Эдвард Кайданьский
Парусная яхта «Альбатрос» яхт-клуба «Ангара» стартовала из Братска. По Ангаре и Енисею прошла до Дудинки. Из-за тяжелых ледовых условий дальнейшее плавание — Северным морским путем, а там и до Москвы — пришлось отложить до следующей навигации. Но и речная часть путешествия заслуживает, на наш взгляд, внимания: плавание проходило под девизом «Не стреляй в прошлое!». Так назвал когда-то одну из своих статей братский журналист и краевед Октябрь Леонов, мятежный, красивый человек, сгоревший на тяжком поприще защиты памятников культуры. Сегодня его слова звучат еще тревожнее и пронзительнее. Предлагаем вниманию читателей фрагменты путевых записок участников
экспедиции.
По правому борту яхты у Долгого порога на высокой диабазовой скале взметнулся к небу похожий на птицу, которая хочет, но не может взлететь, пятиметровый крест из затесанных, как крылья, бревен. У его подножия покоится прах Октября Леонова.
У нас есть фотография, воспроизведенная в апрельском номере журнала «Вокруг света» 1976 года. На ней, вскарабкавшись на выступ, Леонов мелом обводит выбитый древним человеком на твердой диабазовой скале рисунок, где изображены шаманы и лоси.
В рукописи книги «Путь к звездному часу», так и не вышедшей в свет, Октябрь писал:
«В самом начале ноября 1975 года, когда в Долгом пороге Ангары работала экспедиция по подготовке к вывозу диабазовых блоков с наскальными рисунками, найденными А.П.Окладниковым в 1937 году и мной в 1974-м, попросил я бакенщика Ивана Дубровина отвезти меня на правый берег порога: походить, поискать...
Я искал наскальные рисунки. Это было почти безнадежным делом в густо населенном районе, где десятки и сотни лет по реке проходили кочи первых землепроходцев, лодки местных жителей, теплоходы и баржи речников Братскгэсстроя, где работали экспедиции гидрологов и археологов, где побывали сотни рыбаков. Но что поделаешь, если влечет упрямое желание — найти и зовет чувство охотника.
И они нашлись, более ста рисунков разных эпох! Целая картинная галерея! Это было настолько неожиданным и невероятным, что в Братск срочно прилетел академик А.П.Окладников и в мороз лазил по скалам Долгого порога. Там, на Дубынинской писанице, увидел я впервые загадочные, ни на что не похожие изображения человеческих лиц сердцевидной формы с огромными глазами, обведенными концентрическими окружностями. Они сурово и удивленно смотрели со скал на грозно шумящий порог... Что это за изображения? Откуда они пришли в мир охотников на лосей, чьи изображения главенствовали на Дубынинской писанице?
Спустя некоторое время Алексей Павлович Окладников подарил мне свою книгу «Петроглифы Нижнего Амура». И там я с удивлением увидел точно такие же личины. Они не были похожи на дубынинские, как две капли воды, но характер их был тот же!
Дальше — больше!.. Подобные личины были в свое время найдены на Сахалине — у нивхов, в Японии, в пещерах Вьетнама, на острове Нукухива в Тихом океане и в Австралии. Очень похожими оказались маски индейцев-тлинкитов в Северной Америке, росписи по черепам у папуасов... Одним из древних культов человека разумного был культ предков... Вот так, пройдя через тысячелетия и тысячи километров пространства, через многие поколения, этот образ отразился и в личинах Дубынинской писаницы».
Огромную научную и художественную ценность имеет наскальная картинная галерея, открытая Леоновым. 35 композиций из более чем ста рисунков — сцены охоты, культовые, эротические — раскрывают жизнь людей, обитавших здесь тысячелетия назад. Самые поздние рисунки имеют возраст 4 — 6 тысяч лет.
Леонов понимал значимость найденного и видел неотвратимость его утраты в связи с затоплением Усть-Илимским водохранилищем. Он пытался сохранить хоть самую малую часть каменной галереи... Под его руководством из скал выбивали глыбы с рисунками, в глыбы вбивали анкеры, за которые цеплялись тросы. Он надеялся, что, когда придет вода, глыбы можно будет обнаружить по закрепленным над ними буйкам, поднять и вывезти в Братск. Но, к великому сожалению, у Братского общества охраны памятников, ответственным секретарем которого был Октябрь, не было достаточных средств для подобных операций. Попытки поднять со дна древнейшие произведения искусства оказались тщетными. Нет средств и ныне. Между тем все меньше остается в Братске людей, знающих местонахождение этих глыб.
