Да, разобраться во всем этом можно, только как следует порасспросив Васю. И чтобы сделать это без помех, ему, капитану Баранову, пришлось в РУВД, куда он сдал преступников, скрыть все, что касалось пришельца: ехал-де к матери, а по дороге подвергся нападению. Правда, конечно, все равно должна будет раскрыться, но это произойдет позже. А сейчас, пока он в отпуске, Баранов надеялся понять загадку иного разума и войти в историю цивилизации первым человеком, вступившим в Контакт. Все остальное в сравнении с этим виделось ему мелким, незначительным. Даже невыполнение служебных обязанностей.
— Проходи, внучок, садись,— обратилась мать капитана к гостю, после того как обняла и расцеловала сына.
— Какой же он тебе внучек, мать? — усмехнулся Баранов.— Зачем себя старишь? Вася тебе и в сыновья годится.
— Что ты, Коленька, он же совсем еще мальчик,— не сдавалась она.— Вишь, как высматривает, словно все в первый раз видит.
Эта мысль матери показалась капитану забавной. Ничего себе мальчик! Так лихо расправился с двумя нападавшими, а до того очень ловко «заготовлял» им продукты по деревням. Впрочем, у геологов он вел себя как сопливый мальчишка, а в поселке и вовсе куролесил, словно щенок на воле: повсюду лазил, хватал что попало, тащил куда-то... Хорош младенец, раскатавший многотонные трубы, как сухие полешки.
После чая, в домашней обстановке, капитана разморило. Укладываясь в свежезастеленную постель, он сквозь слипающиеся веки видел, как Вася, устроившись в постели напротив, странно двигал руками и бормотал что-то невнятное, а чудная его светящаяся татуировка разгоралась все ярче и ярче. Впрочем, Баранов не поручился бы, что все это ему не привиделось.
А когда он проснулся на закате, то был неприятно поражен, услышав слова матери:
— А Вася-то твой ушел куда-то.
— Куда ушел? Зачем ушел? — не понял Баранов.
— Просто ушел. Взял и ушел, даже не попрощавшись. Надо было что-то делать. Капитан отправил подробное донесение о случившемся. Этот его рапорт начальство рассматривало как шутку, а один коллега даже покрутил пальцем возле виска.
И тогда Баранов решился. Купив билет на самолет, он отправился в Москву. Если он, капитан милиции из заштатного городка, понимает всю важность встречи с Васей, то Центру сам бог велел заняться этим Контактом.
Дежурный на Огарева невозмутимо выслушал его и записал на прием к начальнику одного из отделов. Правда, принять Баранова смогут только через два дня.
— В гостиницу вы не попадете,— заверил дежурный.— Лето сейчас,— добавил он солидно, как будто зимой все номера гостиниц свободны для любого приезжего.— Рекомендую поехать в загородное общежитие МВД. На электричке всего полчаса. Я туда позвоню.
Измученный Дальней дорогой и томительной неизвестностью, Баранов задремал в электричке. И когда его разбудили слова: «Спим, милиция? В Бирюлево приехали. Тебе не здесь выходить?» — он не сразу понял, где находится. Еще не пришедший в себя ото сна, Баранов рассеянно повел глазами и вдруг автоматически задержал свой взгляд на руке мужчины, который держался за спинку сиденья. Было в этой руке нечто особенное... И внезапно Баранов понял, что его внимание было привлечено татуировкой. Нет, то была не спираль, как у Васи, а какая-то стрелочка. Но она тоже — тоже! — странно мерцала. И, помимо воли, у него выдавилось хриплое: «Вася!»
Высокий блондин с татуировкой на руке недоумевающе уставился на капитана милиции.
— Извините, обознался,— пробормотал Баранов, но его натренированный глаз уже уловил несомненное сходство незнакомца с Васей.
И когда блондин сошел в Бирюлеве, Баранов, помедлив, вышел за ним.
XIV
Мы поселили Федора на даче, и пока не начался учебный год, в основном возился с ним Максим. Потом нашего друга — моя квартирная хозяйка не возражала — перевезли ко мне. В быту Федор был тих, малозаметен, любил лежать на диване и слушать джатаки (Нравоучительные новеллы-притчи, главным героем которых является Будда.). За город выезжали только по выходным.
Случилось это в один из вечеров в середине сентября. За окном уже стемнело, шел мелкий занудливый дождь, и Федору вдруг взбрело в голову прогуляться. Мы с Максимом сидели у электрокамина, беседовали, и нам вовсе на хотелось менять эту уютную обстановку. Так что Федор отправился на прогулку в одиночестве. Сначала все было тихо и спокойно, а потом от соседней дачи донеслись до нас истошные вопли. В тревоге мы выскочили на крыльцо и тут же увидели, как Федор, неуклюже подпрыгивая на бегу, несется по тропинке в сторону станции: он явно кого-то преследовал. Мы помчались следом, и скоро догнали его у мостика.
