Осенью 1539 года муиски собрали армию в 20 тысяч воинов. В один и тот же день — его должны были установить жрецы — каждому касику со своим отрядом предстояло убить поставленного над ними испанского сеньора. Однако сохранить в тайне подготовку к восстанию муискам не удалось.
Чтобы предупредить заговорщиков, испанцы решили уничтожить всю родоплеменную знать. И вот снова огонь и меч загуляли по землям муисков. Долина замков превратилась в долину пожарищ и пепелищ. Индейцы защищались отчаянно. В кровавых расправах гибли знатные .и незнатные. На западе под Белесом капитан Гальегос, захватив в плен триста индейских воинов, обрезал им носы и большие пальцы рук. Мирные жители прятались в убежищах среди неприступных скал. Ни уговорами, ни угрозами завоеватели не могли заставить индейцев покинуть эти укрытия. Тогда было решено брать осажденных измором. Начался голод, за ним массовые самоубийства стариков, женщин и детей. Целые индейские селения, покинув насиженные места, уходили в тропическую сельву на восток. К концу 1540 года в Новой Гранаде стало тихо. Но это была кладбищенская тишина. Обуглившиеся опоры вместо расписных домов и причудливых дворцов, обнажившаяся земля вместо зеленых террас, едкий запах гари вместо уютных дымков над очагами. Страшное увидел вокруг себя Кесада. Муиски перестали быть хозяевами не только своей земли, но и своей судьбы.
Народ, который называл себя «люди», был превращен в рабов...
«...Я, последний правитель из рода Орла, молодой Гуатавита, чудом избежал смерти в дни кровавой расправы над муисками. У моего дяди Гуаски Тикисоке наготове был тысячный отряд воинов, чтобы уничтожить незваных пришельцев. Но индейцев предали, и не успели они совершить святую месть. Однажды в дом старого Гуатавиты ворвался отряд испанцев. Они вытащили его на площадь и зарубили мечами на глазах жителей. Я был тогда совсем юным. Воины, лишившись предводителя, не сумели оказать должный отпор завоевателям. Семья наша укрылась в пещерах. От селения остались одни обгоревшие столбы. Так я стал вождем без армии, королем без королевства. Последним среди индейцев я и мои близкие приняли христианство. Иначе бы и нас не оставили в живых. Я стал называться дон Хуан де Гуатавита.
Испанцы, которые уже твердо укрепились в стране, не трогали меня: Эльдорадо без позолоты перестал их интересовать. По велению Кесады мне даже вернули селение и оставили небольшую власть над жившими там индейцами.
Я пережил Гонсало Хименеса де Кесаду на несколько лет, и мои дочери вышли замуж за испанцев. Все, что я мог сделать для своего народа, я сделал — я рассказал все, что знал о его истории, его славе, его мастерах.
На этом кончаю я свои рассказы о народе муисков. И пусть не забывают его наши дети и дети наших детей. Пусть знают они свое начало и свои корни и чтут своих славных предков. Об одном жалею я, что не передам моему племяннику и наследнику Диегито священной тотумы, полной золотого песка, дабы мог он совершить желанное омовение. Прервались наши традиции... »
Эпилог у озера Гуатавита
...Давно утвердилась испанская речь среди потомков древних муисков. Талантливые ученики, легко перенимавшие испанские слова, муиски удивляли своими способностями еще Кесаду и его спутников. В конце XVI века муиски уже свободно говорили по-испански на рынках и ярмарках, на исповеди в католической церкви и в приемной королевского суда. Вскоре родную речь индеец мог услышать только в своей семье, в тесном кругу родственников. А через двести лет языку муисков не осталось места и там: даже колыбельные своим детям индейские матери пели по-испански. Язык муисков был провозглашен мертвым языком уже тогда, когда Александр Гумбольдт в 1801 году встречался с индейцами на торговых площадях и сельских дорогах, — потомки муисков отвечали ему по-испански, хотя в их речи слышалось, пожалуй, слишком много шипящих звуков.
Однако было бы неверно сказать, что муиски забыли свою древнюю историю, дела своих славных предков.
В 1781 году по селениям вокруг Боготы и Тунхи разнеслась весть о том, что Амбросио Писко, прямой потомок древних правителей — боготских сип, созывает вооруженные отряды. В селение Сокорро потянулись отряды с наследственными касиками во главе. Индейцы Немокона и Сипакиры, работавшие на древних соляных разработках, сожгли усадьбу управляющего и объявили себя единственными владельцами этих промыслов согласно «исконному праву предков». Вождь восставших Амбросио Писко объявил себя королем Боготы и призвал индейцев бороться против грабительских налогов, засилья испанских чиновников, притеснения со стороны владетельных сеньоров. Однако разногласия, неорганизованность, нехватка оружия привели к тому, что инициатива вскоре перешла к испанцам. К тому же местные власти лицемерно пообещали восставшим удовлетворить все их требования. Крестьяне разошлись по своим домам. Как это часто случалось в истории, их подло обманули.
