Тогда записал рассказ Винокурова Ивана, председателя Арыкского поссовета Булунского района, эвенка по национальности.
Его отец еще в царское время в устье реки Оленек по возвращении с охоты в сумерках встретился с чучунаа — человеком-гигантом, одетым в оленью шкуру. Чучунаа громко свистнул, отец выстрелил, и тот упал лицом вниз. Когда отец раздел его, тело чучунаа оказалось густо-волосатым. Он надевал оленью шкуру очень плотно на себя. Такое бывает, когда делают чучело. Голова у чучунаа- продолговатая. Нижняя челюсть выдается вперед».
А теперь полистаем «Уранхай Сахалар» — труд известного советского историка и этнографа Ксенофонтова Г. В.
Вот что он пишет: «Чучунаа — человек. Питается охотой на диких оленей. Ест он мясо в сыром виде. Говорят, с дикого оленя целиком сдирает шкуру, как мы сдираем шкуру с песца. Эту шкуру натягивает на себя. Он будто бы живет в норе наподобие медведя. Голос у него противный, хриплый и трескучий. Свистит, пугает людей и оленей. Люди встречают его весьма редко. Часто видят его убегающим. Бежит с быстротой птицы. Чучунаа бродит в одиночку, завидев человека, тотчас же убегает или начинает стрелять. Он будто бы имеет деревянный лук.
Лицо у чучунаа черное, в нем нельзя разобрать ни носа, ни глаз. Чучунаа видят только в летнее время, зимой он не бывает».
Ни в собранных нами рассказах, ни в описании известного ученого чучунаа не обладает никакими фантастическими атрибутами и выглядит вполне земным существом.
Все другие персонажи эвенкского и якутского фольклора, как правило, наделены фантастическими качествами и внешностью. Здесь абахы с хвостом и рогами и людоеды со ртом на груди.
Большинство местных жителей северо-восточной Якутии считает, что чучунаа — это остатки дикого племени неизвестной народности, приходившего откуда-то с востока, постоянно враждовавшего с их предками. Они считают, что чучунаа имел лук и очень метко стрелял. Существует и другое мнение, что слово «чучунаа» произошло от «хучанаа», в буквальном переводе — беглец, отверженный.
Но в этих случаях встает целый ряд противоречий. По всем рассказам, чучунаа — человек-гигант, ростом 2—2,5 метра, тело его покрыто густыми волосами. Ни одна из палеоазиатских народностей, как и заходящие сюда пришельцы с юга, запада или востока, не обладала такими качествами.
Да и то, что чучунаа не знает огня и всегда встречается только в летнее время, противоречит этому.
Так кто же он?
Где бы мы ни спрашивали о происхождении чучунаа, всегда говорили, что он приходит с востока. И это еще одно удивляющее совпадение буквально всех рассказов о чучунаа.
В. Пушкарев, геолог
Как отнестись к загадочным чучунаа?
Изложенные в сообщении В. Пушкарева рассказы действительно довольно часто можно услышать в Якутии. Целые их серии встречаются в полевых записях почти всех, кто изучал историю края. С частью таких записей можно ознакомиться в Рукописном фонде Якутского филиала Сибирского отделения АН СССР. Однако преобладающее их большинство находится в личных архивах собирателей. Например, у меня накопилось их также немало. Причем некоторые из них я слышал еще в детстве — от родителей, родственников.
Как правильно отмечает В. Пушкарев, рассказы эти еще не увидели света. Причина тому проста — они слишком странны и поэтому вызывают двоякое чувство: им веришь и не веришь. Недоверие основывается примерно на следующих фактах.
Прежде всего в любви к сенсациям якуты в прошлом не уступали «лох-нессцам». С другой стороны, их рассказы первоначально могли иметь чисто практическое назначение. В. Пушкарев правильно подметил, что в большинстве рассказов чучунаа появляется только летом. Не связано ли это с тем, что раньше, когда якутские стойбища были разобщены, беспокойство о детях, часто остающихся без присмотра, достигало апогея именно в летнее время — в зимние морозы малышня не могла уйти далеко от жилья? Запугивать будущих охотников зверьем тоже было нельзя. Оседлые народы в данном деле прибегают к услугам водяных, вурдалаков леса и злых духов скал (кстати, не этим ли объясняется «существование» гималайского йети?). В этом смысле появляющийся только летом и уносящий детей и женщин загадочный чучунаа был бы идеальным мифическим «караульным» таежной детворы. И его подобная «служба» была бы тем больше нужна, чем глуше и малолюднее местность. Рассказывая же детям о страшном чучунаа, охотники не могли не считаться с превосходной осведомленностью своих детей в анатомии. Поэтому для детей чучунаа мог стать реальностью лишь в том случае, если в облике своем он «соберет» черты охотника и зверя.
