Изот Литинецкий, кандидат технических наук
Федор Степанович Федотов — бывший командир 557-го стрелкового Мазурского полка 153-й Краснознаменной ордена Кутузова II степени Смоленской стрелковой дивизии. У этой дивизии был славный путь. Ее воины участвовали в освобождении Ельни, Рославля, Смоленска, Витебска, Могилева и Минска, первыми вступали в Бе-резино, Гродно и Августов; дважды форсировали Днепр, переправлялись через Березину, Неман и Свислочь, прорвали ряд мощных оборонительных рубежей, которые враг считал неприступными. Они прошли от Ржева до Кенигсберга, оставив за плечами тысячу двести километров боевых дорог... Полк Ф. С. Федотова всегда находился на острие атак дивизии. Свой последний бой он провел утром 9 апреля 1945 года: штурмом овладел одним из самых мощных укреплений Кенигсберга — фортом «Король Фридрих III»... Мы предлагаем вниманию читателей главу из готовящейся к печати книги воспоминаний Ф. С. Федотова. Литературная запись осуществлена писателем Владимиром Прибытковым. В публикуемом отрывке речь идет о событиях осени 1943 года: 153-я стрелковая дивизия действует в составе войск Западного фронта, наступающих на Смоленском направлении. Дерзким броском 557-й стрелковый полк только что перерезал железную дорогу Смоленск — Рославль. Враг отступает. На исходе 22 сентября 1943 года...
До вечера мы оставались вблизи железной дороги. Южнее нас выдвинулся на магистраль полк Зайцева, севернее — полк Позднякова. Еще южнее и еще севернее не затихал смутный гул: части армии и соседнего Центрального фронта продолжали взламывать вражескую оборону. А у нас наступила тишина. Гитлеровцы прекратили обстрел насыпи. Видимо, откатились...
Подвезли боеприпасы. Вот-вот должны были подойти кухни. Бросив шинель под ивовый куст, я лег, укрылся плащ-палаткой и сразу уснул. Но выспаться не пришлось: звонок из штадива. Звонил полковник Краснов, командир дивизии:
— Федотов? Слушай приказ. В девятнадцать ноль-ноль начать преследование противника в направлении населенного пункта Кощеево. К завтрашнему утру перерезать шоссейную дорогу в районе Лазарево. Ясно? Слева от тебя Зайцев, справа — Поздняков. Возьми карту, наноси маршрут...
1
На исходе дня погода резко ухудшилась. Тучи едва не цеплялись за маковки елей. Заморосил дождь. Он все усиливался. Марш предстоял невеселый. К тому же сведений о противнике штаб дивизии не дал. Шли в неизвестность.
Приказал Шеловичу, моему заместителю по строевой части, строить полк в походную колонну, выслать вперед конную и пешую разведки, охранять колонну головной, тыловой и боковыми заставами. На всякий случай дал указание Переверзеву, начальнику артиллерии полка, усилить головную и тыловую заставу пушками. Начальника штаба капитана Янчука оставил возле железной дороги, приказав обеспечить полк боеприпасами и догонять нас...
Узкая лесная дорога походила на желоб с жидкой грязью. Мы с Беретели, моим адъютантом, Переверзевым и Горбиком, замполитом полка, ехали верхами в голове походной колонны. Кони, спотыкавшиеся о невидимые под грязью корни, ступали осторожно. Дождь не переставал. Смеркалось. Сумерки высвечивал отблеск близких пожаров. То ли сам лес горел, то ли лесные деревни. Давешним утром, кроме Холма, мы очистили от противника бывшие деревни Язвино, Ляхово и Круглое. От них оставались одни обгорелые фундаменты изб да печные трубы. Ни одной живой души мы там не встретили. Люди прятались по лесам, наверное...
Запах гари усиливался. Выехали на болотистую поляну. Кусты по ее правому краю дымили. За поляной дорога свернула влево, потом вправо, и за этим поворотом мы увидели пробиравшихся обочинами людей. Человек восемнадцать-двадцать мужчин и женщин шли нам навстречу. Завидев конных, остановились. По согбенным фигурам с узлами и мешками за спинами, по одежде мы признали своих, окликнули:
— Не бойтесь! Откуда, товарищи?
Люди ожили, торопливо зашагали, почти побежали к нам, но, приблизившись, замедлили шаг, начали тесниться и, сбиваясь в кучку, опять замерли.
Придерживая коня, я всматривался в изможденные, недоверчивые лица, в детишек, цеплявшихся за подолы матерей. Смоляне. Соотечественники. Несчастные, измученные люди...
— Да что с вами, товарищи? — крикнул Горбик. — Чего остановились? Свои мы! Или не похожи?
