Мы помогали Анне Васильевне Бобровниковой перебирать сеть, а она, смахивая слезы, вела грустный свой рассказ.
— Беда пришла к нам года три-четыре назад. Выселяйтесь, говорят. Море здесь будет. А мы же колхозники. Нам весельства городского не надо. Здесь я и родилась, и тринадцати детям жизнь дала. В живых, правда, осталось четыре сына и четыре дочки; Самой 64 года. Не только орден «Мать-героиня» имею, а и медаль «За трудовую доблесть».
Тяжело было в годы войны. Нас на фронт готовили. Когда обучались, грудь о землю ознобила, болела. А все равно от темна до темна на работе. Рыбозавод у нас круглосуточно действовал, и рыбу сами ловили. И таймень был, и осетр, и стерлядь, и елец. Да и сейчас есть.
Сейчас чего молодым не рожать. А в те годы на третий день уже председатель в окно стучит: «Засиделась ты, Анна, давай в поле...» И иду, а дите под деревом спит или под стогом. Платили за трудодни мало. И после войны красный флажок на оглоблю приколотят за хорошую работу — вся благодарность. А все равно благодать была! Деревня была богатая. На угорье до тридцатых годов церковь стояла, с реки ее далеко было видно. У нас был дом, летняя кухня, баня, три амбара, погреб, скотину держали, урожаи хорошие собирали и в колхозе, и у себя. Земля здесь черная и как пух.
Никто не хотел уходить. И тогда, когда мы были в поле, бульдозером у нас по полустенку выломали. Зашли коровы в дома. Что делать? Пришлось выселяться. Ревмя ревели. А чтобы вернуться никто не мог, облили наши дома соляркой и подожгли. Кого куда переселили. Нас с дедом в Усть-Илим. И верите: не можем мы в этой клетке каменной. Пошла я в исполком к самому председателю. Молю: разрешите нам с дедом зимовьюшку построить. Хотим на родину. А он отвечает: все хотят. Я вам разрешу, все начнут возвращаться. Конечно, плачу, захотят, ну, кто домой не захочет. Вот потому председатель и твердит: не могу разрешить. Так ведь то ли будет, то ли нет Богучанская ГЭС? А что ж земли зря пропадают? Осумасшедшу я, если работать не буду...
Председатель, видно, понимает и сочувствует, а разрешить не может. Чо делать? Посоветовались мы с дедом. Решили, в городе не жить — помрем в каменной клетке. Взяла я зятя, сына Александра. И вот рубят они нам времянку.
С Анной Васильевной прошли мы с берега к сосновому бору, возле которого два добрых молодца споро ставили избу. Вечером еще стены едва были выше земли, а сейчас уже вырисовывались проемы окон. Рубили избу без единого гвоздя, конопатили мхом, как водится в Сибири. Вырастала она на том самом месте, где стоял родительский дом. Уже кое-где на вскопанном огороде зеленели всходы картофеля.
— А вот и черемушка моя, как уцелела ты? А какая резьба на домах была,— вздыхала Анна Васильевна, — каждый ведь один перед другим старался. Да и дети в труде и красоте воспитывались. На работу уходили — замков не вешали...
С тяжелым чувством покидали мы деревню, головни которой были точь-в-точь такими, как в кадрах военных фильмов.
К Игренькиной шивере шли словно по зеркалу, а где начиналась шивера (так по-сибирски называют перекат), вихрилась, пенилась вода. Перед нами будто с горы съехал сухогруз, и его развернуло боком. Течение подхватило и нашу яхту, и в считанные минуты мы оказались внизу. Ангара успокоилась. А впереди нас ждал семикилометровый Аплинский порог с перепадом воды более полутора метров...
Но вот и он пройден. Остановились там, где в Ангару впадает речка Кова. Здесь находится лагерь археологов.
Уже более десятка лет ведут они раскопки под руководством Николая Дроздова, одного из ведущих археологов Красноярского края.
Стоянка эта была открыта в 1937 году академиком А.П.Окладниковым. Дроздов приезжал сюда будучи еще студентом Иркутского университета. А теперь его ученики, выпускники Красноярского истфака, руководят лагерем «Юный археолог», где работают мальчишки из Норильска. Уже не один год этот лагерь соседствует с лагерем профессиональных археологов.
Археологические находки, сделанные на этой стоянке, рассказывают, как жили наши далекие предки в эпохи каменного, бронзового, железного веков. Кроме орудий труда, найдены и первые произведения искусства, вызвавшие сенсацию: скульптурное изображение мамонта, грузило в виде рыбы и другие. В 1990 году после проведенного в Новосибирске симпозиума здесь побывали ученые-археологи многих стран мира: эта многослойная стоянка имеет международное значение.
