— Отец подвергался опасности. Вы это понимаете? Они могут убить его, если узнают, что он здесь.
— Но раз ван Делден выступит на конференции...— Я не понимал, что говорю.— Вы сказали, он непременно хотел произнести речь.
— На конференции — другое дело. Там он будет под зашитой делегатов и репортеров, вроде нас с вами. Но здесь...— Она смотрела на меня тяжелым взглядом.— Здесь он одинок и уязвим. Вы понимаете?
— Я ничего никому не скажу,— заверил я ее. Она кивнула.
— Я бы не повела вас в люггу, если б чего-нибудь опасалась.
И зашагала дальше, вниз, на равнину, где, как раскрытые зеленые зонтики, стояли акации.
Через десять минут мы вошли в пояс зелени, росшей на мягком песке давно высохшего русла ручья. Сейчас вода текла здесь тонкой струйкой, лужицами стояла в песчаных ямках, а над головой тускло поблескивала и сверкала освеженная дождем листва. Цапля, стоявшая будто часовой, взмыла ввысь при нашем появлении, тяжело взмахивая крыльями, а на открытом месте за полосой красноватой земли блеснула яркая вспышка — зимородок, как полагала Мери. Песчаные дюны были испещрены следами птичьих лапок. Стояла жара, парило, было очень тихо, только мягко ворковали голуби да настырно журчал голос какой-то неутомимой птицы.
— Эту птицу называют «флягой»,— сказала девушка, и в тот же миг из зарослей выступил пожилой человек, одетый лишь в шорты цвета хаки. Черное его тело матово блестело. Ружье, которое человек держал в руках, было нацелено на меня, пока он объяснялся с девушкой на суахили.
— Он говорит, что Тембо идет по следу куду (Винторогая антилопа.). Он не знает, когда тот вернется,— Мери еще немного поговорила со стариком, потом тот кивнул, улыбнулся и опять исчез среди деревьев. Мы пересекли ровную площадку мягкого золотистого песка.— Хорошо, что старый разбойник с ним. Его зовут Мукунга.
— Я-то думал, ваш отец ненавидит браконьеров,— сказал я.
— О, господи! Мукунга — охотник. Убивать, чтобы прокормиться и выжить, и убивать ради наживы — совсем разные вещи, вот из-за чего отец схлестнулся с Алексом. А в Марсабите... только один человек когда-либо пытался сделать это в Марсабите...— Ее голос стих, и мне показалось, что она вздохнула, хотя не уверен.— Тембо. Так они его звали. «Тембо» и «ндову» — одно и тоже, эти слова означают «слон». И они правы: с годами он становится все больше похож на слона. Иногда я задумывалась...— Она умолкла, чуть повернув голову.— Вы, наверное, удивляетесь, почему я зову его Тембо, но моя мать умерла, и я почти все свое детство провела в лагерях в буше, под присмотром людей вроде Мукунги. Они обращались к нему «Бвана нкубва» — «Большой белый вождь», но между собой называли его не иначе как Тембо. Я просто привыкла.— Она отрывисто засмеялась.— Думаю, когда вы с ним встретитесь...
Она лезла на берег, продираясь сквозь низкую поросль, я карабкался следом. Вдруг к моей пояснице прижали что-то твердое, и чей-то голос произнес по-английски:
— Не двигаться.
Я застыл, кожа покрылась мурашками, между лопаток потек пот.
— Это ты, Мтоме? — Девушка вернулась и с улыбкой протянула руку. Ствол ружья больше не упирался в мою спину. Я обернулся и увидел, что совсем рядом со мной стоит высокий худощавый и очень черный человек с дряблыми отвислыми мочками ушей, привыкшими к украшениям, которых сейчас не было. Человек был одет в рубаху и штаны цвета хаки, которые держались на широком кожаном патронташе. Он растерянно улыбнулся, глубокий шрам на левой щеке сморщился, показались сломанные корешки двух передних зубов.
— Тембо еще не вернулся? — спросила Мери.
— Нет, миссамари. Обратно скоро,— он взглянул на дешевые наручные часы. — Тембо ушел один час. Вы хотите что-нибудь?
— Чаю. У тебя есть чай?
Мтоме кивнул. Его улыбка стала шире.
— Много чая, много сахара. Нет молока. Тембо ушел доить буйвола.
Тихонько смеясь своей шутке, он продрался на небольшую полянку, где стояла маленькая палатка и чернело кострище. В развилке дерева виднелись два ружья, на ветвях сушились куски мяса.
Мтоме присел на корточки перед головешками и принялся раздувать их, а мы с Мери растянулись на сырой земле. Потом Мтоме без умолку говорил что-то на быстром трескучем наречии, обращаясь к Мери Делден.