Одна из женщин, видно посмелее других, подняла руку, указывая на меня, потом коснулась ладонью своего плеча. Я невольно покосился на собственное. Погоны! Вот оно что! Когда Красная Армия отступала, мы не носили погон!
— Товарищи! — сказал я. — Родные! Да это ж просто новая форма! Не слышали? Уже почти год как носим!
Соскочил с коня, пошел к людям, торопливо расстегивая шинель.
— Ну же! Смотрите! — говорил я. — Вот мой орден. Видите? Свои мы! Видите?
Одна из женщин зарыдала, опустилась на траву, закрыв лицо руками. Остальные путники обступили нас, трогали руками наши ремни, оружие, обнимали бойцов, поднимали детишек:
— Гляди! Наши! Гляди, пришли наши!
Вперед протолкался дряхлый дед, снял шапку, перекрестился и бухнулся наземь:
— Сынок! Не обманули! Вернулись!
Я подхватил старика, поставил на ноги. Дед был легок, почти невесом. Он всхлипывал, тыкался головой в мою грудь.
— Дедушка, чего же плакать? Конец вашим мучениям! Бьем гада, гоним!
Дед трясущейся рукой совал берестяную табакерку:
— Бери, сынок, бери! Нечем встречать-то! Память. Бери!
Я отдарил старика зажигалкой и кисетом с табаком. Офицеры и солдаты совали женщинам и детям хлеб, остатки сала из сухих пайков, завалявшийся по карманам сахар.
После этой встречи долго ехали в полном молчании. У Шеловича глаза были невидящие. Я понимал его. Окажись моя семья в оккупации, я бы тоже, наверное, ничего сейчас не видел.
С первым заслоном противника столкнулись в двенадцатом часу ночи. Головная застава открыла дружный огонь — враг исчез. Двинулись дальше. Солдаты вязли в грязи, проваливались в наполненные водой ямы. Кони оступались. Шинель намокла, стала каменно тяжелой. За воротник лило, намокший ворс его натирал шею.
Опасаясь, что в этой беспросветной, захлебнувшейся дождем ночи, где не сыскать ни одного ориентира, полк собьется с маршрута, я часто останавливался, накрывал голову плащ-палаткой и при свете карманного фонарика разглядывал отсыревшую карту.
Похоже, шли правильно. Однако на флангах, там, где должны были двигаться полки Зайцева и Позднякова, стояла гнетущая тишина. Неужели никаких фашистских заслонов? Я приказал усилить разведку на флангах, установить связь с соседями. Разведчики ушли.
Мы продолжали движение, чутко вслушиваясь в ночь.
Минут через сорок тишину на правом фланге вспороли автоматные очереди. Стрельба длилась минут десять, потом оборвалась. Вернувшиеся разведчики доложили, что их обстрелял противник. Вскоре пришла и разведка, искавшая полк Зайцева. Сообщила, что слева на протяжении трех километров никого нет.
В это время началась заваруха в тыловой заставе: застрочили наши станковые пулеметы, бухнуло орудие. Остановив колонну, я послал адъютанта выяснить, что происходит. Беретели возвратился через полчаса, сказал, что на тыловую заставу наскочила группа противника. Фашисты рассеяны, потерь в заставе нет.
Я пробовал связаться со штабом дивизии, но батареи полковой рации отсырели, и, сколько ни возились старший лейтенант Украинский и радист Максименко, установить связь они не смогли. Максименко охрип, выкрикивая: «Роза», «Роза», я — «Вишня»! Отвечайте!..»
В наушниках только потрескивало.
Походило на то, что полк оторвался от частей дивизии, но я не хотел верить этому. Очень не хотел! И приказал колонне двигаться дальше.
Медленно светало. Дождь утих. В облаках обозначились просветы. Но ветер усилился: свистел в деревьях, выл, заставляя лес потерянно шуметь и стонать.
Бойцы шагали, опустив головы, неровными рядами, иногда спотыкаясь и падая. Это была третья ночь без сна. Короткий сон на дневном привале в счет не шел: едва приклонили головы — снова марш, да еще по таким дорогам, такой ночью! Как-никак пять раз вступали в перестрелку с противником. Да и не было уже в колонне человека, не понимавшего, что сейчас мы одни.
Прискакал разведчик.
— Товарищ майор, впереди деревня. Немца нет.
— А жители?
— Никого нет, товарищ майор!
Проходившие мимо бойцы поднимали головы, оглядывались... Близость жилья, надежда на передышку ободряли.
Я снова раскрыл планшет, развернул карту. По расчетам выходило, что перед нами то самое Лазарево, о котором говорил командир дивизии. Странно лишь, что деревню никто не обороняет.
