— Почему же? — удивился Лео Суренович.— Мне очень нужен этот экземпляр. Мне дано официальное разрешение на отстрел нескольких птиц. Мы еще не израсходовали отпущенный нам лимит.
— Разрешение вам дал мой брат, администратор Джек, а птичку забрал бог вулкана, забрал к себе. Видимо, она ему тоже очень нужна.
— Какой бог вулкана? — удивленно переспросил Лео Суренович.
— На острове есть вулкан, бывают извержения, вы это знаете,— объяснил Ката.— Извержение бывает, когда гневается бог вулкана, у него есть там,— полицейский показал рукой себе под ноги,— дом с садом, с кокосовыми пальмами, и птицы там тоже есть. Вот этот бог и забрал к себе птицу: вероятно, он считает ее своей. Так что напрасно вы ищете. Когда у нас пропадает что-то, лежащее на земле, мы знаем — это забрал бог вулкана.
Так коллекция Лео Суреновича лишилась птицы, которая, видимо, в настоящее время поет себе в подземном саду бога вулкана.
Только копра
Пяти владельцам принадлежит земля острова. Государственная и королевская части неприкосновенны, зато вожди наделяют землей жителей подвластных им деревень, и те выращивают на своих участках овощи, держат кур, поросят. Кокосовые же пальмы считаются общественной собственностью, и весь урожай копры, извлеченной из кокосовых орехов, поступает в общий котел. Раз в год на Ниуафооу за копрой приходит судно. В течение года ее добывают около тысячи тони. За каждую тонну жителям платят наличными или расплачиваются товарами первой необходимости: спичками, сахаром, солью, сигаретами, обувью, тканями. Если разделить полученные деньги на всех жителей острова, то на одного человека в год придется 186 долларов, или же 50 центов в день.
Нужно еще учесть взносы на общественные нужды. Ведь имеющийся на острове транспорт — три трактора, грузовик и несколько лошадей — приобретен на «артельные» деньги. Горючее для тракторов и грузовика тоже покупают сообща. Потому-то на вопрос, как живут люди на Ниуафооу, я отвечу — бедно. Семьсот человек живут на островке, затерянном в океане. Кроме копры, с острова вывозить нечего. И некуда. В обычный год заготавливают тысячу тонн. В наиболее удачные годы — тысячу двести. Это потолок доходов ниуафооуанцев, а ведь бывают урожаи и меньше тысячи тонн. Тогда островитянам совсем плохо.
В последний день пребывания на Ниуафооу мы с кинооператором Виктором вышли из лагеря, поставив перед собой единственную задачу: заснять процесс добычи и обработки копры. То тут, то там у дороги виднелись неказистые сооружения, похожие на печи для обжига гончарных изделий или на печи, где получают древесный уголь. Это и были местные «заводы» по сушке копры.
Недалеко от тропинки, ведущей к почти вертикальному спуску. На берегу Ваи-Лахи, мы встретили средних лет мужчину с сынишкой. Мужчина держал в руке мачете — непременную принадлежность каждого местного крестьянина, отправляющегося на сбор кокосовых орехов. Недалеко от дороги виднелась довольно солидная куча неочищенных плодов. Мальчик забирался на пальму и сбрасывал вниз созревшие кокосовые орехи.
Мужчина собирал орехи в рогожку, связывал ее узлом и подносил к дороге, где складывал в кучу. Когда орехов скапливалось несколько сот, мужчина шел за лошадью, запрягал ее в двуколку и доставлял орехи к «заводу». Потом орехи очищали от толстого волокнистого слоя кожуры (она называется «койр») толщиной примерно в два сантиметра. Делалось это так: в землю вкапывали кол заостренным концом вверх, и, взяв двумя руками плод, мужчина с силой насаживал его на кол, обдирая койр в несколько приемов. Очищенные плоды он разрубал затем ударом мачете на две половинки и бросал в большой железный ящик метра полтора высотой, пяти длиной и трех шириной. Над ящиком возведен навес от дождя, а под днищем разведен костер. Так сушат копру.
Чтобы добыть тысячу тонн копры, нужно обработать пять миллионов орехов. Добычей копры на острове занимаются сто человек. За один прием с каждой пальмы снимают в среднем десять орехов. Каждому добытчику приходится обрабатывать пять тысяч пальм. В день он обрабатывает пальм по пятьдесят и получает с них сто килограммов копры. Вот за эти сто килограммов ему и причитаются пятьдесят центов. Здесь, правда, нужно учитывать сезонность работы (сбор копры ведется примерно в течение ста дней) плюс то, что продукция ста сборщиков раскладывается на все население острова, то есть на семьсот человек.
Так что на прекрасном острове Ниуафооу не текут молочные реки меж кисельных берегов. Человек выжил здесь благодаря тяжелому труду и кокосовой пальме. Пальма же и определяет весь ритм жизни на Ниуафооу, который не зря называют «наикокоснейшим из всех кокосовых островов».
О. Игнатьев Борт научно-исследовательского судна «Каллисто» — Ниуафооу — Москва
Антонио лепил его из темно-серой глины споро и сноровисто, почти не отрываясь. Хотя он выполнял индивидуальный мой заказ и у фигурки должны были быть нестандартные размеры и поза, его руки сами придерживались привычного темпа и приемов. Антонио уверенно отрывал нужной величины куски, макал пальцы в миску с водой и раскатывал на столе шарики или колбаски в зависимости от того, что хотел вылепить: голову или ногу. Он выглядел за работой как добросовестный трудолюбивый ремесленник, а не скульптор, и все же это было рождением не просто статуэтки, а нового вида народного искусства Бразилии.
Отец Антонио был простым гончаром, как совсем недавно и многие жители поселка Алто-до-Мора в штате Пернамбуко.
Стояла зима — так на засушливом северо-востоке Бразилии называют время года, когда дожди становятся более вероятными. Но небо было ясным, а жара в тех, близких к экватору, местах достигала сорока градусов в тени, даже под черепичной крышей мастерской Антонио. Не приносил облегчения и ветер, врывавшийся в незастекленное, как у всех крестьянских хижин, окно. Ветер приносил незнакомые европейцу запахи растительности, собранные им над раскаленной солнцем полупустыней, заросшей кактусами и колючими кустами.
Только у самых домиков Алто-до-Мора ютилась кое-какая зелень, обязанная жизнью ручейку, протекающему у подножия холма. По его склону и взбиралась единственная улица поселка. Алто-до-Мора существовал лишь благодаря ручью и глине. Поселок с незапамятных времен снабжал посудой окрестных жителей, а в соседнем городе Каруару, крупном ярмарочном центре, гончары и по сей день занимают несколько торговых, рядов. Но теперь наряду с горшками на прилавках теснятся обожженные глиняные фигурки, плод фантазии и таланта местре Виталино.
Звание «местре» получают в Бразилии мастера разных искусств. А местре Виталино был — он уже отошел в лучший мир — еще и основателем нового в народном искусстве жанра глиняной скульптуры. Нельзя сказать, что прежде бразильские умельцы не делали фигурки. Еще индейцы некоторых племен лепили из глины своих божков, а на северо-востоке, например, на берегах реки Сан-Франциско, жили резчики по дереву, которые украшали носовые части речных судов крупными фигурами чудовищ — «карранкас», подобных химерам собора Парижской богоматери.
Но не они вдохновили гончара из Алто-до-Мора, когда он стал лепить обыкновенных глиняных мужчин и женщин.
Портрет местре Виталино — единственное, но не случайное украшение в мастерской Антонио. О местре говорят с благоговением: нынешнее искусство Алто-до-Мора в основном копирование созданных им образцов, иногда удачное, порой просто подражательное. Антожио — один из лучших последователей Виталино, его родного дяди. Он видел, как появились из его рук первые фигурки крестьян северо-востока. У местре Виталино под руками имелся нужный, исстари и до сих пор чтимый профессиональными скульпторами материал, были навыки работы с ним. Да и потом хороший горшечник всегда художник. Так что ему остается сделать лишь маленький шаг, чтобы стать скульптором; его около пятидесяти лет назад сделал местре Виталино.
— Он был хорошим гончаром, и искать другого дела ему не было никакой нужды,— рассказывал Антонио, не отрываясь от работы. — Но сколько ни мудрил с горшками, ему этого было мало. Почему? Никто не знает. Душа просила...
— А разве в Алто-до-Мора не лепили куколок, хотя бы для своих детей?
— Конечно, лепили. Но зарабатывать этим себе на хлеб, изготовлять на продажу никто и не пытался — не надеялись найти покупателей.
— А почему местре Виталино попытался?
— Это получилось случайно. У него накопилось столько этих фигурок, что любители керамики обратили на них внимание. Но главное, конечно, в том, какие у него получались фигурки.
Продукция последователей местре, в том числе и Антонио, продается примерно по три штуки на один американский доллар. Многофигурные композиции, правда, стоят больше. Но изделия самого местре Виталино, если удается их найти и доказать его авторство, оцениваются в десятки и сотни раз дороже. Их коллекционируют бразильские миллионеры: это выгодное помещение капитала — со временем набор фигурок местре Виталино будет цениться не дешевле произведений старых мастеров. Однако самому местре платили в свое время столько же, сколько теперь Антонио. Из материальных благ всё, что он получил в жизни,— это домик, немного просторнее обычных мазанок северо-востока, построенный ему за счет администрации штата на окраине Алто-до-Мора.