Логично? Да. Однако сколь многочисленны случая в истории науки, когда стройные логизмы наглухо закрывали путь дерзновенным, но весьма перспективным, как оказывалось, поискам. И именно поэтому я всецело поддерживаю предложение В. Пушкарева не отмахиваться от поисков следов чучунаа.
Якутия велика и в прошлом была настолько малолюдна, что вряд ли можно ручаться за полную ее освоенность людьми так, чтобы совсем не оставалось места другим высокоорганизованным существам. К тому же сами охотники никогда не относили чучунаа ни к зверям, ни к духам. О них всегда принято говорить как о людях странных и чудаковатых. С ними, кажется, даже велись бои. И из рассказов видно, как их беспощадно истребляли. Может быть, поэтому рассказчики иногда ведут себя довольно странно: они как будто опасаются криминала. Как знать, не уничтожен ли в лице чучунаа самый примитивный палеоазиат Сибири, веками уходивший от наседавшей с юга цивилизации в необжитые части Севера? Ведь так поступали и индейцы Амазонии, и «дикари» филиппинских джунглей, и последние остатки австралийцев, отступившие в совершенно безводную глубь пустынь. С этой версией хорошо согласуются некоторые этнографические сведения о самых труднодоступных участках Севера. Например, не всем, вероятно, известно, что у некоторых старух, живущих в Верхоянских горах и на хребте Черского, и сегодня можно увидеть каменные скребки. Причем они убежденно говорят о преимуществах их перед железными. Старые охотники-оймяконцы и ныне не расстаются с методами добывания огня путем трения. Правда, они их чуть модернизировали: трут заменили ватой из телогрейки, а серу — порохом или порошком марганцовки.
Говоря о необходимости более внимательного отношения к рассказам о чучунаа, надо заранее оговориться о формах разумной организации поисков. Самодеятельные экспедиции из кого попало и беспорядочный «туризм» в данном деле не окажут никакой помощи по той причине, что самого чучунаа ныне давно уже нет в живых. Ибо иначе мы, местные этнографы, давно бы получили весточку от широкой сети своих информаторов.
С. Николаев, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института языка, литературы и истории Якутского филиала СО АН СССР
Мы намеренно выбрали для нашего рассказа несколько официально звучащее название. Ведь если бы мы сказали «человек женится», это имело бы отношение лишь к одной части рода людского, а «человек выходит замуж» — к другой. Так что лучше уж остановимся на солидном, строгом заглавии, тем более что и само вступление в брак — вещь весьма и весьма серьезная.
Несколько лет назад пара французских этнографов — муж и жена — Теодор и Брижит Картье решили изучить брачные обычаи разных народов нашей планеты «опытным путем». Супруги Картье объездили множество стран и во многих из них сочетались законным браком согласно местным обычаям, самым, понятно, древним, сложным и т. д., — иначе что это были бы за этнографы! (Свадьбы же в тех районах, где не побывали пытливые супруги Картье, мы описали по другим источникам.)
Самая простая из их свадеб сыграна была на острове Калимантан в племени пунанов, охотников и собирателей. После того как супруги-этнографы долго объясняли, что они собираются делать и зачем, старый пунан, самый уважаемый в роду, спросил:
— Ты хочешь взять эту женщину в жены?
— Да, — ответил Теодор.
— И она согласна? — осведомился уважаемый пунан.
— Согласна.
— Ну и живите вместе! — отвечал уважаемый пунан, и на том церемония окончилась.
Однако в других местах земного шара свадьбы были куда как пышнее.
Индия. Перстень под водой
Этнографам повезло: над их свадьбой взял патронат махараджа Джайпура (махараджа, конечно, бывший, но и по сию пору обладающий немалым богатством).
Прежде всего надо были — без этого не обойдется ни одна индуистская свадьба — умилостивить бога Ганешу, покровителя добрых начинаний. Ганеша «присутствует» везде, где должно быть (современным языком говоря) паблисити. Молодые преподнесли богу рис, сахар, кокосовые орехи и полили его статую водой. После этого их развели по разным помещениям, чтобы они отдохнули и морально подготовились к предстоящему важному жизненному шагу. На следующий день невеста примеряла свадебные платья. Брижит получила их «напрокат» от сестры махараджи. Праздничный костюм весил 15 килограммов (так что отдых перед примеркой был отнюдь не лишним). Вечером последнего перед свадьбой дня невеста принимает участие в обряде «мехнди»: на ее руках и на ногах рисуют сложный орнамент.