Но и после поражения потомки муисков не сдались. В глубине души каждый из них продолжал считать себя индейцем, существом, отличным от испанцев.
Оставались неприкосновенными священные лагуны — там по-прежнему никто не ловил рыбу, не ломал ни веточки, ни тростинки на их берегах.
И все же тишина этих священных мест была потревожена людьми. Это были, конечно, испанцы, которым не давали покоя сокровища, сокрытые в их водах. Особенное внимание привлекало священное озеро Гуатавита, на котором в древности совершалась церемония Эльдорадо.
Уже в 1625 году жителями Боготы было основано первое сообщество по осушению озера. С тех пор попытки добыть золото из священного озера муисков следовали одна за другой. Самая крупная из них была предпринята в 1912 году. Английская фирма «Контрэкторс лимитед» потратила 150 тысяч долларов на закупку партии мощных паровых насосов для откачки воды, переправила их в Колумбию и приступила к осушению озера.
Голубые струи озерной воды со скорбным шумом полились вниз, в долину. За три недели работы уровень озера понизился на двенадцать метров. Обычная его глубина составляла сорок метров, но был разгар лета, сухого сезона, и вода в озере стояла невысоко. Вскоре показались скопления топкой вонючей темно-зеленой тины и ила. Теперь предстояла самая «приятная» часть операции: вычерпывать эту благословенную грязь и выуживать из нее драгоценности. Первые же корзины принесли находки: золотые подвески, мелкие изумруды.
И тут произошла неожиданность. Как только горячее летнее солнце прогрело обнажившуюся толщу ила, он начал затвердевать и через несколько дней превратился в закаменевшую массу, прочную, как бетон. Пробиться сквозь эту непроницаемую броню оказалось невозможным. Спустя некоторое время чаша начала медленно наполняться водой, а вскоре грянули дожди.
...Живших окрест крестьян все это ничуть не удивило. С их точки зрения иначе и быть не могло. Ведь древняя богиня по-прежнему защищала покой своих вод...
С. Созина, кандидат исторических наук
Дубу почти две тысячи лет, но выглядит он еще молодцом. Ствол могуч, кряжист, сильные корни вздулись, будто когтями вцепившись в землю. Ровно посередке ствол приоткрылся, позволяя войти в темноту своего нутра. Лишь ветви, похоже, не выдерживают тяжести многих веков: возможно, они давно обрушились бы, не поддержи люди их слабеющего достоинства. Распорки и стальные цепи, как ванты на корабле, удерживают гордого патриарха давно угасшего рода. Нетрудно понять, что дает ему силы держаться; он ведь не просто дуб, он дуб мифический, легендарный. Дуб Робин Гуда.
Под этими ветвями располагался штаб Робин Гуда и его веселых лесных сотоварищей. Здесь они обсуждали планы нападения на епископов, людей короля и ноттингемского шерифа. Здесь они пировали, разделав туши кабанов и оленей, добытых меткой стрелой в королевских угодьях, здесь они пили реквизированное вино, здесь они пели, допрашивали пленных, дурачась, сражались друг с другом — короче, жили. Так повествуют нам об этом народные песни, вполне официальные мифы, более или менее удачные образцы литературы и, наконец, кино.
Осмотримся. Вокруг пусто, ни души; тихий ветер шелестит средь поникших великанов, шевелит ветви кустов, листья ежевики, папоротника. Мы прорывались сюда сквозь кошмарный индустриальный пейзаж, и нас толкало вперед заклятие нашего века. Про нынешнее поколение говорят, что хотя оно и не стремится заменить реальность мифами, но всегда негодует и протестует, едва кто-то начнет срывать мифические покровы. Мы примчались сюда, чтобы защитить Робин Гуда.
Нам стало известно, что нашелся человек, который решил покончить с ним навсегда. Очередного мифоборца зовут Чарльз Уайлкс; он профессор истории на пенсии, бывший ректор частной школы в городке Пенкридж. Не то, чтобы профессор первым открыл нам глаза на Робин Гуда, определенное представление о нем, пусть, может, несколько сумбурное, у нас было, и, по чести сказать, оно нас вполне устраивало.
