Назавтра Анатолий предложил поехать на вездеходе километров за двадцать, отвезти кое-что в промысловую избушку. Все-таки сезон не за горами.
Рядом с навесом, под которым стоял вездеход, я заметил медвежьи следы. Крутятся косолапые около зимовья. Не случайно собаки по ночам заливаются.
Мы затопили баньку, чтобы, вернувшись, было где отдохнуть. И — вперед. Проехали осинники, поляну с высокой травой, пересекли участок тундры и вышли на берег реки. Для вездехода река не преграда, особенно такая, как Жупанова — чуть больше метра самое глубокое место здесь. Правда, течение хорошее. Переправились через реку и дальше по накатанной дорожке.
Стоп. Я мысленно еще и еще раз переправился через реку... Что же это за речка-реченька, мелкая ведь она. Какую же плотину придется строить, чтобы напор был? Всю прибрежную тундру и тайгу затопят. Неужели ничего другого нельзя придумать? Неужели нет никакой альтернативы? Есть! И не одна! Тысячелетие назад люди знали о водяном колесе, водяные мельницы... их строили на малых реках. И никакой природной катастрофы, никаких особых затоплений, все соразмерно. Может же, оказывается, быть речная энергетика и без водохранилищ. К слову сказать, в мире есть неплохие проекты, связанные с малой энергетикой. В Китае, в западноевропейских странах. А чем плохи, например, наплавные турбины, они все время на плаву, и вращает их поверхностное течение реки. Но все это там, у них. А у нас только стандартные ГЭС и только стандартное мышление. Шаг вправо, шаг влево по-прежнему считается за побег.
...Вездеход, управляемый Анатолием, шел, как мул, привыкший к одной и той же дороге. Через тундру, к видневшимся на горизонте сопкам.
Несколько раз пересекали ручьи, притоки реки Жупанова, ручьи эти полны всякой водной растительностью, в ней паслись и прятались миллионы мальков.
— Вон медведь впереди, — указывает Анатолий.
Я открыл верхний люк вездехода, вылез, посмотрел вперед, потом оборачиваюсь назад — и почувствовал, как у меня оборвалось сердце: там, где стояла наша избушка, поднималось плотное облако дыма. Попарились, называется.
Анатолий среагировал мгновенно, развернул вездеход — и обратно. Но даже в минуту опасности он гнал машину только по дороге, а не напрямик. Потом я спросил его об этом, и он ответил так, словно это само собой разумелось: «В тундре нельзя много дорог делать, угодья испортишь».
Горела не баня, а трава на сухой поляне. От искры из выхлопной трубы вездехода. Огненная стихия развернулась широким фронтом. Что можем мы вдвоем сделать? Метров на двести-триста тянулась полоса огня. Дым. Дышать нечем. Помощи ждать неоткуда. И вообще ждать нечего. Огонь подбирался к мхам тундры, а за ней сопки со стлаником. Там пожар не остановит даже дождь.
Однако Анатолий и здесь нашелся. Посмотрев, откуда ветер, он стал лихорадочно ездить перед ползущей полосой огня, ежесекундно поворачивая то вправо, то влево. Получался некий противопожарный ров. Я выскочил из вездехода и, сняв куртку, забивал ею остатки пламени.
Часа два или три продолжалась наша неравная схватка.
Часто потом вспоминалась она, но не огонь, нет, и не дым, последствия — как же на Камчатке все легко разрушается. Одной искры, даже нечаянно оброненной, достаточно...
Погода портилась. Низкая облачность, сырой холодный ветер делают свое осеннее дело. Вчера должен быть за мной вертолет, наверное, сегодня прилетит. А пока тишина.
То ли от скуки, то ли от безделья захандрил я — в тайге без ружья долго жить неуютно. Взял спиннинг, пошел за гольцами, хотя они нам и не нужны были. Анатолий возился с вездеходом. Стою на берегу, не ловлю, а философствую да в небо смотрю — проясняется ли. Слышу, собаки оживились, оборачиваюсь — а-а, медведь.
Бежать бесполезно, медведь — спринтер, лося догоняет... Да и, честно говоря, не мог я бежать, ноги каменными сделались, не гнулись, и кричать не мог, воздуха не хватало. Спасибо собачкам, посадили зверя.
Здоровенный медведь ничего не мог сделать с двумя наседавшими псами, он отбивался, рычал, пробовал даже лаять по-собачьи — бесполезно, и наконец пустился наутек. Быть ему вегетарианцем.
Не успел медведь удрать, как где-то далеко-далеко, за сопками, послышался долгожданный рокот — «вертак». Наконец-то. Только в вертолете и пришел в себя. Опять начались полеты, встречи, разговоры. Моя жизнь из затерянного мира вернулась на накатанные рельсы.
