— Вы не могли бы сдать комнату одинокому холостяку? — негромко произносит пароль Анри и видит, как испуганно вытягивается лицо мужчины. Он пытается закрыть дверь, но Легрэн успевает просунуть в щель ногу. Хозяин наконец-то распахивает дверь пошире.
— Прошу вас в гостиную, — бормочет он, поспешно захлопывая входную дверь.
Легрэн достает пистолет и дулом показывает хозяину — вперед.
В гостиной не топлено. В углу столпились кресла в пожелтевших парусиновых чехлах, люстра под потолком обернута какой-то мешковиной.
— Поймите, это невозможно, — голос хозяина срывается на визгливый шепот. Он забывает даже произнести вторую часть пароля. — Если нужно, я помогу вам деньгами. У меня жена, дети. Нас всех расстреляют, если вас схватят здесь...
Несколько секунд Легрэн молча рассматривает хваленого агента майора Барли.
— То же самое произойдет, если гестапо станет известно о моем визите к вам. Учтите, — Анри резко повертывается и идет к выходу. В нем кипит злоба: «А ведь после войны этот слизняк наверняка будет кричать на всех перекрестках, сколько он сделал для Сопротивления, добиваясь розетки «Почетного легиона» в петлицу».
...С лилльской явкой Легрэну повезло. Хозяин конспиративной квартиры, высокий старик по имени Раймон, оказался бывшим железнодорожником, профсоюзным секретарем и командиром подпольного сектора «Фрон насьональ». Правда, все это Анри узнал гораздо позднее, уже после того, как вышел в эфир и Раймон получил подтверждение из Лондона по своим каналам.
Легрэн тоже не сразу сообщил Раймону о своем задании. Достаточно было и того, что старик нашел ему надежное пристанище у одинокой вдовы и ввел в курс обстановки, чтобы «лондонец» с первых же шагов не провалился. Обыски, облавы, засады следуют почти беспрерывно. Гестапо стремится прежде всего обезглавить Сопротивление, рассчитывая, что после этого оно заглохнет само собой. На всех крупных вокзалах постоянно дежурят агенты с хорошей зрительной памятью, детально изучившие фотографии разыскиваемых патриотов. Хватают всех мало-мальски похожих. И хотя в девяти случаях гестапо бьет мимо, на десятый попадает в цель.
Анри раскрылся только, когда сам побывал с Раймоном на операции. Поскольку с наступлением комендантского часа на улицах имели право появляться только боши и их друзья, группа Раймона в сумерках сняла крышки со всех канализационных колодцев на центральных улицах, где квартировали немцы. Можно было ручаться, что хоть пяток-другой из них переломает себе кости.
На следующее утро Легрэн рассказал командиру сектора «Фрон насьональ» о загадочном объекте недалеко от Кале и о задании раскрыть его тайну во что бы то ни стало. Задание осложнялось еще и тем, что не было известно его точное местонахождение. Первоначальный план Легрэна заключался в том, чтобы создать сеть патриотов-подпольщиков и через них постепенно выявить все запретные зоны. Однако Раймон предложил вариант, который обещал значительно сократить время предварительных поисков.
— Любое строительство требует цемента. Через наших железнодорожников нужно будет перепроверить, в какие пункты он сейчас перевозится. Мы уже однажды выясняли это, когда немцы начали сооружать свой «Атлантический вал». Посмотрим, не появились ли новые адреса. Ручаться не могу, но думаю, что в течение месяца мы будем это знать. Тогда можно будет прикинуть, где находится интересующее вас место. Ну а людей потом мы вам поможем подобрать.
Последний сеанс
Работы на острове Мисдрой шли полным ходом. Первая, укороченная модель «Тысяченожки» с калибром ствола в один дюйм подтвердила, что дополнительные камеры сгорания действительно дают большой выигрыш в начальной скорости снаряда. Кендерс ликовал. Его мечта подарить фюреру чудо-оружие, казалось, была близка к осуществлению. На Мисдрое спешно заканчивалось создание второй модели орудия с длиной ствола 197 футов, но уже 6-дюймового калибра. Если выпущенный из него снаряд пролетит расчетные 40 миль, можно считать, что «Тысяченожка» сдала экзамен. В первых числах октября 1943 года имперский министр вооружений Шпеер доложил Гитлеру, что вторая экспериментальная модель показала отличные результаты — 250-фунтовый снаряд пролетел 58 миль!
Строго говоря, это было слишком поспешное заключение: ведь «Тысяченожка» сделала всего два выстрела и едва ли кто мог предсказать, как поведет она себя дальше. Но Шпеер руководствовался соображениями высшей политики и не придавал особого значения «техническим мелочам». После доклада рейхсминистра вооружений фюрер приказал немедленно увеличить месячный выпуск снарядов для нового орудия с двух с половиной до десяти тысяч и любой ценой форсировать строительство «Проекта № 51» у Кале. Между тем после первых успехов на острове Мисдрой наступила полоса неудач. Конструкция замков у дополнительных камер сгорания оказалась неудачной — они взрывались, не выдержав и десятка выстрелов. Сами 10-футовые снаряды с увеличением зарядов и скорости полета не выдерживали расчетной траектории.
Командир лилльского сектора «Фрон насьональ» не подвел Легрэна. К середине декабря группы Сопротивления, действовавшие на железной дороге, установили, что большие партии цемента — боши перевозили их почти без всякой маскировки — действительно поступают на какой-то новый объект к западу от Кале. Туда даже проложена временная узкоколейка. Раймон дал адрес одного крестьянина, который входил в местную группу Сопротивления и мог помочь Легрэну.
Легрэн приехал в Кале с утренним поездом. Как и в первый раз, все вагоны первого и второго класса были забиты немецкими солдатами и офицерами, которые шумной толпой текли в здание вокзала. Для французов был оставлен узенький боковой выход с перрона, зажатый железной оградой. Перед ним скопились десятки худых, плохо одетых людей, тревожно сжимающих в руках документы.
Пройдя контроль, Легрэн выходит на площадь и облегченно вздыхает. Испуганные люди торопятся поскорее разойтись, большинство с чемоданчиками в руках. Анри старается держать свой чемоданчик так, чтобы он тоже выглядел легким, как и у остальных. Не так-то это просто, если он весит не меньше шестнадцати фунтов. Легрэн колеблется, идти ли искать какой-нибудь попутный газогенераторный грузовичок с окрестных ферм или просто отшагать пятнадцать километров до явки. Внезапно к нему направляются двое в штатском. Бежать! Рвануться с площади и затеряться в лабиринте переулков! Однако Легрэн пересиливает себя и остается на месте. Двое подходят вплотную.
— Документы, — требует один, пока другой лениво хлопает Анри ладонями по груди, животу, бедрам.
— Только что проверяли на вокзале, — сердито ворчит Легрэн, растопыривая руки в стороны.
— Документы.
Анри спокойно ставит чемоданчик у ног и достает бумажник. Сначала он вытаскивает удостоверение инспектора продовольственного контроля и справку из оберфельдкомендатуры.
— Могу предъявить и другие, — многозначительно роняет он. — Не тех ловите...
— Все в порядке, — шпик поспешно возвращает документы. «Молодец, Раймон!» — Если едете в Низье, советую поспешить к мэрии. Оттуда скоро пойдет машина...
Ферма, на которой устроился Легрэн, находилась в самой вершине треугольника, километрах в восьми и от ближайшей деревушки Самбре, и от таинственного строительства. Ее хозяин Пьер Менье, сутулый крестьянин с хмурым лицом, и его жена тетушка Огюстина, невысокая женщина в черном платье и черном платке, приняли Анри очень сердечно. Когда Легрэн предупредил, что их могут расстрелять, если боши дознаются, кто он, хозяин лишь пожал плечами, а тетушка Огюстина, вздохнув, сказала: «На все воля божья. Все там будем». Больше к этому вопросу не возвращались.
Да, Пьер Менье слышал, что немцы что-то строят ближе к побережью, но, что именно, не имел ни малейшего представления. Он молча выслушал просьбу Легрэна расспросить соседей, сел на свой старый велосипед и укатил на целый день. Вечером за ужином из серого черствого хлеба и ячменного кофе хозяин рассказал, что ему удалось узнать. Боши огородили проволокой большой участок у холма Мимойек, поставили там бараки и нагнали рабочих. Тысяч пять, не меньше. В основном поляков и русских, хотя есть и французы. Из лагеря никого не выпускают. Кругом вышки с пулеметами. По узкоколейке раньше вывозили известняк, но сейчас вроде перестали. Недавно в лагерь понаехало много немцев, нет, не заключенных, просто немцев, военных и цивильных, но из-за колючей проволоки они тоже не показываются.
В последующие две недели Анри каждый день отправлялся на велосипеде хозяина на один из окружавших долину перед Мимойеком холмов и до наступления темноты вел наблюдение за строительством. Он выкопал себе на заброшенном винограднике небольшой окопчик, замаскировал его кучей сухих лоз и мог не опасаться, что его обнаружит случайный немецкий патруль.
