«Суеверные тунгусы почитают сию гору за резиденцию некоего гневного божества, которое, по их мнению, каждый день испускает из себя тучи, облака и бурные ветры, дабы никто не мог к нему подступиться», — вспоминаю я строки Палласа. Надо сказать, что поверье возникло не случайно: на таких гольцах (высота Сохондо — 2500 метров) часто дуют сильные ветры, обычны облака и туманы. Но сегодня духи Сохондо на редкость к нам благосклонны. Хотя холодный ветер пронизывает насквозь, нет ни дождя, ни снега, ни тумана, можно фотографировать, а это уже удача...
Путь преграждает большой снежник. Пытаемся идти напрямик, но снег рыхлый, дни его сочтены. Сейчас на Сохондо нет постоянных снежников и ледников, а двести лет назад, во время путешествия Палласа, были. Говорит ли это об изменении снежности в Забайкалье?
Наконец-то мы достигли вершинного плато. Каменистые россыпи, участки горной тундры. Мы заметили здесь лишь двух обитателей гор — альпийских пищуху и завирушку. Альпийская завирушка — редкая птичка, но здесь она гнездится. Несмотря на сильный ветер, нам удалось добыть один экземпляр для коллекции.
Вершинное плато кажется бесконечным. Едва-едва различаю в бинокль очертания вышки, а спустя еще час мы уже минуем ее и выходим к обрыву ингодинского кара, где стоит каменная пирамида. Кажется, ее установили студенты Читинского пединститута. Отсюда видны и вся вершина гольца, и окружающая его местность.
Возвращаемся в лагерь уже в темноте, долго чаюем у костра из сухих лиственниц и ведем нескончаемые разговоры о будущем заповедников.
Собственно, что такое заповедник? Определенная территория, где навеки прекращена всякая хозяйственная деятельность и где ведется лишь научная и культурно-просветительная работа. Заповедники, эти своеобразные «лаборатории в природе», — локальная, но наиболее эффективная форма ее охраны. Это отметила в 1970 году специальная Межправительственная конференция экспертов по проблемам охраны ресурсов биосферы. Создание заповедников — свидетельство и следствие озабоченности людей быстрым и, как правило, нежелательным изменением внешней среды. По сути дела, система заповедников — это гигантский эксперимент планетарного масштаба.
Как известно, декреты о создании первых советских заповедников были подписаны лично Владимиром Ильичем Лениным в самое трудное для нашего государства время.
В середине 50-х годов специальная комиссия Академии наук СССР предложила проект перспективного плана развития заповедной сети СССР. Однако этот план не был воплощен своевременно и, естественно, сегодня весьма отстал от жизни. Многие территории предполагаемых заповедников сильно изменились благодаря быстрому росту промышленности; другие, не внесенные в план, требуют сегодня незамедлительной охраны.
Кроме того, необходимо решать и проблему рационального размещения заповедников в различных природных зонах страны. Даже непосвященному человеку при взгляде на карту размещения наших заповедников становится ясно, что не все здесь благополучно. На Кавказе, например, точкам, обозначающим заповедники, очень тесно, а в арктической зоне их нет почти совсем.
На вопрос: «Где быть заповеднику?» — ответ должны давать люди, обладающие широким кругозором и особым, так сказать, «биогеографическим мышлением». Обязательно нужно учитывать при этом и интересы хозяйственного развития смежных территорий. Так что здесь найдется работа и для биологов, и для экономистов, и для картографов, а проще говоря — вопрос о создании нового заповедника требует специальных проектных изысканий. Такими работами сравнительно недавно начали заниматься специалисты Центральной проектно-изыскательской экспедиции и научно-исследовательской лаборатории Главохоты РСФСР.
Ныне у нас более ста заповедников, и число их продолжает расти. За последние годы были разработаны проекты организации новых заповедников на Таймыре, в северном Зауралье, на нижнем Амуре и в Тодже. А теперь пришла пора Забайкалья.
Правда, труден путь от проекта к практике. Иные проекты уже много лет остаются лишь таковыми. А время не ждет, время, увы, работает против заповедников...
Всю ночь крутил ветер дым костра, шумел в кронах кедров. Боясь перемены погоды, мы с Валей Шестопаловым быстро собрались в новый поход к верховьям Ингоды. Идти решили напрямик через чикой-ингодинский водораздел, который удалось, рассмотреть при подъеме на Сохондо.
Сплошной чередой тянутся озера. Иные затаились в уцелевших от пожара островках леса, другие разливаются среди каменистых россыпей. С громким печальным криком кружит над гарью журавль... Мы долго осматриваем местность и сознаемся друг другу, что думаем об одном и том же. Может быть, были правы те, кто возражал против сохондинского варианта? Стоит ли охранять эти угрюмые скалы, каменные россыпи, мрачные гари? Не лучше ли выбрать место для заповедника поближе к селениям, где природой смогут любоваться люди?