Теперь медведей видел с неба. Калейдоскоп событий и картин понесся предо мной: какие-то остались в памяти, какие-то — на страницах блокнота, а какие-то вообще не заметил, но каждое из них, убежден, тема специального очерка, потому что все-таки велика Камчатка. И потому что очень она мала! Очень! Можно лететь час, другой, третий, а внизу безлюдье и безлюдье — хозяйства нет. И задумаешься: зачем же Камчатке много электроэнергии? На что ее не хватает? И не хватает ли?
Вот на юге полуострова Паужетская геотермальная станция. И что же? Три четверти вырабатываемого электричества не используется. Нет потребителей!
Паратунскую геотермальную станцию толком и не построили все по той же причине — нет потребителей, очень некачественное оборудование. Поговорили, пошумели и тихонько прикрыли.
Сравнительно неподалеку от Паратунки Мутновское месторождение подземного кипятка. Уже много лет «сидят» на нем геологи. «Сидят», не торопятся — рядом река рыбная, охота хорошая. Но до геотермальной энергетики, судя по всему, очень далеко. Даже начала не видно.
А сама Качатка «сидит» ныне на угле — топливе конца XIX века. Завозят его обычно из Якутии, не близкий свет. Во что обходятся стране перевозки, даже не знаю, как подсчитать. Ведь сперва уголь по железной дороге везут, потом перегружают в морские суда, потом — автомобилями. Работа только на вид простая, а экономически вовсе не простая она, ведь всюду северные надбавки. Черное золото получается!
На плохом, в общем-то, угле работают котельные Петропавловска-Камчатского и Елизова, где мне довелось пожить. Надо ли упоминать об экологической ситуации там? Пыль, газы — постоянные соседи угольной энергетики, самой грязной, самой нездоровой и самой, видимо, радиоактивной. Но удивился я не этому — нет солидных потребителей энергии! Вот что удивило.
Елизово — второй город на Камчатке — задымлен до неприличия, кругом трубы и дымоходы. В городе нет промышленности. Люди работают в основном в конторах и при конторах. В Петропавловске то же самое, промышленные предприятия на пальцах пересчитаешь. Так кому же не хватает энергии? Конторам? Впрочем, нет, появляется потребитель! Видел я его. На самом юге Камчатки, где местный «Байкал».
Мало кто знает о подобной красоте: скалы, тайга на берегу и сопка Ильинская, на которой туман, как чалма. По-моему, и Байкалу далеко до Курильского озера. Здесь нерестится красная нерка, самая изящная среди лососевых. И скалы тут не простые, а эоловые, они из пемзы, стоят, как частокол. Задует ветер, и кажется, будто кто-то играет на флейте. Раньше там было святилище у древнего народа айну, у скал нельзя было даже вслух говорить, только шепотом. Потом айну ушли с озера. И теперь начинается строительство мощного комбината стройиндустрии. Эоловые флейты не дают покоя хозяйственникам. Продукцию будут изготовлять из пемзы, но делать не для Камчатки, а в основном для Владивостока и за две тысячи километров возить. Грохочут взрывы, сотрясая окрестности озера, — работают изыскатели... Рациональное природопользование? Не ему ли нужна энергия, которую ждут с ГЭС?
Не выгоднее ли, как не раз предлагалось, создать на Камчатке национальный парк страны? Или регион охоты, туризма? Это тоже полноценные пути развития экономики! Нельзя же хозяйство мерить лишь заводами и электростанциями. Экономика — это не только они.
Опять стою в аэропорту. Смотрю на сопки, эти уснувшие вулканы, о многом они могли бы рассказать. Вулканическая энергетика — не игра воображения фантаста, нет, она реальность наших дней. На Гавайских островах создается электростанция, «котел» которой — вулкан. Скоро и Везувий станет электростанцией. Вот бы нам создавать такие! А почему нет?
Ученые мира единодушны: без новых нарушений природы вести дальше хозяйство невозможно. Энергетика хоть и дарует обществу материальное благополучие, но она же и подтачивает нашу жизнь. Конечно, за все надо платить. Однако не слишком ли высока плата?
Выход из ситуации подсказывает водород: когда он сгорает, то оставляет «пепел» — чистую воду! Килограмм водородного топлива дает тепла в три с лишним раза больше, чем столько же нефти самых лучших сортов.
Не исключено, что вскоре на географической карте Камчатки появятся значки природных месторождений... водорода. Пока их нет. Но не потому, что нет в природе, а потому, что геологи не знают о них. Впрочем, еще в прошлом веке они не знали о месторождениях нефти, газа.
