Теперь лужайка поросла кустарником, бассейн высох и растрескался, дома развалились. Хороший первый кадр, но и только. Да еще конференция по диким животным при отсутствии этих самых диких животных. Я уставился на свою сигарету, вслушиваясь в дождь. Нет, ничего не выйдет. Человек, из-за которого я взялся за это задание, ради встречи с которым приехал сюда — Корнелиус ван Делден, знаток северной границы,— все еще не объявился. Голоса на соседней веранде зазвучали громче:
— Говорят вам, все без толку. Туристы уже не вернутся, а без туризма...
— Значит, вы согласны с Кэрби-Смитом?
— Насчет отстрела? Да, если организовать его как следует...
— Вы хотите сказать «расстрела»,— послышался еще один голос, резкий и сердитый.— Бога ради, называйте вещи своими именами. Пальба по всему, что движется, ради того, чтобы освободить место для скота... И вы называете это «отстрелом»!
— Майор Кэрби-Смит — деловой человек, вот и все,— раздался громкий пронзительный голос с бостонским акцентом.— Так что давайте мыслить по-деловому, господа. Можете называть его как угодно, но он толковый парень, и у него за спиной правительство. Поэтому должен вам сообщить, что фонд, который я представляю, считает его план помощи лучшей системой мероприятий, какую мы...
Из дождя и темноты внезапно выступил человек. Шляпой «сафари» он прикрывал фотоаппарат.
— Баснословно!
Кен Стюарт неизменно пускал в ход это словечко, когда ему удавалось снять нечто стоящее. От нечего делать он шастал вокруг со своей «лейкой» и фотографировал.
— Дождь, керосиновые лампы, дыры от пуль, отражения в лужах... Баснословно! — Он вошел под навес веранды, встряхиваясь, как собака, и довольно улыбаясь.— Я, конечно, снимал на черно-белую, но завтра, с цветной, будет нелегко. Это я об освещении...— Кен прошагал за мою спину в комнату и начал протирать фотоаппарат, не потрудившись раздеться и растереться полотенцем: — Наши соседи по комнате уже в пути.— Голос его звучал приглушенно; теперь Кен тер свою черную шевелюру.— Два парня из Си-би-эс.
— Откуда ты знаешь?
— Каранджа сказал. Они едут на грузовике. Он как раз вывешивал на стену список гостей...
— Ван Делден там числился?
Кен потряс головой, энергично растираясь полотенцем.
— Был какой-то Делден от нескольких американских журналов. Но имя начиналось с М. А. Корнелиуса, ван Делдена не было.
Значит, он все-таки не приедет. Единственный человек, действительно знавший район северной границы, человек, отец которого проложил маршрут через пустыню Чалби к озеру Рудольф и опубликовал на африкаанс книгу о своих странствиях.
— Ты уже прикинул, что делать?
— Нет.
Я остался на веранде, думал о сценарии и о том, что моя затея — бесполезная трата времени, коль скоро Корнелиус ван Делден не собирался приезжать.
Я пошел в дом, сел за колченогий походный стол рядом с керосиновой лампой и стал разглядывать старые туристские карты, которые нам выдали. Цаво, Серенгети, Аруша, Нгоронгоро с его кратером (все эти имена национальных парков и заповедников когда-то принадлежали усадьбам), а на севере — Меру, Самбуру, Марсабит. И еще дальше к северу, возле озера Рудольф, на эфиопской границе — Илерет, самый отдаленный и малоизученный. За обедом шел разговор об Илерете и о том, что (по неподтвержденным сведениям) дикие животные движутся на север по Рифтовой долине к озеру Рудольф. Говорили, что это единственное оставшееся у них прибежище. Но никто ничего не знал об Илерете, он был для них гранью неведомого — пустыня и лавовые поля. Я потянулся за своей сумкой, чтобы достать карту и перевод той старой книги. Но что толку опять перечитывать машинописный текст? Целые отрывки я знал наизусть, ясно представлял себе карту. Да и кто еще поведет меня туда в нынешней обстановке? «Я на покое, но если меня пригласят, я приеду». Что ж, его — ван Делдена — пригласили, но он не приехал, а утром открывается конференция-Стена мокро блестела в свете лампы, а я сидел и думал о последней встрече с тем добрым неудачником, который помогал воспитывать меня. Минул почти год с тех пор, как он твердой рукой подал мне книгу Петера ван Делдена и ее машинописный перевод, озаглавленный «Путешествие через Чалби к озеру Рудольф». Между страницами рукописи я нашел карту, нарисованную на плотном пергаменте. Через два дня неудачника нашли мертвым в маленьком тускло освещенном подвале его конторы на Дафти-стрит.
