Так мы и сделали. Плавник убрали. Потом снесли в сторону камни — большие и маленькие. Во время очистки территории появились первые находки.
Мы разносили бревна из плотного «узла», в который спрессовали их волны. Последний трухлявый ствол был красный от сырости и старости. Его подняли, и в сторону отлетел маленький стеклянный пузырек. Флакончик казался новым, внутри был ярко-желтый порошок. «Духи Жюльетты Жан, невесты Русанова», — сказал автор находки, но его друзья скептически улыбались.
Бревно тем временем оттащили, под ним был лед — неоттаявшая вечная мерзлота. Мельников подошел с металлоискателем. «Звонит!» — вдруг закричал он. Руками мы стали рыть землю в месте «звонка». И нашли удивительный якорек — кокарду. Тут, конечно, все сказали, что она — Кучина (1 А. С. Кучин — капитан «Геркулеса». — Авт.). И на пузырек все стали смотреть иначе. Там все-таки не духи, а лекарство, но медиком в экспедиции Русанова была в самом деле невеста Владимира Александровича — француженка Жюльетта Жан.
Спали мало. И особо худо было Мельникову и Склокину, которые «слушали» землю сантиметр за сантиметром. На перешейке хлестал ледяной ветер. На второй день пошел крупными хлопьями снег.
Металлоискатель, который изготовил Анатолий Мельников, был чудом. Поверьте, две части ржавой иглы Толя нашел на расстоянии метра одна от другой. Уж точно, и в стогу он отыскал бы иголку.
Склокин и Мельников руководили работами. Они поделили всю территорию на квадраты и, переходя от одного к другому, «передавали» осмотренные участки ребятам с лопатами. Те «шурудили». Находки следовали одна за другой. Патроны от браунинга, пуговица, патрон от карабина, материя, кусок ремня, снова пуговица, стрелка от какого-то прибора, пряжка, пули, ружейные патроны, снова пули от карабина, но другой марки. А вот кусок черной блестящей кожи. Хорошо видны буквы: «Страховое общество Росая».
На большую часть предметов указал металлоискатель. Мельников, гуманный Мельников, звал то одного, то другого, чтобы каждый сделал свою находку. «Миша, иди!» — кричит Толя. Миша опускается на колени, снимает рукавицы и просеивает землю.
Троицкий написал нам о сетке. Всю землю мы просеяли сквозь пальцы. Дробовые патроны подпортились. Дробь рассыпалась. Толя и Федя Склокин научились по звуку распознавать мелкие дробинки. И каждый махонький шарик мы искали и находили.
Кое-что появилось без участия металлоискателя. Именно в результате «рыхления» мы обнаружили куски материи, кожу, страховой знак, пуговицы, несколько патронов.
«Пройденную» площадь разравнивали импровизированными граблями, и снова, вторично, с металлоискателем по ней шли Мельников и Склокин.
Взялись обследовать озеро. Но тут вышла осечка. Дно его выстлал лед. С высокого южного берега в воду сползал снежник. На дне лежали бревна и жерди, концы которых вмерзли все в тот же лед. Он помешал нам на Песцовом и тут не дал завершить дело. Обследовать озеро не удалось. А, наверное, сделать это полезно.
Находки ждут экспертиз. Предметы, найденные на острове Попова—Чухчина, носят личностный характер, и, возможно, благодаря им мы узнаем, кто из русановиев побывал на острове. На страницах журнала мы еще расскажем читателям о результатах исследования и подробнее поговорим об экипаже маленького героического «Геркулеса».
А сейчас вот о чем...
Вечером 15 августа среди плавника мы выбрали бревно. Шестиметровый ствол, идеально ровный, диаметром 45 сантиметров всем нравился.
К северу от лагеря возвышался бугор, с которого виден северный край острова и просторы Карского моря. Сюда мы перенесли ствол, и Деев врезал в него бронзовую плиту. Надпись на ней гласит: «Полярному исследователю В. А. Русанову, капитану А. С. Кучину, экипажу судна «Геркулес». Потомки помнят. Министерство морского флота СССР, редакция газеты «Комсомольская правда», 1977 г.».
Мы долго спорили: в какую сторону должен «смотреть» памятник. «К людям», — говорили одни. Это означало — на юг. Дело в том, что к острову можно пристать лишь возле перешейка. С запада и востока тут удобные, красивые бухты. И любой, кто ступил на берега этих бухт, оказывается к югу от памятника. «К северу», — говорили другие, туда, где лежит трасса Великого Северного морского пути.
Памятник смотрит на север. Ради судоходства по северным морям России погиб экипаж «Геркулеса». Потомки помнят.
Никто из нас не знал, что именно 17 августа 1977 года, когда мы воздвигли памятник пионерам Северного морского пути, доблестный атомоход «Арктика» покорил Северный полюс.
«Геркулес» Русанова не был Геркулесом. Это было малюсенькое суденышко. Смешно сравнивать его с ледоколом. Но мы гордимся тем, что флаг Страны Советов в один и тот же день был поднят на Северном полюсе, закрепив великое достижение наших моряков, и на крошечном островке возле памятника российским первопроходцам Северного морского пути.
