Днем, как обычно, велась съемка. И все же Давыдов считал, что место определено «недостаточно красиво», поэтому к вечеру снова пошли на берег. Но в эту ночь небо над мысом Северный (ныне мыс Шмидта) так и не прояснилось...
Ближайшим помощником Давыдова в научных наблюдениях был Георгий Львович Брусилов. Жизнерадостный, пользовавшийся всеобщей любовью человек, умный и решительный, сохранявший хладнокровие даже в самую опасную минуту. Недостаток опыта у него восполнялся энергией: молодой лейтенант составлял смелые проекты полярных плаваний и непоколебимо верил в свою звезду-удачу. К сожалению, в это лето он плавал с Давыдовым последний раз. На следующий год Брусилов организует собственную экспедицию. Видимо, нетерпение толкнуло его на этот шаг, ему казалось, что «Таймыр» и «Вайгач» идут к цели слишком медленно, была тут и доля здорового честолюбия — хотелось скорее испытать себя в большом деле. И когда в 1912 году ледоколы «Таймыр» и «Вайгач» пойдут к мысу Челюскин, Брусилов в это же время на своей «Святой Анне» будет держать путь в Карское море навстречу ледоколам. Но полярная стихия окажется сильнее звезды-удачи. «Святую Анну» дрейф вынесет в Центральный полярный бассейн, и она исчезнет навеки. Сергеев же, не дойдя до мыса Челюскин, объявит о своем решении следовать во Владивосток. «Нет, не только лед стал нам преградой, — заключит тогда Давыдов, — есть другой лед — косность и малодушие, и они пострашнее...»
Милю за милей исследуя побережье, ледоколы продвигались на запад. У мыса Шелагского оба ледокола сели на мель — десять часов продолжался аврал. На «Таймыре» перекачали воду из носовой цистерны в кормовую и дали полный назад — не помогло; трижды заводили на льдину якорь: и по одному, и гуськом по два — тросы рвались, а судно ни с места; спустили за борт 35 тонн драгоценной пресной воды — бесполезно, и, только когда откачали еще столько же воды, ледокол сошел с мели. Поспешили на выручку к «Вайгачу»...
22 августа суда подошли к устью Колымы. Время у экспедиции в запасе еще имелось, льда не было — можно двигаться дальше. Закончив свою «астрономию», Давыдов в отличном настроении вернулся на корабль.
— Когда прикажете сниматься, Иван Сергеевич? — спросил он Сергеева.
— А в полдень снимемся да и пойдем к Шелагскому.
— Как к Шелагскому? — изумился Давыдов. — Неужели обратно?
— А куда же еще?
Никакие доводы не помогали — Сергеев упрямо стоял на своем. Не желая поднимать скандала в присутствии других офицеров, Давыдов повернулся и ушел в каюту. Там, наедине с дневником, он дал выход душившей его ярости: «Ну уж, прости господи, и моряк! Ему бы коров доить где-нибудь в захудалой деревне! Жилы из себя тянешь, не спишь ни днем, ни ночью, стараешься скорее взять астрономию, чтобы не задерживать движения, а его назад прет. Так вот злюсь, так злюсь — чуть не до слез...»
На обратном пути ледоколы тяжелых льдов не встретили, поэтому Давыдов и Ломан предложили Сергееву добраться до острова Врангеля. Решено было, что туда пойдет «Вайгач» — Давыдову требовалось определить на чукотском берегу еще несколько астрономических пунктов. Решение это вызвало подъем духа на «Вайгаче» и зависть таймырцев, но — что поделаешь! Остров, хоть и примыкал к территории России и был нанесен на карту лейтенантом русского флота Фердинандом Врангелем, но до того времени не посещался нашими судами. В дневнике Давыдова мы находим некоторые неизвестные ранее подробности исторического плавания «Вайгача». «Вайгач» радировал «Таймыру»: «Разбитый лед. Виден остров Врангеля». «Стоим у мыса Фомы. Сделали магнитные наблюдения. Предполагаем завтра производить съемку». «Высаживаем береговую партию. Ломан».
Через два дня радиосвязь с «Вайгачем» оборвалась, и об исходе его плавания таймырцы узнали только у мыса Дежнева, когда суда встретились.