Богучанское водохранилище затопит не только этот не до конца исследованный археологический памятник, но еще более семидесяти открытых учеными очагов древней культуры. А сколько еще не открытых?!
При желании можно было бы проложить по Ангаре и Енисею интереснейший маршрут в глубь веков. Наскальные, рисунки «Оленьего утеса», открытые в 1888 году Д.А.Клеменцем на правом берегу Ангары близ села Рыбное; петроглифы в районе Мурского порога; поселения древних у села Чадобец; уникальное захоронение шаманки — в зоне, прилегающей к плотине Богучанской ГЭС. А вблизи поселка геофизиков, недалеко от Кодинска, лежит камень-валун, на котором «любители» природы открывают бутылки, у подножья его жгут костры, а на нем — древним человеком изображены личины (более двадцати), три из которых хорошо просматриваются.
Отдел культуры Красноярского края предполагает перенести его в музей под открытым небом, который думают создать на острове Чольбихин. А пока памятники гибнут...
В Иркутской области уже сегодня действуют три 1ВДроэлектростанции, поэтому строительство Богучанской ГЭС, с водохранилищем, которое будет примыкать к городу Усть-Илимску, окончательно уничтожит реку Ангару как уникальный природный комплекс, являющийся национальным достоянием, как историческое место обитания наших предков. Жители Приангарья требуют заполнить водохранилище хотя бы на пониженных отметках, чтобы сохранить, на худой конец, сто километров Ангары, свободно текущей от Усть-Илимска. А может быть, взвесив все «за» и «против», следует вообще отказаться от строительства Богучанской ГЭС — ведь мощности уже созданных на Ангаре ГЭС не используются полностью.
Разрушать легче, чем восстанавливать.
Николай Вьюгин, Владимир Большаков, Кира Ваганова
Дональд Уэстлейк. Приключение — что надо!
Окончание. Начало см. в № 5/91, 6/91, 8/91, 9/91, 10/91, 11/91.
Лже-гурки воспитывались в христианской вере. Их учили чтить Господа, деву Марию и всех святых, презирать Сатану и его происки. Никто никогда не говорил, что они должны верить в богов и чертей майя. Эти существа жили в сказках и легендах, в картинах и узорах на ткани, в каменных и деревянных резных изделиях. Они были частью обрядов, иногда отправляемых горсткой престарелых родственников. И никто никогда не учил лже-гурков верить в Зотца Чимальмана. Тем не менее ни один из них в глубине души не сомневался в существовании пещеры летучих мышей, дороги в вечность и зловещего человеконенавистника, притаившегося во мраке, чтобы улучить момент и увлечь свою жертву в бездну смерти.
Зотц умеет летать. Этот изощренный злодей нападает сверху, как летучая мышь. И если он застигнет тебя за черным делом, ты обречен.
Когда рев самолета раздался снова, на поляне осталось всего пятеро лже-гурков — четверо живых и один мертвый. Труп главаря лежал в окружении глиняных фигурок. Спустя минуту последняя четверка солдат скрылась в джунглях.
Верной открыл глаза и увидел сквозь пелену слез, как жители деревни сгрудились вокруг своих упавших родственников. Журналисты собрались возле Скотти. Хайрэм Фарли нагнулся и поднял с земли одну из статуэток. Верной снова закрыл глаза. Боль в животе притупилась, но он почти ничего не соображал. Когда он опять разомкнул веки, Хайрэм Фарли стоял над ним с маленькой фигуркой в руках.
— Ну-с, Верной? — сказал он. Верной тяжело дышал, разинув рот. Его язык и зубы покрылись толстым слоем пыли.
— Ну-с, Верной? — повторил Фарли. — Может, ты объяснишь, почему азиатские солдаты вдруг испугались центральноамериканского дьявола? Чутье подсказывает мне, что ты знаешь ответ на этот вопрос.
Верной взглянул на пыльные башмаки Фарли и что-то пробормотал.
— Что ты сказал, Верной?
— Я сказал: они даже не убили меня.
Ужасно надоедливая дамочка
— Это не Южная Абилена, — сказала Валери. Кэрби Гэлуэй пустил свой маленький самолет по длинной параболе и принялся кружить. На земле тем временем мужчина и женщина прогоняли коз с зеленого поля, обрамленного лесом. На краю поля стоял бурый приземистый дом с пристройками, а позади него виднелись клочки возделанной земли.
— Да, — сказал Кэрби. Валери подозрительно посмотрела на него.
— Тогда что это?
— Мое жилье.
— А зачем нам сюда? — Неужели после всего пережитого ей еще придется защищаться от этого человека?
