что Алберих не перенацелил стреломет на приближающихся застрельщиков. Нам гораздо полезней, если он проредит кавалеристов или хотя бы наемную пехоту.
«Дут… дут… трень… трень-трень… трень…», — заработали сначала наши арбалеты, а затем и луки. Арбалетчики, имея несколько более дальнобойные «машинки», чем луки, повели стрельбу с двухсот — двухсот сорока метров, вышибая еще только приближающихся лучников. Наши лучники поддержали своих товарищей метров со ста пятидесяти.
«Шш-ш-ш… тук-тук… шшш… тук», — а это пошла ответка от мятежников. Вражеские стрелы плотно, с шипением начали осыпать наших стрелков. Поморские стрелки сначала остановились на дистанции в сто пятьдесят метров, но потом, видя низкую эффективность своей стрельбы, сблизились до ста.
Однако, это им не очень помогло. Я, наблюдая за развернувшейся перестрелкой, которая стала приобретать все более ожесточенный характер, с радостью констатировал, что не зря потратил немаленькие ресурсы на оснащение своих стрелков.
Несмотря на густо сыпавшиеся на моих людей стрелы, урон они наносили слабый. Часть стрел, те которые летели по настильной траектории, принимали на себя щиты-павезы. Те стрелы, которые прилетали по навесной траектории, принимали на себя шлемы и доспехи из крепкой моржовой кожи.
Высокое качество и изготовления, и самого материала, а также удачная конструкция доспеха, позволили надежно защитить моих стрелков. Шлем дзунари-кабуто и ламинарный доспех в полной мере отвечал предъявляемым к ним требованиям. Стрелы мятежников или отлетали, попав в защиту моих стрелков, или бессильно впивались в толстую и крепкую, обработанную специальным составом, моржовую кожу, не в состоянии ее пробить.
К сожалению, совсем избежать потерь было нереально. Несколько человек получили стрелы в лицо и погибли. Но эти потери не шли ни в какое сравнение с потерями поморов. Вражеские лучники выбывали из боя один за другим. Часть из них, получив ранения, или брели в тыл своего войска, или лежали на земле, оглашая окрестности жалобными криками.
Но, в основном, вражеских стрелков выбивали насмерть. Трупы поморских лучников усеяли землю перед строем нашего войска и их количество постоянно увеличивалось. Глядя на работу моих стрелков, у меня возникла странная ассоциация. Арбалеты напомнили мне СВД*, редко, но точно минусуя цели, а луки работали как «калаши», подавляя врага частой, но менее точной, чем у арбалетов, стрельбой.
* — снайперская винтовка Драгунова.
В принципе, удивляться было нечему. Хорошо вооруженные и выученные в ходе многочасовых тренировок и регулярных соревнований, стрелки были лучше ополченцев. Пусть и более многочисленных, пусть и имеющих в своих рядах некоторую часть вчерашних охотников, знающих с какой стороны брать лук.
Наряду с лучшей подготовкой моих воинов, несопоставимое качество стрел и, тем более, доспехов, давало мне в этом аспекте боя весомое преимущество. Вскоре потери среди вражеских стрелков превысили определенный порог, и они побежали.
За время перестрелки карробаллиста сначала сосредоточилась на обстреле кавалерии. Многих конников подопечные Албериха не убили, но внесли среди вражеских кавалеристов смятение и те были вынуждены уйти за строй пехоты. После этого целями были выбраны отряды наемников, которые составляли центр пехотного построения мятежников.
И мы успели нанести им заметный урон! Несмотря на редкую стрельбу, каждое попадание уничтожало по два, а то и по три человека за раз. И ничего не могло спасти, ни щит, ни доспех. Враги насаживались на крупные дротики карробаллисты, как куски баранины на шампур. А уж какое психологическое воздействие было оказано на самую боеспособную часть вражеской пехоты!
Эх, если бы мне дали возможность подольше вести стрельбу. Но Корнилий Рогоза дураком не был… к сожалению. Вся масса пехоты поморов, ускоряясь с каждым пройденным шагом, двинулась в сторону нашего строя. Мне из седла было видно, как кавалерия поморов подгоняет сзади, уже перешедшую на бег, толпу ополченцев.
Как только вражеская пехота сдвинулась с места, Алберих увел карробаллисту вглубь строя, а стрелки начали безнаказанно расстреливать набегающих мятежников. Надо признаться, долго вести стрельбу не получилось, и Колояр увел свою роту за спину копейщикам.
Лучники, заняв позицию за копейщиками, тут же начали навесом вести обстрел наступающего врага, а метров за пятьдесят до подхода противника к нашему строю подключились фустибалы. Оставляя за собой легкий шлейф дыма, глиняные снаряды с горючей смесью, описав крутую дугу, рухнули на толпу поморской пехоты. Крики боли и ужаса покоробили даже меня, уже порядком очерствевшего душой на Этерре.
Резкая команда, и от копейщиков в сторону врага густо полетели плюмбаты. Арбалетчики, разделившись на два отряда, побежали на фланги. Как и было оговорено, они забрались на ближайшие к строю повозки и открыли стрельбу поверх голов наших наемников, отряды которых подпирали копейный строй с обоих флангов. Непрерывная стрельба из всех имеющихся видов оружия нанесла жестокие потери наступающей пехоте, но остановить ее не смогла.
Коротко рявкнул рог, и мои копейщики отошли за «ежи», слаженным движением сомкнули щиты и ощетинились копьями. Теперь перед нашей пехотой стоял еще и ряд легких деревянных заграждений, что должно помочь сдержать первый натиск поморов. Чувствуя близость схватки, Князь заволновался под седлом, заперебирал ногами, почти выполнив пиаффе*. Я с трудом его успокоил.
* — зрелищная рысь на одном месте с высоко поднятыми ногами. Ноги поднимаются диагонально и опускаются пружинящей рысью, при этом лошадь не сходит с места.
Подгоняемая сзади собственной кавалерией, стремясь побыстрее миновать простреливаемое пространство, вражеская пехота быстро добежала до наших позиций. Но это не Голливуд, где вооруженные воины могут со всех ног пробежать километр и, не запыхавшись, вступить в бой.
Поэтому до наших копейщиков толпа мятежников добежала хоть и быстро, но с «севшей дыхалкой». А «севшая дыхалка» — это общая слабость. Ни человек не может беспрерывно носиться как угорелый, ни конь не может долго идти галопом, ни с автомата нельзя стрелять без перерыва. Все это — киношные штампы, а в жизни все сложнее.
До нашей пехоты поморы дошли уже морально надломленными и разбились о строй, как волна о волнорез. Смять наш строй не вышло. Первая шеренга копейщиков все силы бросила на сдерживание. Вторая, с верхнего хвата, быстрыми смертоносными ударами разила мятежников, выводя из строя все больше противников.
И если первый навал, когда набегающие сзади поморские ополченцы толкали на наши копья впереди стоящих товарищей, заставил наших копейщиков и наемников напрячь все силы, чтобы удержать строй. То под непрерывным обстрелом этот навал стал стремительно сходить на нет.
Болты и стрелы, не встречая преград на плохо защищенных поморских ополченцах, смертоносной косой выкашивали мятежников. А зажигательные снаряды, разбивающиеся под ногами нападавших, или прямо на них, наносили не только жестокий урон, но и вселяли ужас в сердца поморов.
Видеть
