Людям батонка, жившим в этих местах, предстояло разделить судьбу Карибских скал — отступить и исчезнуть под напором сил, куда более могущественных, чем те, в которые верили они, их отцы, деды и прадеды.
Предки батонка появились в районе среднего течения Замбези примерно тысячу лет назад. Крупного рогатого скота они не держали из-за мухи цеце, которая водилась в долине, но были трудолюбивыми земледельцами, отличными рыболовами и охотниками.
Хижины батонка сооружали обычные, а вот хранилища для зерна строили по-особому — на сваях, чтобы уберечь собранный урожай от термитов. Сторожили его задиристые деревенские куры: как только прожорливые термиты пытались забраться наверх по сваям, куры уничтожали их.
Домашних животных батонка содержали в дворовых загонах. Когда наступали холодные ночи, старые люди имели обыкновение делить соломенные тюфяки с козами, согревавшими их. Одеяла батонка вряд ли видели, да если бы и видели — все равно они были им не по карману. Денег до самого последнего времени этот народ не знал. Батонка щедро отдавали слоновую кость и шкуры за соль и бусы. Ожерелья и серьги они носили без различия полов. Одежда батонка — короткие юбочки, с той лишь разницей, что женские делались из шкур, а не из материи, как мужские, и имели по бокам разрезы.
Пристрастия к украшениям — черта, характерная для многих этнических групп в Африке. Но надо сказать, что понятие о внешней привлекательности у каждой из них трактуется по-своему, порой своеобразно.
Французская поговорка гласит: «Чтобы быть красивым — надо страдать». Но долготерпение какой-нибудь европейской модницы в салоне красоты не идет ни в какое сравнение с мучениями женщины-батонка, над которой колдует старик-зубодер, не имеющий специальных инструментов.
Не столь болезненна, но тоже не из приятных процедура прокалывания ноздрей у мальчиков. Вначале колючкой делают в носу отверстие и оставляют ее продетой через ноздри, чтобы ранки не затянулись. Потом временную колючку заменяют травинкой потолще, потом иглой дикобраза. Когда мальчик становится юношей, иглу вынимают и прячут — на всякий случай.
Однажды я видел взрослого мужчину-батонка, в носу которого красовалась такая игла. Как мне объяснили, он вдовец и юношеская игла в ноздре — способ оповещения соплеменниц, что он ищет новую спутницу жизни.
Встречал я женщин-батонка, лица которых густо вымазаны красной охрой. Оказывается, такая косметика имеет утилитарное назначение — ее не переносят насекомые.
Не раз за свою долгую историю батонка подвергались набегам соседей — и ближайших и дальних.
Видимо, с тех времен установился у батонка обычай, который в Родезии любили приписывать их «дикости», — удалять у женщин шесть передних зубов — четыре резца и два клыка. Но кто знает, скольких женщин эта операция защитила от алчных взглядов чужеземцев?
А что касается дикости и варварства, то его батонка видели предостаточно. Вот один лишь эпизод, о котором известно из книги Фредерика Селуса «Охотничьи странствия в Африке». Однажды он оказался на землях батонка вскоре после того, как там побывал караван работорговцев.
«22 ноября 1877 года во второй половине дня, — писал он, — мы миновали еще несколько сожженных деревень и видели на тропинке трупы батонка». И далее следует сцена встречи с женщинами-рабынями: «На каждую был надет железный ошейник, и все они были скованы пятифутовой цепью. Утром женщин посылали обрабатывать поле мотыгами, а на ночь, по-прежнему соединенных цепью, запирали в прямо-угольном бараке. С веранды свисали три плети из сыромятной кожи бегемота. Концы этих плетей почернели от засохшей крови».
В различных публикациях, которые появлялись в Родезии, упоминание об этом эпизоде обычно сопровождалось оговорками, что, дескать, он относится к жестокому времени до прихода «белых пионеров». Типично в этом отношении рассуждение родезийского писателя Фрэнка Клементса в книге «Кариба».
«Последние караваны рабов, — повествует автор, — исчезли на соседней португальской территории (то есть в Мозамбике) лишь в 1912 году. Вот как близка Африка к тому времени, которое многие в Европе полагают далеким прошлым рабства, и насколько коротка память у тех, кто готов осудить все достижения белых родезийцев».
Исторический экскурс в колониальное прошлое конкурента по захвату чужих земель — Португалии — для Клементса лишь удобный повод, чтобы взять под защиту родезийские порядки.
