А. Фролов, наш спец. корр.
Мурманск — полуостров Ямал
В июне месяце в результате победоносного народного восстания был свергнут кровавый диктаторский режим в Никарагуа. Временное демократическое правительство принимает неотложные меры для налаживания нормальной жизни в стране, восстановления поверженной в руины экономики. В публикуемом ниже очерке рассказывается о некоторых эпизодах операции «Финал», которой завершилась борьба Фронта национального освобождения имени Сандино против режима Сомосы.
Элой Монтехо 1 вставил кассету в портативный магнитофон и нажал на клавишу. Из контрольного динамика зазвучала музыка боевого партизанского марша. После начальных тактов Элой перекинул тумблер на панели передатчика и поднес к губам микрофон: — Говорит «Радио Сандино» — голос фронта национального освобождения имени Сандино! Мы ведем нашу передачу с территории Никарагуа. Слушайте нас на волне 4(1 См. очерк В. Машкина «Элой Монтехо избирает путь».—«Вокруг света». 1978, № 10.) метр!
Прошел почти год с тех пор, как после подавления сомосовскими карателями восстания в Масае, бывший студент стал диктором передвижной радиостанции сандинистов. И все-таки каждый раз, выходя в эфир, Элой изрядно волновался. Сменив его перед микрофоном, второй диктор, Кристина, тоже бывшая студентка, стала рассказывать о последних ударах повстанцев по сомосовской национальной гвардии на севере и юге страны, перечисляя города и поселки, где идут ожесточенные бои. Затем снова последовал кусочек маршевой музыки, за ним написанное Элоем обращение к солдатам:
«Никарагуанский солдат, помни: оружие, которое у тебя в руках, оплачено народными деньгами; жалованье, которое ты получаешь, складывается из налогов, взимаемых с народа. Твой долг — защищать право народа на лучшую жизнь. Наша борьба справедлива, потому что ведется в интересах большинства никарагуанцев. — Монтехо старался говорить как можно проще и доходчивее. — Мы боремся за то, чтобы покончить с нищетой в стране. Чтобы дать землю крестьянам. Чтобы все могли лечиться у врачей, а не у знахарей-колдунов. Чтобы все дети учились в школе. Сандинистский фронт борется за то, чтобы богатства нашей земли не расхищались ненасытными монополиями янки и их союзником — семейством Сомосы».
В это время примерно в километре от передатчика, в тени раскидистого махаганиевого дерева, расположился взвод национальных гвардейцев. В напряженном молчании они слушали слова, которые неслись из висевшего на суку транзистора. Чуть поодаль, на крага полянки, окруженной стеной перевитых лианами деревьев, стоял лейтенант. Слова передачи отчетливо доносились и до него, но он не столько вникал в их смысл, сколько приглядывался к реакции подчиненных. Предосторожность отнюдь не лишняя: в последнее время участились случаи дезертирства из рядов национальной гвардии. Правда, на его солдат можно было положиться: проверены в деле. Лейтенант вспомнил, как в Матагальпе они в упор расстреливали мятежников, хотя среди них большинство составляли подростки, «Все мы связаны кровавой порукой», — подумал он,
Застегнув ворот маскировочной куртки и сдвинув на лоб каску, лейтенант решительно направился к солдатам. Яркие лесные цветы никли под тяжелыми башмаками с высокой шнуровкой. Он старался обрести всегдашнюю уверенность в себе, но неясная тревога не уходила, хотя операция вроде предстояла не такая уж трудная — разгромить подстрекающее к сопротивлению властям радио мятежников. Главное — внушить солдатам: если сандинисты победят, всех, кто был верен президенту Анастасио Сомосе, поставят к стенке. Значит, никакого милосердия к мятежникам и тем, кто их поддерживает. Утихомирить бунтовщиков можно только автоматной очередью.
— Выключить приемник! — раздраженно приказал он.
Четверть часа назад, когда они расположились на привал на этой поляне, лейтенант сам настроил транзистор на волну сандинистской радиостанции — хотел удостовериться, что передача зазвучит в обычное время и, следовательно, сандинисты ничего не подозревают...
Вскочив, сержант выключил приемник и застыл в ожидании дальнейших приказаний. Вслед за ним дружно поднялся весь взвод. Некоторые из солдат стали вынимать из ножен свои широкие и длинные мачете.
— Отставить! Мачете пока не понадобятся. Может быть, позднее, если пленные окажутся молчунами, чтобы развязать им языки, — зло усмехнулся офицер. — Там должна быть кабанья тропа, — показал он на дальний край поляны.
