В конце XIX века французский писатель Шарль Сенио очень подробно описал Нэа — известную белую ведьму из Рошфор-антре, что в Бретани. Она протягивала руки к небу и вызывала подчиняющийся ей дух по имени Гнами — во всяком случае, жестикуляция производила на клиентуру неизгладимое впечатление.
В самом начале нынешнего века любопытный случай произошел на юго-западе Франции, в местечке Нерак: белая ведьма сказала мадам Делиа, что ту околдовал ее собственный муж, местный крестьянин. Она вместе с детьми ушла из дома, и в ее отсутствие отец и друзья семьи «разобрались» с колдуном: убили его в подвале и бросили тело в реку.
Почти за каждым таким убийством чувствовалось влияние местного «хитреца» или белой ведьмы — они продолжали заниматься своей древней профессией, поскольку люди нуждались в их услугах. В 1927 году в Германии колдун настроил крестьянина против жены: она якобы заколдовала стадо. На протяжении двух недель муж регулярно избивал несчастную женщину, чтобы выгнать из ее тела злых духов, в конце концов она умерла от побоев.
В середине 20-х годов Джейбеза Фью из Виллингхема, графство Кембриджшир, соседи обвинили в том, что он подбросил в спальню одной женщины белую мышь, в результате чего женщина была заколдована. «Дьявольская» мышь с такой яростью набросилась на кошку, что бедное животное было вынуждено спасаться бегством.
В 1928 году привлек к себе внимание всего мира американский штат Пенсильвания: когда человек по имени Ремайер, изобличенный как колдун, отказался дать прядь своих волос для того, чтобы повернуть чары, которые он якобы наложил на одного из жителей, соседи убили его.
Подобные события, о которых сообщали из разных частей света, способствовали стабильному страху перед черной магией и злыми духами. Например, в 1923 году в городе Эстремадура, в Испании, нашли в поле тело хорошенькой молодой пастушки. Она была жестоко истерзана, некоторые части тела отрезаны, полностью выпущена кровь. Мнение, что она стала жертвой вампиризма, подкреплялось доказательством: на горле девушки обнаружили крохотную ранку.
В феврале 1960 года один каменщик из Аргентины сознался, что проникал в спальни женщин, которым перекусывал горло и пил их кровь.
В периоды охоты на ведьм подобные убийцы считались сатанистами или вампирами, хотя сейчас нам совершенно ясно, что все они были жертвами того или иного психического или эмоционального расстройства, нуждающимися в медицинской, а отнюдь не оккультной помощи.
Однако вовсе не психические заболевания обусловили многовековую живучесть легенд о потусторонних силах и злых чарах, все объясняется намного проще и прозаичнее: дело в самом банальном страхе перед неведомым и непонятным, который испытывали простодушные люди, жившие в небольших, изолированных деревнях. Когда им казалось, что их жизни что-то угрожает (а во многих случаях для подобного мнения достаточно было одного косого взгляда соседа), ими овладевало агрессивное желание напасть самим. Сделав это — естественно, эффект был вполне впечатляющим, — они как бы ликвидировали воздействие непонятных сил, и ощущение подавленности проходило. В чрезвычайных случаях этого можно было добиться лишь уничтожением противника.
И хотя такие воззрения и условия жизни, их питавшие, сегодня постепенно исчезают, они тем не менее все еще существуют во многих районах Европы и Америки. Более того, в примитивных общественных устройствах они продолжают играть весьма важную роль, об этом мы узнаем из следующей главы, в которой рассказывается о пережитках прошлого.
Окончание следует
Эрик Мэпл Перевел с английского С. Кастальский
Геральдический альбом. Лист 8
Е сли бы правила рыцарской геральдики были приняты еще в эпоху античности, то, без сомнения, у Древнего Рима был бы герб, и его следовало бы считать первым гербом Италии. Но в XII веке, когда оформилось гербовое искусство, единой и мощной Италии уже не было, а титул императора Римского и корона итальянских королей принадлежали германскому королю и ассоциировались с его гербом — черным орлом в золотом поле. В стране, разделенной на республики, княжества и королевства, на протяжении столетий не было герба, который обозначал бы всю Италию.