Когда он принял дело от моего отца, это было маленькое процветающее издательство, занимавшееся книгами о путешествиях. Инфляция и перемены в мире убили его. И его владельца. А может, виноват был я, а не он? Если б я вошел в дело, как они оба надеялись...
Я отодвинул стул и поднялся. Сутки были долгие: ночной перелет в Найроби, нескончаемое ожидание на неровной посадочной полосе аэропорта Уилсон (странное дело: традиция сохранила это старинное английское название), а теперь еще дождь, проклятый вечный дождь, и этот мерзкий мрачный полуразрушенный дом. Кен Стюарт уже спал. Мне было слышно, как он дышит — тихо, будто дитя,— и я позавидовал его умению жить одной секундой, тем мигом, пока длится выдержка его очередного кадра, его способности с головой нырять в видоискатель.
Снаружи послышались шаги. Полураздетый, я повернулся и увидел солдата с зонтом в руках и двух мужчин, входивших в комнату.
Они представились. Высокий, Эрд Линдстрем, был белокур и синеглаз. Второй, Эйб Финкель, худой и смуглый. Оба с телевидения.
— Вы представляете Би-би-си, не так ли? — обратился ко мне Финкель.
— Только по договору.
— А так сам по себе, да?
Он посмотрел на меня и быстро передернул плечами.
— Что ж, наверное, в этом есть свои преимущества... Вам кто-нибудь сообщил прогноз погоды? Сколько еще продлится этот дождь? Сейчас вроде бы сухой сезон...
— Маленькие дожди так и не пролились, вот все тут и решили, что погода опять сбилась с пути.
— Значит, будем снимать на фоне дождя. А нам говорили, тут засуха. Потому-то мы и поехали на грузовике: надеялись снять туши слонов.
День, когда должно было открыться то, что официально именовалось «Конференцией по вопросам ресурсов дикой природы Восточноафриканской Федерации», начался с сырого мрачного рассвета. Воздух клубился над мокрой землей. Ливень перестал, но и только. Зловещие дождевые тучи нависли над усадьбой как влажное одеяло. Здесь было несколько женщин-делегатов, и Кен вволю повеселился, пока они совершали омовение и пока появление Каранджи не оторвало его от этого занятия. Каранджа был в опрятном сером костюме. На лице — заискивающая улыбка, большие уши торчали как паруса. В руках у Каранджи был мегафон, который он держал на манер базуки.
— Похоже, министр так и не выбрался,— произнес Эйб Финкель.
Хлюпая по грязи, на веранду поднялась какая-то фигура. Я не сразу понял, что это молодая женщина: она была высока и широкоплеча, одета как охотник из команды сафари — в выцветшие брюки хаки, охотничью куртку и сапоги с голенищами, достававшими до середины икр. На голове у нее была шляпа с отвислыми полями, из которой торчало страусиное перо.
— Есть ли среди вас Колин Тейт, ребята? — голос ее исходил из глубин гортани и звучал с легкой хрипотцой.
Я поднялся.
— Колин Тейт — это я.
Она посмотрела на меня тяжелым изучающим взглядом.
— Могу я поговорить с вами?
Она резко повернулась, сошла вниз и остановилась поджидая меня.
— Мое имя — Мери Делден,— сказала девушка, когда я приблизился.— Прогуляемся до пруда? Здесь говорит! нельзя. Вы писали Корнелиусу ван Делдену?
— Вы с ним в родстве?
Она кивнула.
— Это мой отец.
У нее было смуглое и очень необычное лицо — довольно продолговатое, с широким тонкогубым ртом и упрямыми скулами. Но больше всего обращал на себя внимание крепкий орлиный нос. Девушка смотрела на меня большими глазами цвета аквамарина; белки на фоне смуглой кожи казались еще белее.
— Я отказалась от «ван», когда уехала в Америку. Да и потом, Мери Делден — более подходящее имя для журналистки.— Улыбка озарила лицо, смягчив его мужские черты.— Так или иначе, моя мать была итальянкой, а не южноафриканкой... Зачем вы хотели видеть отца? — вдруг резко спросила девушка.— В письме вы сообщили лишь, что у вас есть экземпляр «Путешествия через Чалби...», в котором содержатся новые сведения о...
— Я рассчитывал, что встречусь здесь с ним...
— А мне вы ничего говорить не желаете, так? — Она произнесла это легко, не переставая улыбаться, но чуть выступившая вперед челюсть и холод в глазах выдали некоторую неприязнь.— Отойдем подальше.
Я заколебался, напомнив ей, что конференция откроется, как только прибудет министр. Она едко усмехнулась.
— Сегодня тут ничего не будет. Конференция начнется не раньше завтрашнего дня.