Вокруг нас на десятки километров нет ни жилья, ни человеческой души: охотники, промышлявшие зимой соболя, давно дома, а летние бродяги-геологи еще не начали новый сезон. Но кто же в ответе за эту тайгу, за ее заботы и беды? При всем своем величии тайга беззащитна; каждой весной просторы Забайкалья покрываются дымной мглою, и каждую осень привольно чувствуют себя здесь браконьеры...
Узкая, давно не хоженная тропка спускается в широкую долину Ингоды. Редкостойные парковые лиственничники, сплошные сомкнутые ерники. Выше по склонам виднеются темные полосы кедровников. Прошли всего несколько километров, а вся местность резко изменилась — уже нет мертвых гарей, вокруг благодатные «зверовые» места. На тропе буквально на каждом шагу следы лосей и изюбров, ветви ивняков и березок сплошь «подстрижены» зверями. Это настоящее пастбище. Много птиц, не только таежных, но и тех, что живут на открытых пространствах: чеканы, овсянки-дубровники, желтоголовые трясогузки.
Заходящее солнце освещает крутые лесистые склоны. На душе становится легче, былые сомнения оставляют нас: верховья Ингоды, конечно, — украшение будущего заповедника.
Опять резко меняется погода. Навстречу нам, вверх по Ингоде, ползут тяжелые облака. Надо бы добраться до зимовья... Однако в устье ручья, где оно должно быть, мы находим лишь полусгнивший сруб с обвалившейся крышей. Настроение сразу падает, дело к ночи, мы идем уже двенадцать часов подряд. Пришлось-таки ночевать под открытым небом...
Все проходит — миновала и эта ночь. Ветреная и снежная. Под утро поднялась настоящая метель. Тайга приняла осенний, даже зимний, облик, скрылась под снегом свежая зелень, появились на тропе следы зайцев и белок, птицы попрятались. А было это 1 июня, и Валентин, подставляя ладони падающим снежинкам, восклицал: «Здравствуй, лето!» Я же опять цитировал Палласа: «Тут каждый день дожжик, и воздух в беспрестанном движении, и большая часть времени проходит вкруг горы в штурмах и волнениях. Среди лета тут повсюду снеги и иньи, если же еще северный ветер подует, то весьма часто на зеленые леса новый снег нападает или замерший туман поле гололедицей покрывает...»
Обследовав леса по верховьям Ингоды, мы, невзирая на сыпавшиеся с неба то снег, то град, то дождь, все же решили завернуть на озеро Нарья, известное среди охотников. Шли туда напрямик, по компасу, миновали несколько небольших распадков и местных водоразделов. Озеро Нарья, окружностью примерно в пять километров, тоже возникло в результате работы ледника. По форме озеро напоминает колбу с вытянутым «горлышком» — заливом, откуда вытекает река Джермолтай. Валуны обрамляют берега, вода чистая, хотя и темная. На озеро ведут лосиные тропы, возле которых охотники устраивают засидки и лабазы. Но нынешней весной здесь никто не бывал, и дичь была непуганой. В заливах то и дело встречались кряквы, чирки и чернеди, пара журавлей с курлыканьем летала возле своего гнезда, мы видели небольшую стаю лысух и даже редкого черного аиста.
Рассвет на озере прекрасен. Тихо застыла неподвижная вода; словно лодочки, плыли мимо нас две чернозобые гагары. А вдалеке уже проступили сквозь облачную дымку суровые контуры сохондинского гольца. Мы долго смотрели на него, вновь и вновь обдумывая увиденное за эти несколько дней. Ведь от нашего мнения, наших выводов зависит в какой-то мере судьба этих мест...
Существовало немало вариантов создания нового заповедника в Забайкалье. Еще в 1926 году Дальневосточный крайисполком наметил заповедование степных озер Барун-Торей и Зун-Торей для охраны птичьих гнездований. Профессор В. Н. Скалой предлагал организовать Витимский заповедник в районе далеких северных озер. Орон и Нечатка. Комиссия Академии наук СССР в 1956 году включила в план заповедной сети СССР Красночикойский заповедник. Он намечался в бассейне Чикоя по речке Буркал на площади более 200 тысяч гектаров для охраны знаменитых чикойских кедровников. Писали ученые и о необходимости особой охраны мест массового пролета птиц в Приаргунье, о заповеднике в даурских степях и на Арахлейских озерах. Сохондинский вариант был предложен известным читинским краеведом Е. И. Павловым на конференции по охране природы в 1967 году.