Федор был крайне возбужден, пытался вырваться и продолжать погоню. Знаками, уханьем он старался нам что-то объяснить, потом задрожал — как тогда в горах — и вдруг вместо Федора на нас уставилось совершенно незнакомое и, надо признаться, удивительно наглое лицо мужчины лет тридцати пяти.
Мы опешили от изумления.
— Кто это? Ты его знаешь? — наконец вымолвил я, обращаясь к Максиму.
— Может, это новый хозяин дачи Гриновского? — неуверенно ответил он.
Лицо незнакомца, меняясь на глазах, преобразилось, и он опять стал походить на нашего Федора.
Мы повели его обратно, напоили чаем и уложили спать. Казалось, что Федор, послушно исполнявший все наши приказания, успокоился. Однако утром он наотрез отказался уезжать с дачи. Делать было нечего — переубедить его мы не смогли — нам с Максимом, сменяя друг друга, пришлось жить на даче. Как выяснилось позже, Федору только это и было нужно.
Теперь каждый вечер Федор отправлялся на прогулки, причем всегда один. Решив проследить маршрут его передвижений, я убедился, что он постоянно кружит около соседской дачи.
На ней появился сторож — отставной пожарник из поселка. Он, как мне стало ясно, был человеком нервным, напуганным и вскоре вооружился двустволкой, оборудовал дачу сигнализацией и прожекторами. Но все эти меры оказались напрасными, потому что однажды вечером дачу все же обокрали. И что мне показалось странным: в тот же вечер Федор устроил сразу две погони с интервалом в каких-нибудь полтора часа. После первой он продемонстрировал нам все то же наглое лицо, после второй — два других.
— Вот этих я знаю! — воскликнул Максим.— Первый — это Гриновский, второй — Синюкаев, бывший рабочий из поселкового магазина, который сейчас, кажется, живет в Москве, хотя иногда и наезжает сюда к своим дружкам...
— Все это очень интересно,— недовольно заметил я,— но что нам теперь делать?
Но оказалось, что Федор решил вернуться в город. Случилось это после того, как появился у него металлический пенальчик, который Федор никогда не выпускал из рук и временами оглаживал, печально гукая.
В городе Федор теперь не слушал джатак, не смотрел телевизор. Он буквально не находил себе места, все время рвался на улицу. Однажды он вернулся совершенно убитый горем, без пенальчика, но зато с червонцем под погончиком куртки. Когда я спросил его о судьбе пенальчика, Федя затряс головой и продемонстрировал новое лицо, четвертое по счету. Только тогда до меня дошло, что деньги были платой за пенальчик.
Я позвонил Максиму, и он неожиданно очень серьезно отнесся к происшедшему, словно пенальчик был парибхогикой (Какая-либо вещь, принадлежавшая Будде.).
— Надо искать,— потребовал Максим.
— Кого? — изумился я.
— Того, кто купил у него пенальчик,— сказал Максим твердо.— Положись на Федора. Он, я уверен, знает, кого искать и где...
Я с сомнением посмотрел на Федора и поразился: только что он был чуть ли не в отчаянии, а тут преобразился. Наверняка прочитал мои мысли.
Метод поисков, предложенный Федором, показался мне странным. Мы приезжали в район Беговой улицы и прогуливались. От меня требовалось идти на полшага позади Федора и не отвлекаться. Постепенно мы стали ходить вокруг одних и тех же домов, и я начал ловить на себе внимательные взгляды старушек, выходивших подышать свежим воздухом.
Не знаю, сколько бы еще продолжались такие прогулки, если бы в один прекрасный день не произошло следующее. Было около половины третьего, и я уже собирался заглянуть в ближайшую пельменную, как Федор внезапно схватил меня за локоть. Я проследил за его взглядом: он смотрел на двух человек, садившихся в такси. Одного из них я узнал сразу — это был «четвертый», который, вероятно, и купил пенальчик. Однако Федор уставился на высокого блондина с идеальной атлетической фигурой и рекламно красивой, хотя и несколько надменной физиономией.
Блондин, вероятно, почувствовал на себе взгляд Федора. И случилось неожиданное. Когда он повернулся к нам лицом, то застыл подобно манекену или роботу из фантастического фильма, и тогда Федор... заговорил. Его речь была очень тихая, напоминающая писк, на границе ультразвука, но всего удивительнее было то, что блондин не только слышал Федора шагов с тридцати, но и понимал!
