Мы побывали вместе повсюду и посмотрели все. То мы знакомились с фальшивомонетчиком Франсуа Вийоном, то отправлялись бродить по ночам с Гаруном аль-Рашидом (этот беззаботный калиф, бесспорно, родился на несколько сот лет раньше, чем ему следовало бы). А если настроение у нас было скверным, мы могли, например, следить за событиями Тридцатилетней войны. Майк снова и снова, завороженный ужасом, наблюдал гибель Атлантиды — наверное. потому, что он опасался, как бы что-нибудь подобное не повторилось еще раз. А стоило мне задремать, и он возвращался к началу начал — к возникновению нашего мира.
Следующие две картины мы выпустили одну за другой — «Свободу американцам» — про войну за независимость и «Братья и пушки» — про войну Севера с Югом. И сразу каждый третий политикан, множество так называемых «просветителей» и все патриоты-профессионалы возжаждали нашей крови. Все местные отделения «Дочерей американской революции», «Сыновей ветеранов Севера» и «Дочерей Конфедерации» (1 Реакционные общественные организации в США, в задачу которых, в частности, входит «поддержание истинного патриотизма».) единодушно заскрежетали зубами. Юг совсем взбесился. Все штаты крайнего Юга и один пограничный безоговорочно запретили демонстрацию обоих фильмов — второго потому, что он был правдив, а первого просто за компанию. Они оставались под запретом, пока в дело не вмешались профессиональные политиканы. Тогда запрет был снят, и оба фильма без конца цитировались в речах соответствующих ораторов как ужасные примеры того, во что верят и какие взгляды исповедуют некоторые личности. Это был прекрасный предлог ударить в барабаны расовой ненависти. Новая Англия попыталась было сохранить достоинство, но надолго ее не хватило. В штате Нью-Йорк депутаты сельских округов дружно проголосовали за запрещение фильмов во всем штате. И в Делавэр, где законодательному собранию некогда было заниматься изданием нового закона, пришлось пустить дополнительные поезда. Вызовы в суд по обвинению в клевете посыпались на нас градом, но, хотя каждый новый иск вручался нам под гром фанфар, почти никто не знает, что мы не проиграли ни одного дела. Правда, нам раз за разом приходилось апеллировать к высшим инстанциям, однако, когда дело попадало к судье, не заинтересованному в нашем осуждении, документы, сохранившиеся в архивах, неизменно подтверждали истинность того, что мы демонстрировали на экране.
Мы таки высыпали на воспаленную гордость, привыкшую чваниться славными деяниями предков, изрядную горсть соли! Мы показали, что далеко не все власть имущие могли похвастаться незапятнанной белизной своих одежд и что в войне за независимость далеко не все англичане были хвастливыми наглецами, но что они не были и ангелами. В результате Англия наложила запрет на ввоз этих двух фильмов и представила государственному департаменту возмущенный протест. Зрелище того, как конгрессмены южных штатов в полном единодушии с конгрессменами Новой Англии одобряют призывы посла иностранной державы к подавлению свободы слова, было очень потешным. В Детройте ку-клукс-клан зажег у нашего подъезда довольно дохленький крест, а такие организации, как «Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения», выносили весьма лестные для нас резолюции. Наиболее злобные и непристойные письма мы передавали нашему адвокату, но к югу от Иллинойса ни один из их авторов осужден не был.
Постепенно и незаметно складывалось и крепло убеждение, что подобные вещи действительно происходили и могут произойти снова, а возможно, и происходят в эту самую минуту, потому что извращение истины слишком долго воздействовало на психологию нации. Мы были рады, что все большее число людей приходит к выводу, к которому пришли мы сами: прошлое надо не забывать, а понять и оценить беспристрастно. Именно этого мы и добивались.
Запрещение фильмов в некоторых штатах почти не повлияло на чистую прибыль, которую они принесли, а потому в глазах Джонсона мы были полностью оправданы. Ведь он уныло предсказывал полный их провал, так как «в кино нельзя говорить правду. Это вам с рук не сойдет, если зал вмещает больше трехсот человек».
Пока все складывалось так, как мы хотели. Наша известность достигла зенита — никогда еще никого не хвалили и не ругали с таким жаром на страницах газет. Мы были сенсацией дня. С самого начала мы старались обзаводиться врагами в правых кругах, которые способны дать сдачи. Помнишь старое присловье, что человек познается по своим врагам? Ну, короче говоря, шумная известность была водой на нашу мельницу. И мы засучили рукава.
Я позвонил Джонсону в Голливуд. Он обрадовался.
— Что-то мы давно не виделись! Ну что, Эд?
— Мне нужны люди, которые умеют читать по губам. И не позже вчерашнего дня, как ты выражаешься.
— Читать по губам? Это еще зачем?