— Мтоме сказал, что работал поваром у каких-то солдат, стоявших на краю Рифтовой долины, и туда приехал патруль полиции безопасности. От них он и прослышал о возвращении Тембо.— Ее голос звучал лениво, почти сонно.— Лет, наверное, шестнадцать назад этого человека привезли с севера. Близ Самбуру, возле заповедника Метьюз Рейндж, его чуть не убил буйвол.— И она добавила: — У нас никогда не было лучшего кашевара. А еще Мтоме — очень хороший стрелок.
Я помнил Метьюз Рейндж по карте. Он был расположен к северу от тропы на Южный Хорр, ведущий к озеру Рудольф.
— Он знает озеро? — спросил я.
— Конечно. Он из племени туркана. Родился там и много раз путешествовал к озеру Рудольф с моим отцом. И на Кулал тоже. Он знает эту страну вдоль и поперек.
Меня заинтересовало то обстоятельство, что Мтоме родился возле озера Рудольф.
— Спросите его, лазал ли он когда-нибудь на гору под названием Порр.— Я произнес имя горы по буквам и объяснил, что она стоит на восточном берегу озера Рудольф и похожа на пирамиду. Мери села, крепко обхватив руками колени.
— Теперь вспоминаю. Гора упоминается в книге Петера ван Делдена.
Мтоме вручил Мери жестяную кружку.
— Вот почему вы хотите отправиться к озеру Рудольф. Чтобы взойти на Порр?
Я заколебался. Но теперь, когда она привела меня сюда для встречи с отцом, уже не было смысла секретничать.
— Похоже, там был какой-то город. Не «город» в нашем понимании, а скорее кучка каменных жилищ на верхушке пирамидальной горы.— Мне сунули кружку с чаем, такую горячую, что я едва не уронил ее.— Петер ван Делден считал, что это и есть гора Порр. Но он никогда не забирался на ее вершину.
— Этого нет в книге.
— Нет.— Я умолк, гадая, сколь много можно ей рассказать, и в этот миг за моей спиной раздался голос:
— Кто это, Мери?
Голос был мягкий и в то же время очень сочный, почти рык. Я обернулся и увидел человека возле дерева, к которому были прислонены ружья. Его глаза неотрывно смотрели на меня из-под густых седых бровей.
— Я Колин Тейт,— сказал я, поднимаясь.
Он молчал, я тоже. Я был слишком удивлен мощью этого человека, необыкновенным ощущением силы, которой веяло от него. Я знал по фотографиям в его книге, что он внушительная фигура, но среди этих фотографий не было ни одного снимка крупным планом, и вид этого большого, как бы высеченного топором лица, состоявшего, казалось, из одного носа в обрамлении густых седых волос и бороды, застал меня врасплох, заставив вспомнить детство и иллюстрированную библию с портретом Иоанна Крестителя, молящегося в пустыне.
— Колин писал тебе,— сказала Мери. Не сводя с меня глаз, он слегка склонил голову.
— Зачем ты привела его сюда? Я же тебе объяснил...
— Он не пожелал сказать мне, в чем дело. А поскольку в усадьбе ничего не происходит...— Она резко пожала плечами.— После твоего выступления на конференции устроить встречу было бы нелегко.
Он поднял руку и принялся теребить бороду.
— Значит, конференция еще не открылась?
— Нет. Все так, как ты и предполагал: Кимани задерживается.
Он кивнул.
— Стало быть, он не намерен позволить им смотреть Серенгети. Жаль, что я не смог поговорить с Майной или Нгуги в Найроби. Если б мне удалось встретиться с ними или выступить по радио...— Он стоял, поглаживая бороду
и глядя на меня в глубокой задумчивости.— Вы с телевидения, мистер Тейт? Так, кажется, вы сказали в вашем письме. Я полагаю, у вас есть с собой камеры?
— Да, в усадьбе.
— Вы хотели бы поснимать Серенгети вместо того, чтобы торчать на открытии конференции? — Он вытащил из кармана линялой охотничьей куртки трубку, приблизился и, присев возле меня на корточки, начал набивать ее. Табак он доставал из кисета, сшитого, судя по виду, из шкуры леопарда.— Раз уж вы здесь...
Он следил за мной, и я смутился под холодным взглядом этих бледных глаз.
Мтоме наполнял кружку из закопченного чайника, а я молчал, думая о том, насколько, должно быть, одиноко чувствует себя этот человек, за которым охотится служба безопасности. Он набивал трубку долго и неторопливо. У него были необыкновенно крупные, сильные руки с густой сеткой вздутых вен. За все время он ни разу не отвел глаз от моего лица. Наконец ван Делден сказал:
— У вас хватит смелости попытать счастья? Но есть... риск.
— Мне еще не доводилось делать выбор такого рода.
Он издал смешок, больше похожий на лай,
— Что ж, по крайней мере это честный ответ.
Ван Делден потянулся за кружкой, которую подал ему Мтоме, и выпил ее до дна.