При этом многие итальянские государства могли похвастаться собственным гербом, заслуженно знаменитым и эффектным. Таков был, например, герб герцогства Миланского — лазоревый змей, глотающий червленого младенца. Первоначально имелось в виду, что младенец выходит из змея, подобно сотворяемому миру, выходящему из первобытного хаоса; но со временем это толкование забылось, уступив место более мрачному... Не менее знамениты красные «шары» великого герцогства Тосканского — гласный герб правящей династии Медичи, намекавший на пилюли, которыми дальние предки герцогов — аптекари (медики)— пользовали больных. В Европе и за ее пределами был известен и уважаем золотой крылатый лев в лазоревом поле — герб Венеции, символизировавший евангелиста Марка, покровителя республики.
Сам же вечный город — Рим — стал центром Папской области. Вынужденная решать множество чисто светских вопросов, католическая церковь стремилась поддержать авторитет и независимость папы Римского, поставив его во главе собственного государства. Гербом папства как высшего церковного института еще в XIV веке стали скрещенные золотой и серебряный («разрешающий» и «вяжущий») ключи апостола Петра, перехваченные золотым шнуром, под папским венцом (тиарой). Фигуры изображались в поле червленого щита, а иногда и сами по себе, и тогда червленым изображался шнур: это распространенный геральдический прием. Символика герба указывала на права, полученные свыше святым Петром — права «решить» и «вязать» все дела церкви, и на то, что эти права унаследованы преемниками апостола Петра — папами.
Часто ключи понимались буквально: как отпирающие и запирающие врата рая. В действительности, по словам архиепископа Бруно Хайма, выдающегося геральдиста нашего времени, ключи «иносказательно обозначали абсолютный авторитет Христа, переданный Петру». Ключи были обращены вверх в знак того, что власть находящегося на земле папы достигает даже небес; при этом золотой ключ относили к небесной церкви, а серебряный — к земной. Крест, образованный ключами, должен был напоминать о распятии Христа. Шнур служил символом единства церкви... Раскрыть символическое значение тиары гораздо труднее. До сих пор не утихают споры о ее происхождении.
Первоначально она была просто белой конической шапкой. Возможно, она появилась между четвертым и седьмым веками и понималась как фригийский колпак, традиционный символ свободы и независимости (на сей раз — независимости папы от светских властей). Иногда тиару пытаются истолковать как разновидность митры (головного убора, носимого высшим духовенством при богослужении). Едва ли это верно, ведь папы совершали священнодействия, сняв тиару и надев митру. Вероятнее всего, тиара служила своего рода первосвященнической короной. Неудивительно, что к XIII веку она приобрела золотой обруч с зубцами наподобие монарших венцов и в то же время две ленты, свисающие изнутри — обычную принадлежность западноевропейской митры. На рубеже XIII и XIV веков папа Бонифаций VIII добавил второй зубчатый обруч. Вероятно, это должно было означать духовную и светскую власть папы. Вскоре появился и третий венец — возможно, в честь Троицы. Позднее три венца понимали как указание на то, что церковь борется, кается и торжествует; на три части света, известные европейцам в средние века, на то, что папа священнодействует, управляет и поучает... Наконец, в чине коронации пап тиара упоминается как отличительный знак «отца князей и королей, правителя мира». На это же, видимо, указывает и шар с крестом — держава, украшающая тиару со времени Юлия II (1503—1513 гг.). Не сразу была решена проблема — как помещать тиару в гербе.
Упомянем еще одну итальянскую державу — королевство Сардинское, с 1720 года бывшее во владении Савойской династии. Старинный герб Сардинии напоминал о борьбе с сарацинами: червленый крест в серебре, сопровождаемый по углам черными головами мавров. Но в XVIII веке вместо него почти всегда употреблялся династический — савойский герб с простым щитом, известным с 1239 года: в червленом поле серебряный крест. Таков же щит в гербе ордена св. Иоанна Иерусалимского (сегодня более известного как Мальтийский). По преданию, Амедей IV Савойский помогал ордену оборонять против турок остров Родос и в память о боевой дружбе уподобил собственный герб орденскому. Собственно, у савойских государей был и более ранний герб — черный орел в золотом поле (в знак близости к императору). Иногда о нем вспоминали, и тогда щиток с «родосским» крестом оказывался на груди орла.