Но вот событие не семидесятилетней давности, а совсем недавнее. В период, когда шла вооруженная национально-освободительная борьба зимбабвийского народа, опасаясь возможных связей батонка с партизанами, их по приказу премьер-министра Смита загоняли за колючую проволоку «стратегических деревень».
Это не было случайным, изолированным эпизодом в истории взаимоотношений родезийской администрации с местным населением. Батонка уже познали произвол и насилие, когда при строительстве Карибы около пятидесяти пяти тысяч человек было выселено с родной земли в чужой и необжитый край.
Комиссар по делам туземцев, как именовался родезийский чиновник, собиравший годовую подать в два фунта стерлингов с каждой души, наведывался к батонка в их малярийные места в сухой сезон. Этот чиновник и принес батонка невероятное известие о том, что они должны собрать свой скарб и убраться за самые дальние холмы.
Но люди, тесно связанные с Карибой, не ведали ни о будущей плотине, ни об озере, которому после перекрытия Замбези предстояло разлиться в тех самых местах, где они издавна жили. Впрочем, для правительственных чиновников «самоуправляющейся колонии Родезии» не было ничего странного в том, что со старейшинами никто не посоветовался и ничего им не объяснил.
Мощный гидрокомплекс сулил Родезии заманчивые перспективы. Так стоило ли ради этого принимать в расчет затерянную в глухомани и забытую этническую группу, которую колониальная администрация считала одной из самых примитивных и отсталых в стране!
Передав распоряжение, полученное из Солсбери, чиновник отбыл восвояси. Шум мотора его «лендровера» давно уже замер в кустарнике и пыль улеглась на дороге, а батонка все не расходились по хижинам.
Как, «варунгу» — так между собой они называли людей белого племени — хотят изгнать их потому, что сюда придет большая вода, которая затопит деревни, поля и священные для них могилы?! Нет, они не могли согласиться с этим. Великий бог Ньяминьями не допустит такого надругательства. Он покарает тех, кто осмелится вторгнуться в его царство...
От стариков батонка и сегодня можно услышать рассказы о том, как разгневались духи, узнав, что варунгу вынуждают народ покинуть землю предков. И тогда духи дали знать, что Ньяминьями защитит тех, кто останется. Он сделает так, чтобы вода в Замбези закипела и разрушила дьявольский мост через реку. А всем сохранившим веру в него Ньяминьями подарит чудесную возможность существовать и под водой, когда она разольется...
На архивных полках я разыскал подшивки родезийских газет с описанием того раннего августовского утра 1956 года.
...Колонна из пятнадцати военных грузовиков остановилась посреди деревни, в которой, как полагали колониальные власти, жили «зачинщики смуты». Их силой затолкали в машины.
В те дни над проселочными дорогами в краю батонка стояли столбы пыли. Если офицер, руководивший отправкой, был милостив, он разрешал совершить торопливый обряд умиротворения духов. Тогда в воду бросали символическое изображение человечка, сделанного из пучков сухой травы. Но чаще всего прощание ограничивалось заклинаниями, в которых батонка шепотом просили духов простить их, потому что покидают они насиженные места не по своей воле.
Потом начиналась погрузка скарба — нескольких мешков зерна, горшков для приготовления пищи, тамтамов, колебас, стрел и шкур. Многие до того ни разу не видели машин. Только детишки беззаботно карабкались через их борта, ожидая, когда же таинственная сила понесет их неизвестно куда. Урчали моторы, отданы команды. Последняя ниточка, связывавшая батонка с родными очагами, вот-вот оборвется. Старик хранитель все ходил вокруг священных могил, шептал что-то предкам...
Насильственное переселение шло полным ходом, а соплеменники батонка по другую сторону Замбези, в Северной Родезии (нынешняя Замбия), все еще вели переговоры с представителями колониальной администрации об условиях переезда. В долине Гвембе, на левом берегу реки, батонка насчитывалось около шести тысяч. Окружной комиссар без всякого повода распорядился арестовать деревенского вождя Сианзембве. Возмущенные крестьяне отбили его, обратив комиссара в бегство. Тогда для руководства операцией против бунтовщиков, как их именовали в официальных донесениях, прибыл собственной персоной губернатор Северной Родезии. Облаченный в парадный мундир с позументами, он сидел в плетеном кресле в тени манго и ждал, когда зачинщики явятся к нему с повинной. Время шло, однако, к великому изумлению и гневу высокопоставленного чиновника, никто не приходил.