Едва «Вайгач» стал на якорь у мыса Фомы на Врангеле, к нему явились хозяева острова — два крупных белых медведя. Видно было, что с человеком они незнакомы, так что моряки сразу же запаслись свежим мясом, а шкуры забрали в качестве трофеев. Другое приключение чуть не кончилось трагически: отправленные на берег катер и вельбот попали в сильные буруны, вельбот затонул, а катер выбросило на прибрежный песок. Только по случайности никто не пострадал. Команда «Вайгача» определила на острове астрономический пункт, поставив на его месте железную пирамиду высотой десять метров, собрала небольшую геологическую коллекцию и, главное, подняла на юго-западной оконечности острова, мысе Блоссом, флаг России. После этого, идя все время по чистой воде, ледокол впервые обследовал остров с севера. Всего неделю продолжалось плавание «Вайгача», однако оно имело большое государственное значение, благодаря ему были закреплены права России на владение этим «осколком древней Берингии».
В бухте Провидения экспедиция задержалась, пока не удалось определить последний и очень важный астрономический пункт. Подводя итоги плавания, Давыдов пишет: «На будущее время главной целью себе ставить не охоту, а дело, для успешного выполнения которого иметь определенный план работ, и от него без крайней надобности не уклоняться; распределить роли между офицерами и требовать от каждого исполнения только порученного ему дела; действовать самому, уклоняясь от трюков, и таким образом, что, только исполнив необходимое, делать что-нибудь новое».
Последнюю запись в дневнике 1911 года Давыдов сделал 24 октября, во время тайфуна, настигшего ледоколы у берегов Камчатки:
«...Когда я около пяти утра вышел наверх, там творилось нечто невозможное. Ветер свыше десяти баллов, небо густо обложено, идет сильный дождь. Море — сплошная пена и брызги, волны высотой 12—15 метров, так что, когда находишься У подошвы волны, горизонта не видно и вокруг только страшно ревущая, беснующаяся стихия. Предположение, что попали во вращающийся шторм тайфунного характера. Одно лишь неизвестно — много ли будет падать барометр, а значит, сильно ли усилится ветер. Должен сознаться, что у меня как командира ощущение не из важных. В море — ад, барометр прямо летит вниз, машина работает на 85 оборотах, и только-только стоим на месте. Не дай бог, испортится либо машина, либо руль — скверно тогда пришлось бы. Качает анафемски...
Около восьми утра ветер достиг наибольшей силы, такого ветра я не видывал. На мостике стоять прямо нет возможности. Правильно говорят: «Кто в море не бывал, тот досыта богу не маливался...»
После восьми утра ветер сразу стал много тише, барометр перестал падать... Зыбь от всех румбов. Дождь прекратился, и в разорвавшемся небе временами проглядывает солнце. По моему расчету, мы находимся в центре шторма и вскоре получим жестокий норд-вест».
Моряки заглянули в «глаз бури» — так называется область затишья, возникающая в самой середине вращающегося циклона...
После небольшой передышки ветер обрушился на ледокол с новой силой. Чтобы хоть немного умерить качку, поставили паруса, но их тут же сорвало. Только через день измученный ледокол смог лечь на свой курс...
В Петербурге Давыдов выступил с докладом на общем собрании Императорского общества судоходства. «Вся громадная территория Северной Азии, — говорил он, — принадлежит России, и в наших интересах упрочить здесь свое влияние. В результате работ экспедиции решилась сама возможность плавания северным путем! Вслед за этим да продвинутся вперед и торговые сношения с нашим Севером. От этого непременно придет та «великая польза», которую гениально предвидел великий Петр».
Как же дальше складывалась судьба Бориса Давыдова? В 1913 году он возглавил Гидрографическую экспедицию Восточного океана. Девять лет без перерыва работала экспедиция в тихоокеанских морях, обследуя побережье и острова, каждый риф, каждую мель на своем пути. Давыдов сумел создать на Дальнем Востоке целый штат отличных гидрографов, разработал новые методы и приемы в изучении моря. Свой опыт он обобщил в книге «Некоторые практические указания при работе по съемке берегов с моря» (Петроград, 1916). Под этим скромным названием содержалось, по сути, первое и в России и за границей специальное руководство по морской съемке
Инструкция требовала, чтобы курсы корабля, ведущего съемку, прокладывались в четырех милях от берега; Давыдов же считал, что нужно ходить не дальше двух миль — при такой дистанции лучше будет изучен берег и ошибок будет меньше. Но чтобы уберечь судно от гибельного риска, необходим особый талант мореплавателя.
«Есть два берега, — говорил Давыдов, — один крутой, «честный», к нему можно подходить близко; и есть другой — «шептун», «подлый» берег: он спускается к морю небольшими обрывчиками, около него видны надводные камни и буруны, — тут будь осторожен!» Но, бывает, не только в море и на земле надо выбирать между двумя берегами...