Потомки помнят!
Д. Шпаро, начальник комсомольско-молодежной полярной экспедиции, А. Шумилов, кандидат географических наук
Первые каравеллы Колумба шли до Антильских островов почти год. Современный океанский лайнер тратит на переход Атлантики не более недели. Но и в таком, сравнительно небольшом путешествии брошенное кем-то среди безмолвного океана слово «Земля!» вызывает особое, торжественное чувство. Невольно сожалеешь, что нет теперь такой вахты, когда матрос с самой высокой мачты днем и ночью вглядывается в синь морского горизонта, ища глазами тоненькую полоску желанной земли; нет того гортанного, хриплого от долгого ожидания крика: «Terra!» — «Land!» — «Terre!» — «Земля!» — который обрушивается на палубу и эхом врывается в трюмы, кубрики и каюты; такого теперь нет... Но есть и всегда будет та щемящая радость, которая охватывает морского путешественника при виде маленького кусочка суши на бесконечной морской глади.
...До нашего прихода в Санто-Доминго — столицу Доминиканской Республики — оставалось не более получаса. Где-то далеко позади, за выпуклостью океана, скрылась запорошенная снегом Европа, уплыли Канарские острова, первыми подарившие нам тепло атлантического солнца. Мы приближались к острову Гаити, одному из звеньев в цепи Больших Антил.
Уже в нескольких километрах от берега карибские воды приобретают густой сапфирно-синий цвет, а на отмелях светятся всеми оттенками изумруда и золотистого янтаря. Раннее безоблачное небо дышит тропической жарой, солнце вонзило свои лучи в океан, и впереди по курсу встает дрожащий занавес горячего марева. Из-за этого занавеса и вынырнул вдруг остров Гаити. Издали приближающийся кусочек суши выглядел вначале тенью, смутным силуэтом на грани огромного синего моря и необъятного голубого неба. В какой-то неуловимый момент горные вершины разом вспыхнули под солнцем ярким пламенем, а поросшие лесом сероватые склоны зазеленели, словно с переводной картинки сползла мокрая бумага. Перед портом Санто-Доминго мы попали в штиль: море уподобилось зеркалу, в котором отражались все краски острова. Внизу, у носа корабля, воду пронзали серебряные пули летающих рыб, а за кормой рябило от игр молодых дельфинов. Наконец мы вошли в порт. На берегу отчетливо выделяются разноцветные крыши домов, лестницей взбирающиеся по склонам высоких холмов, бетонный пирс с несколькими пакгаузами, три сухогруза у второго причала и десяток сгрудившихся, словно стайка мальков, рыбацких суденышек. За углом одного из пакгаузов нетерпеливо теснят друг друга такси: «подхватив» туриста, они стремительно уносятся вверх по дороге, мимо длинного шлагбаума со стоящими рядом морскими пехотинцами, — в столицу Доминиканской Республики.
«Маленькая Испания»
Улицы — прямые и длинные, одетые в асфальт и булыжник. Впечатление, что попал в раскаленную печь,— ни деревца, ни укрытия. Мелькают силуэты обветшалых двух-, трехэтажных зданий прошлого, а то и позапрошлого веков: ни дать ни взять, старушечьи посиделки. Кое-где попадаются питейные заведения с обязательной рекламой местного рома «Бругал». У дверей домов сидят, отдыхая, хозяева. На мостовых пусто. Раннее утро. Такси останавливается. Справа высится громада могучего собора Санта-Мария-ла-Менора, построенного в 1541 году. Группа восьми-, девятилетних мальчуганов, угадав во мне чужеземца, сбивается в плотное кольцо, и каждый, перебивая другого, пытается первым рассказать, что в этом соборе лежат останки Христофора Колумба, первооткрывателя острова, здесь же захоронены его брат Бартоломе, сын Диего и внук Луис.
В небольшой каменной усыпальнице, расположенной близ алтаря, ни надгробных эпитафий, ни пояснительных надписей. Дискуссия биографов Колумба о месте его последнего захоронения была затяжной и бесплодной. По мнению одних историков, тело мореплавателя перевозили с места на место пять раз, оно дважды пересекало океан и после сотен лет «челночных путешествий» упокоилось в севильском кафедральном соборе. По утверждению других, останки Колумба, перевезенные из Вальядолида в 1506 году в Санто-Доминго, и поныне здесь, поскольку во время французской оккупации острова в 1795 году испанцы в спешке увезли по ошибке прах его сына Диего. Впрочем, какая бы из версий ни, восторжествовала, старые стены Санто-Доминго продолжают хранить память о Христофоре Колумбе — «Адмирале Океана Моря, вице-короле и губернаторе всех территорий и островов Индии». Они видели его триумф и славу во времена первых открытий, они были свидетелями его позора и унижения, когда первого губернатора Санто-Доминго, закованного в кандалы, увозили под стражей в Испанию.