— Я спрашиваю: можешь ты их найти?
— По-моему, ты переутомился, — ответил он с сомнением.
— Лучше запиши. Готов? Мне нужны чтецы по губам для следующих языков: английского, французского, немецкого, японского, греческого, фламандского, голландского и испанского.
— Эд Лефко! Ты совсем сошел с ума или еще нет?
Пожалуй, моя просьба и в самом деле могла показаться странной.
— Может быть, и сошел. Но эти мне нужны в первую очередь. Если отыщутся специалисты по другим языкам, хватай и их. Они тоже могут понадобиться.
Он разозлился.
— Где, по-твоему, я их возьму? Вытащу из собственной шляпы или как?
— Это твое дело. Советую начать с местной школы для глухонемых.
Он ничего не ответил.
— И пойми одно: я говорю совершенно серьезно. Мне все равно, как ты их разыщешь и во что это обойдется, но мне нужно, чтобы чтецы по губам ждали нас в Голливуде, когда мы туда приедем, или, во всяком случае, были бы уже в дороге.
— А когда вы приедете?
— Дня через два. Нам еще нужно закончить тут кое-какие дела.
Джонсон принялся проклинать все на свете, и я повесил трубку. Майк ждал меня в студии.
— Ты говорил с Джонсоном? Я пересказал ему наш разговор, и он засмеялся.
— Наверное, это действительно производит впечатление бреда. Но если такие специалисты существуют и не прочь заработать, он их разыщет.
Я бросил шляпу в угол.
— Слава богу, с этим покончено. А как дела у тебя?
— Все готово. Кинопленки и заметки отправлены, фирма по продаже недвижимости присылает сюда своего агента завтра.
Я откупорил бутылку пива.
— А как наш архив? И винный погреб?
— Архив отправлен в банк на хранение. Винный погреб? О нем я не подумал.
— Распорядись упаковать бутылки и отошли их Джонсону.
Мы оба расхохотались.
— Идет! Ему нужно будет успокаивать нервы.
— А это? — я кивнул в сторону аппарата.
— Повезем с собой в самолете. — Он внимательно посмотрел на меня. — Что с тобой? Нервничаешь?
— Немножко.
Мы погрузили аппарат в машину, оставили ключи от студии в бакалейной на углу и поехали в аэропорт.
В кабинете Джонсона нас ждал ледяной прием.
— Ну, если это была шуточка!.. Где, по-вашему, можно найти людей, которые читают по губам японский? Или даже греческий, если уж на то пошло?
Мы все сели.
— Ну, что у тебя есть?
— Кроме головной боли? Вот, — он протянул мне короткий список.
— И когда ты их доставишь сюда?
— Когда я доставлю их сюда! — взорвался Джонсон. — Что я — ваш мальчик на побегушках, что ли?
— По сути, конечно. Перестань валять дурака. Ну так как же?
Мэре взглянул на лицо Джонсона и хихикнул.
— Ты-то что ухмыляешься, кретин?
Мэре не выдержал и захохотал. Я тоже.
— Валяйте смейтесь! Ничего смешного тут нет. Когда я позвонил в школу глухонемых, они просто повесили трубку. Решили, что я их разыгрываю. Ну ладно, об этом не будем. У меня в этом списке три женщины и один мужчина. Это дает вам английский, французский, немецкий и испанский. Двое живут в восточных штатах, и я жду ответа на телеграммы, которые им послал. Третий живет в Помоне, а четвертая работает в Аризонской школе для глухонемых. Больше мне ничего найти не удалось.
Мы обдумали положение.
— Садись за телефон. Обзвони все штаты, а если нужно — свяжись с Европой.
Джонсон пнул ножку письменного стола.
— Ну; предположим, мне повезет. Но зачем все-таки они вам нужны?
— Тогда и узнаешь. Ставь условием, чтобы они вылетали сюда немедленно. Кроме того, нужен просмотровый зал — не твой. И хороший судебный стенографист.
Он воззвал ко всем добрым людям — что у него за жизнь!
— Мы будем в отеле, — оказал я и повернулся к Мэрсу.
— Пока держите репортеров на расстоянии, но позднее у нас будет для них кое-что.
С этим мы ушли.
Джонсону так и не удалось отыскать никого, кто мог бы читать с губ греческий. Во всяком случае, такого специалиста, который говорил бы при этом еще и по-английски. Однако он снесся со специалисткой по фламандскому и голландскому языкам в Лейдене и в последнюю минуту нашел в Сиэтле японца, который работал там в консульстве. Всего, таким образом, мы могли рассчитывать на четырех женщин и двух мужчин. Они подписали с нами непробиваемый контракт, составленный Сэмуэлсом, который теперь вел все наши дела. Перед тем как они подписали контракт, я произнес небольшую речь:
