Меня, двух младших братишек и сестренку вырастила старшая сестра, потому что мать умерла через год после рождения младшей сестры, когда мне исполнилось всего пять лет, а Изабеле — старшей — одиннадцать. Отец говорил, что мать можно было бы спасти, но мы не имели возможности позвать врача. У нас просто не было денег, чтобы заплатить доктору. Мать все ночи кашляла. Я как сейчас слышу этот кашель. Думаю, у нее был туберкулез. Это при нашем-то климате...»
Я слушаю Жозе Сантуша и вспоминаю свой прилет на Мадейру.
Летишь на самолете несколько часов, далеко внизу и во все стороны — сине-зеленая бескрайность океана.
— Через несколько минут,— доносится из динамика воркующий голос стюардессы,— наш лайнер приземлится в аэропорту Санта-Катарина города Фуншал — столицы Мадейры, автономного района Португалии.
Самолет теряет высоту, вот он уже летит, почти касаясь колесами гребней внушительных валов, и... совершенно неожиданно катится по невесть откуда взявшейся среди волн бетонной полосе с посадочными огнями по сторонам. Мы на Мадейре. Впереди несколько дней островной жизни. Не так уж много, если представить, что площадь Мадейры — 753 квадратных километра (несколько менее территории Москвы), но и не так уж мало, если учесть, что большинство достопримечательностей и половина почти трехсоттысячного населения сосредоточены в Фуншале и его окрестностях.
В 1419 году каравеллы португальских мореплавателей Жоау Зарку и Тристау Тейшеры подошли к побережью незнакомого острова в Атлантическом океане близ берегов Африки. Первооткрывателей поразило обилие укропа, сплошным ковром покрывавшего в те далекие времена склоны гор. По-португальски укроп — фуншу. И когда тридцать три года спустя на этом месте возвели поселок, то его назвали Фуншал. Потом поселок вырос, стал городом, укроп на склонах гор весь вытоптали, но название осталось — город Фуншал, город Укропа.
Туризм дает примерно треть всех доходов этого автономного района страны. Но непосредственным обслуживанием туристской индустрии занято лишь около семи тысяч человек. В любом уголке Мадейры, где специально для туристов открыты рестораны, построены казино, процветают аттракционы с «местным колоритом»,— везде ощущаешь невидимую стену, отделяющую заезжую публику от островитян.
Туристы и трудовой люд Мадейры живут как бы в двух различных мирах, в разных измерениях. Бездонная пропасть отделяет обитателей отелей «Шератон» или «Жирасол», «Рейд» или «Касино парк» не только от рыбаков Камара-ди-Лобуш или крестьян Сантаны, но и от тех семи тысяч, что кормят, поят, возят туристов, выращивают для них фрукты и цветы, мастерят сувениры, убирают, чистят и ухаживают за иностранцами. Между ними — полоса глубокого отчуждения, и если в Португалии можно часто услышать, что Мадейра — райский уголок для туристов, то в действительности туристы выглядят чужеродным элементом на земле этого рая.
Коренные мадейрцы не бывают в отеле «Шератон», где за сутки, проведенные в номере, нужно выложить сумму, превышающую трехмесячный заработок рабочего банановых плантаций, где чашечка кофе стоит в девять раз дороже, чем в любой лиссабонской таверне,— 85 эскудо (почти полтора рубля на наши деньги). Но и иностранные туристы ничего не знают — не хотят знать — о жизни тех, чьими руками этот клочок земли в океане превращен в зеленую жемчужину — вторую такую трудно отыскать на нашей планете. Не знают о жизни 260 тысяч португальцев, уроженцев Мадейры.
Жозе Сантуш — один из них.
«В семь, самое позднее в восемь лет, все мои сверстники начинали работать по-взрослому. То есть я, например, и раньше трудился на отцовском огороде в полную силу, а тут поступил на работу, стал зарабатывать для семьи деньги.
Помню, как я впервые пошел на работу: это случилось в тот день, когда в семье стряслось большое несчастье — подох мул. Он умер от старости. Ему было почти сорок лет. Мулы живут очень долго, он достался родителям от маминого отца, моего дедушки. Этот мул — мы его звали Бониту (Бониту — красивый (португ.)) — у нас был как бы членом семьи. Если отцу и удавалось кое-как сводить концы с концами, то только благодаря Бониту. Как без него жить дальше? На себе овощи не потащишь, на нового мула нет денег. Бониту подох утром, а когда солнце село, я уже мыл кастрюли на кухне ресторанчика, что около муниципального рынка. Через месяц меня прогнали — нечаянно разбил стопку тарелок. Потом работал в разных местах: убирал мусор на рынке, продавал газеты, лотерейные билеты. А когда мне исполнилось десять лет, попал в один гараж. Считался учеником, но, конечно, никакой учебы не было: делал что прикажут. В основном сдирал старую краску с машин, поставленных на ремонт.