При желании можно было бы проложить по Ангаре интереснейший маршрут в глубь веков — так богаты ее берега памятниками культуры. И один из них, уникальный,— Дубынинская писаница, открытая Октябрем Леоновым. Его и Галину Штеле, ныне директора Ангарской деревни, вы видите на снимке. Фото из архива О.Леонова и В.Леонтьева.
А пока на берегу Братского моря у Ангарской деревни — музея под открытым небом — сиротливо приткнулся растрескавшийся камень, на котором почти невозможно узнать изображение лося. Это единственное, что удалось тогда спасти, но не сохранить.
Яхта шла по курсу, и где-то под нами, на подводных уступах диабазового берега, под растущим слоем ила, утонула древняя сокровищница искусства.
Да, не случайно перед смертью Октябрь Леонов завещал захоронить свой прах именно здесь, где пережил самые счастливые; и горькие мгновения своей жизни.
Перед выходом в рейс мы побывали в Ангарской деревне, где собраны произведения старинного сибирского зодчества и эвенкийское стойбище. Как бился Леонов, доказывая городским властям необходимость доставки из зоны затопления подлинных памятников старины, а не постройки пары новых изб. Он снаряжал экспедицию за экспедицией в гибнущие деревни на берегах Ангары , 64 памятника деревянного зодчества были все-таки вывезены из зоны затопления. Но из-за нерасторопности и непонимания их значения городскими властями большинство погибло.
Понимание пришло позже. И сегодня в Ангарской деревне собираются братчане и гости Братска, звучат старинные песни. В день города Братска плывут по рукотворному морю венки из цветов в память о почти трехстах затопленных ангарских деревнях... Но мало кто знает, что в Братске в сыром подвале пятиэтажного дома ив полуподвале городской прачечной хранятся более 30 тысяч редчайших археологических, этнографических и других экспонатов. От сырости рассыпаются и расслаиваются палеонтологические находки, приходят в негодность уникальные документы истории. И снова бьются, как некогда бился Леонов, продолжатели его дела, бескорыстные подвижники культуры, — бьются за расширение Ангарской деревни, за новое здание музея, за спасение затонувшей каменной галереи.
Яхта идет вдоль диабазового берега-стены. Сползающие в расщелины ледники напоминают о быстротечности сибирского лета. Не зря у нас говорят: «Июнь — еще не лето, июль — уже не лето». Далеко за полночь, а еще совсем светло. Места безлюдные, и только иногда у берегов бледно светятся огни одиноких костров.
На Усть-Илимском водохранилище мы попали в шторм. Небо затянули сплошные серые тучи. Ливень словно вбивал алмазные гвозди в черно-свинцовые волны. К берегу пристать было невозможно из-за целого леса торчащих из воды топляков...
Вспомнилась Вихоревка, когда-то чистая и прозрачная речка неподалеку от Братска. Еще два десятилетия назад ловили в ней и хариуса, и ленка. А теперь она превращена в сточную канаву сбросов Братского лесопромышленного комплекса и в то же время числится рекой рыбохозяйственного значения. Но когда на месте ее впадения в Ангару произвели контрольный отлов рыбы, есть эту рыбу, даже после копчения, было невозможно. Подплывая к Вихоревке, мы еще издали заметили болотно-желтую широкую полосу, обрамленную хлопьями. На плесах дохлая рыба...
Да и по выходе из Усть-Илимска очень скоро мы увидели бьющий из воды мутный желтовато-белый фонтан — то были выбросы Усть-Илимского лесопромышленного комплекса, поступающие из трубы, выведенной в Ангару. Зловещая полоса тянулась на много километров вниз по течению.
Постепенно река размыла эти страшные мазки выбросов, и снова засияло в ней летнее небо.
К устью таежной речки Каты подошли на закате следующего дня. Бросили якорь и увидели идущую к берегу немолодую женщину с коромыслом и ведрами.
А утром, когда остров, омываемый Ангарой и Катой, огласился пением птиц, когда восходящее солнце приласкало цветущие деревья, огненные жарки, голубые полянки незабудок, еще более жуткими, чем в закатное время, показались нам торчащие из зарослей цветов и трав заржавленный плуг, остов комбайна, черные головешки обгоревших бревен—останки старинной деревни Каты.