О существовании звериной тропы и о местонахождении радиостанции стало известно от Хавьера Очоа, жителя ближайшей деревни. Хотя таких людей и называют презрительно «орехас» — «уши», деньги, которые им платят, они отрабатывают, пусть даже не из жадности, а из страха.
Сумрачный зеленый туннель, пробитый кабанами, вывел национальных гвардейцев на опушку, постепенно переходившую в редкий подлесок. Впереди виднелся пологий холм, который вплотную прилепился к подножию уходившего ввысь крутого горного склона. На вершине холма стояла обычная крестьянская хижина: легкий каркас из необструганных жердей, крытая пальмовыми листьями крыша, земляной пол и всегда распахнутая дверь. Через нее в безоконное строение проникает свет и выходит наружу дым из очага.
Хижина казалась необитаемой, но лейтенант рассмотрел в бинокль, как блеснул на солнце тросик антенны, натянутой между двумя высокими пальмами. О хозяине жилища, бездетном вдовце Лопесе Моралесе, было известно со слов осведомителя, что он давно связан с бандитами, снабжает их продуктами и часто куда-то исчезает. Иногда на несколько дней: видно, стал связным у сандинистов.
— Рассыпаться цепью и ползком вперед. Без команды не стрелять, — шепотом приказал лейтенант, хотя на таком расстоянии мятежники все равно не могли его услышать. — Голову оторву, если кто-нибудь из бандитов ускользнет,—пообещал он.
Змеями извиваясь в густой траве, солдаты неслышно поползли по поляне. Хотя «орехас» Хавьер Очоа уверял, что в хижине на холме прячутся лишь три-четыре бандита, в том числе, кажется, одна женщина, лейтенант на всякий случай держался позади цепи.
...Пятнадцатилетний Марио был самым молодым из трех бойцов, назначенных в это утро часовыми: он очень гордился, что его взяли на такое ответственное задание — охранять радиостанцию сандинистов. Правда, ночью в секрет его пока не посылали, на посты обычно уходили самые опытные — Хосе, Рикардо и командир Педро Мартинес, — но он еще покажет себя. Тогда, на баррикадах в Матагальпе, у повстанцев были только старые пистолеты, а теперь ему дали настоящий автомат.
Внезапно Марио насторожился. Ветра не было, но по траве в низине заходили легкие волны. Он вгляделся пристальнее: вроде, мелькнула каска. А вот в стороне другая. Их окружают национальные гвардейцы!
Птичьим криком Марио подал условный сигнал. Но вдруг в хижине не услышат его? Радисты заняты передачей, охрана спит после ночного дежурства. И тогда, почти не целясь, Марио дал длинную очередь по шевелящейся траве.
В утренней тишине, нарушаемой только птичьим щебетанием и шелестом ветра в кронах пальм, она громом прозвучала в ушах Элоя Монтехо. Усилием воли он заставил себя не торопиться и спокойно закончить начатую фразу: «...и мы, как последователи нашего национального героя Аугусто Сесара Сандино, павшего в борьбе с ненавистными янки, повторяем вслед за ним: «Наша война — это война освободителей!»
— А сейчас по техническим причинам мы заканчиваем нашу передачу! — Кристина щелкнула тумблером, выключая радиостанцию.
Они переглянулись: насколько серьезна опасность? По инструкции следовало как можно быстрее свернуть аппаратуру и отходить в без опасное место. Но где оно, это безопасное место, когда позади горная круча, а впереди сомосовские солдаты? Да и как можно бросить товарищей? Схватив свои старые американские «гаранды», Элой и Кристина, не сговариваясь, бросились к выходу из хижины.
Солдаты, не прячась, бежали по высокой траве к подножию холма.
Хотя нападение было неожиданным, бойцы охранения успели занять круговую оборону. Их было двенадцать. Да еще начальник радиостанции Исидоро, дикторы Элой и Кристина, хозяин хижины Лопес Моралес и старик — погонщик мулов, на которых перевозили аппаратуру. Солдат было вдвое больше. Но главное, вооружены они пулеметами и автоматическими карабинами М-16. У партизан таких всего три штуки — боевые трофеи. У остальных винтовки устаревших систем, автомат и два охотничьих ружья. К тому же каждый патрон на счету. Вся надежда на пулемет, к нему есть целая коробка лент. И он заговорил, этот пулемет, едва трое часовых отступили к своим товарищам. Упал бежавший впереди цепи сержант, солдаты залегли.