В том первом гараже мне здорово повезло: меня стал опекать один замечательный человек. Он долгое время ходил в море на иностранных траулерах, и, вероятно, поэтому походка у него была такая валкая, моряцкая, на левой руке татуировка — якорь и крест. Свою пышную шевелюру он постоянно теребил всей пятерней, особенно когда начинал размышлять о чем-нибудь вслух. И при этом улыбался.
Мне казалось, он знал все на свете, потому что никогда не отмахивался от моих бесчисленных вопросов, а растолковывал, разъяснял и, сейчас я понимаю, потихоньку наставлял меня на правильный путь. Не знаю, состоял он в коммунистах или нет, но это был честный и умный человек. Он работал у нас механиком. Учил меня грамоте. Через полгода я уже бойко читал и сносно писал. Потом он устроил меня в школу, а работать перевел в вечернюю смену.
Было очень тяжело. Мне шел двенадцатый год. Днем — работа, вечером — опять работа... Это я так считал. Рано утром, уходя из дому, говорил отцу: «Па, я пошел на работу!» — и направлялся в школу. Тетрадки и учебники мне покупал на свои деньги мой друг механик. Он говорил: «Человек должен о ком-то заботиться, должен оставить хороший след на земле. Я семьи пока не завел, вот и помогаю тебе. Мне это доставляет удовольствие, а для тебя — прямая польза». За полтора года я прошел курс трех классов. Наверное, все-таки мой механик был коммунистом. За несколько месяцев до Апрельской революции 1974 года его арестовали. Больше я его никогда не видел...»
...а это — рыбацкий порт в наше время.
Мадейра — остров гористый, здесь не найти обширных полей и больших равнин. Горы, холмы, долины... На побережье круто обрывающиеся в воду скалы. Год делится, пожалуй, всего лишь на два сезона — весну и лето. Но «райская» жизнь на Мадейре очень и очень трудная. Особенно у крестьян, составляющих большинство населения.
С мыса Жирау, выдающегося в море в 19 километрах к западу от Фуншала, с высоты шестисот метров открывается прекрасный вид на южное побережье острова: видны рыбацкий порт Камара-ди-Лобуш, зеленые банановые плантации и виноградники, куда ни глянешь — везде склоны гор расчерчены террасами, созданными руками человека.
По пути в Камара-ди-Лобуш мы остановились у подножия невысокой горы: на одной из террас мотыжили землю человек десять мужчин, женщин и ребятишек. По каменистой тропинке, осторожно придерживаясь за колючие ветки кустарников, я поднялся к ним. Оказывается, две крестьянские семьи копали картофель на небольшом, около четырех соток, участке. Работа, видимо, подходила к концу — на краю террасы уже стояли три джутовых мешка, наполненных крупными клубнями.
На каждую семью здесь приходится примерно по полгектара земли, только участки разбросаны по разным местам и на разных высотах. На этой террасе и еще на двух выращивают картофель, кроме того, есть виноградники, а около домов высажены бананы.
На острове везде вертикальное расположение культур. В долине — банановые плантации, чуть повыше — виноградники, еще выше растут картофель, бахчевые культуры, другие овощи. В горах на севере пасут скот, в основном овец.
Некоторые деревни чисто ремесленные. Там плетут из лозы мебель, корзинки, сумки, подносы, женщины ткут кружева.
Сколько же сил требуется, чтобы вырастить картошку на террасе! Ведь добраться сюда можно, только преодолев пятидесятиметровый склон изрядной крутизны. Хозяин участка рассказал, что сначала необходимо эту террасу сотворить: расчистить склон, выровнять его, сложить из камней стенку, мешками натаскать из долины почву, удобрить ее морским илом, потому что химические удобрения из магазина мелкому крестьянину не по карману. И только потом можно сажать на террасе картошку. Дальше — ежедневные челночные походы: вверх-вниз, вверх-вниз. Окучивай, снова таскай ил, поливай... Хватает ли на жизнь? Крестьянин прячет улыбку, молчит.
В разговор вступает женщина:
— А ты скажи, если человек спрашивает. Конечно, не хватает! Цены-то на все сумасшедшие. А перекупщики?
Бога не боятся! Ребята в школу не ходят, книги не на что купить. Муж работает с зари до зари, я тоже спины не разгибаю...— Женщина в сердцах хватила мотыгой о землю...
