдыхе, но мозг не позволял расслабиться. Может, я слишком волнуюсь из-за пустяков. Как только мы переберемся через стену, жизнь сразу переменится. На другой стороне обязательно найдутся доктора, которые смогут помочь. Люди болеют даже в коконах, хотя, судя по словам Хайме, большинство их обитателей редко покидают свое обиталище.
Я провел языком по зубам, ощущая сладость жвачки, подаренной Хайме. Все, что он тут наплел, — очередная сказка. Дурацкая сплетня. Он вытягивает слишком много информации из стены. Это вредно для человека.
Я закрыл глаза и вдохнул ледяной воздух нашей лачуги. Лучше просто работать и получать очки. И надеяться на лучшее.
И я оказался прав. Выяснилось, что как только реконструкция проекта у Ходжес-стрит была закончена и здание активировано, Квабе набрал требуемое количество очков.
— Значит, все возможно, — сказал он мне два часа назад, когда мы, как обычно, собирали оборудование. — Мечты все-таки сбываются, Чапмен.
До Квабе я не знал никого, кто, работая в игре, действительно набрал все очки. Мы трудились до пяти, когда Квабе показал всем свое запястье с завершающими цифрами, а потом угостил нас пивом, которое он приберег для этого случая. У него было только десять банок, так что мне удалось сделать всего два маленьких глотка, прежде чем передать банку соседу. В жизни не пробовал ничего вкуснее, поэтому, не переставая, благодарил Квабе и желал гиганту счастья.
На следующий день начальство прислало замену. Никогда не видел таких белоснежных зубов, как у Уоттса. И он демонстрировал их при каждом удобном случае. Очков у него было чуть меньше, чем у Нат, так что он высоко держал знамя старших работников. Уже спустя минуту после знакомства Уоттс сообщил всем, что переберется через стену через 452 дня, шестнадцать часов и сорок пять минут.
— Плюс-минус пару часов, — добавил он, регулируя резак тонкими пальцами.
Несмотря на странный акцент и одержимость цифрами, мне сначала понравился Уоттс. Пока мы переносили оборудование двумя кварталами ниже на другую площадку — разборка здания на краю пересохшего ручья Крэбтри-крик, — Уоттс, не переставая, болтал со мной, Натали и другими в группе.
— Вроде бы этой зимой ожидается больше дождей, — сообщил он. Как я понял, Уоттс был буквально напичкан странными фактами. — Не только снега, но и дождей. Говорят, виновата озоновая дыра. Она снова открывается. Хорошие новости для нас, верно? Не так холодно. Больше солнца.
Уоттс и Нат взобрались первыми на крышу ветхого здания. За нами топали скрэги с резаками. Я нес собственный ручной резак, которым обычно пользовался на мелких участках стены и фундамента. К концу дня мы должны были снести шестиэтажный дом.
Едва я обрушил большую часть северной стены, как мое запястье запищало. Я выключил фюзер и сделал вид, что проверяю спусковой механизм прибора. Нам не позволялось отвечать на звонки во время работы, но моей первой мыслью было — Лия. Что-то с ней стряслось.
Слова мелькали на экранчике слишком быстро, чтобы можно было понять их смысл, тем более, что экран успел покрыться пылью и крошками пластика. Наконец я сообразил: это Хайме просит встретиться сегодня вечером на еженедельных прыжках. Что-то насчет стены. Как обычно.
Подняв глаза, я заметил, что новичок наблюдает за мной с легкой улыбкой на лице. Я кивнул, поеживаясь от неприятного холодка, добравшегося до моей внезапно вспотевшей шеи. Потом мы оба вернулись к работе.
Вчетвером мы снесли здание к десяти часам… На этот раз вместо Квабе был Уоттс, плюс мы трое: я, Нат и Роберте. Я пытался не выпускать Уоттса из виду, но только перед окончанием работы сообразил, что и он делает то же самое.
Я ушел с площадки и вернулся домой, наслаждаясь прохладой и думая о здании, распавшемся на большие куски штукатурки, изоляции и дерева. Мы на славу потрудились, было даже приятно ощущать боль во всем теле после тяжелого дня. Я уже собирался войти в лачугу, когда услышал кашель Лии.
— Черт бы все это побрал, — прошептал я, держась за ручку двери.
